Пять Защит был не уверен в том, явь ли это. Но тут боль в боку пронзила его, так что пришлось признать, что он не бредит.
Пять Защит огляделся: он лежал на кровати, застеленной шкурами, комната слабо освещалась, в воздухе чувствовался тяжелый аромат благовоний. Рана оказалась умело перевязанной.
— Выпей вот это! Я приготовила смесь из целебных трав и просяной муки, — негромко проговорила прекрасная незнакомка на тибетском языке.
Она поднесла к губам Пяти Защит керамическую чашу с отваром, от которого поднимался пар. Когда девушка помогала ему принять горячее питье, молодой человек ощутил мягкость и тепло ее рук, нежно прикасавшихся к его лицу.
— Где я? — с трудом произнес он, почувствовав приступ боли, когда попытался сесть.
— В моем доме. Меня зовут Ярпа. Это место называют «там, где небо рядом». Я жрица культа бонпо. В этой долине я служу Девяти Божествам Света, обитающим в вышине… Я нашла тебя тут, неподалеку. Тебе повезло. Ты потерял много крови, но ее осталось еще довольно, чтобы выжить, — с улыбкой заметила девушка.
— Мне хочется пить! — признался Пять Защит.
— Так и должно быть. Ты здесь уже два дня. Тебя чуть не убила лихорадка.
Она налила еще одну порцию целебного напитка, на этот раз махаянист выпил его с меньшим трудом.
— Со мной была собака, — пробормотал он, внезапно вспомнив про Лапику и оглядевшись.
— Сначала она меня к тебе не подпускала. Но потом поняла, что я не угрожаю, и успокоилась. Я устроила ее тут, по соседству, под навесом, привязала к одному из столбов. Она будет рада видеть тебя снова, — сказала Ярпа.
Вскоре ослабевший и потерявший много крови Пять Защит вновь уснул.
В течение последующих дней и ночей он почти не ел, но регулярно принимал целебный отвар, много спал, а Ярпа заботливо ухаживала за ним, пока наконец он не смог подняться с ложа и потихоньку выйти из дома. Опираясь на плечо Ярпы, он невольно прикасался к ее шелковистым волосам и от этого испытывал смущение и волнение, а жрица бонпо подбадривала его и улыбалась.
Жилище Ярпы лепилось к отвесной скале, над ним простиралось потрясающей синевы небо, а чуть в стороне красовалась пенистая белая корона цветущего дерева удумбара, которое расцветает так редко, что мало кому удается увидеть это зрелище.
После многих дней немощи Пять Защит с наслаждением созерцал величественную природу Страны Снегов; запахи и цвета казались ему незнакомыми и удивительными. Здесь, на Крыше мира, ему представилось, что привычная череда вещей меняется, обретая иную длительность и иной смысл…
— Ты не хочешь немного пройтись? — мягко спросила Ярпа, очаровательно улыбаясь. — Там, повыше, есть выступ, с него открывается вид на всю долину.
Пять Защит сделал несколько неуверенных шагов, и она подхватила его под руку, чтобы поддержать. По сравнению с Умарой кожа у жрицы бонпо была шершавой. Но от этой женщины, от ее волос исходил дурманящий аромат, немного напоминавший запах перца и других острых специй. Ярпа была диковатой, но привлекательной, манящей.
Поднявшись на скальный выступ, неподалеку от которого щипали траву несколько коз, юноша увидел крошечные каменные домики, тут и там прилепившиеся к склонам зеленой долины. Они казались слишком маленькими на фоне огромных гор.
— Эти разбросанные дома составляют одну деревню, там живут те, кто поклоняется культу, которому я служу, — пояснила Ярпа, стоявшая бок о бок с юношей на скале, поросшей желтоватым лишайником, расписавшим темно-оранжевыми параллельными полосами поверхность камня, словно это были следы от когтей чудовищного дракона.
— Как повезло тебе, Ярпа, что ты живешь здесь! — воскликнул молодой человек, потрясенный.
— Что мешает тебе остаться здесь вместе со мной? На все воля Девяти Божеств! — рассмеялась она.
Он взглянул на девушку, чтобы понять, шутит она или нет.
— Мне нравится мысль, что на Крышу мира меня привел кто-то из них! — весело ответил он.
— Кто знает! Надо у них спросить, — отозвалась жрица бонпо с забавной серьезностью.
Вместе с Ярпой Пять Защит наслаждался красотой природы, любовался на цветущие эдельвейсы, гигантский аронник, лилии, дикие орхидеи, мошник и рододендроны; молодые люди смеялись, словно шаловливые дети. Потом они вернулись к домику…
С этого дня Пять Защит быстро пошел на поправку.
Он гулял по горам с милой жрицей, за ними брела Лапика. Горы восстанавливали гармонию духа, утраченную махаянистом. Время от времени раздавались резкие крики сурков, вокруг порхали огромные разноцветные бабочки, а над головой проносились птицы.
Ярпа говорила нечасто, не задавала никаких вопросов. Пять Защит чувствовал себя здесь беззаботным и защищенным от любых напастей. Однажды вечером он растянулся на ложе, намереваясь заснуть, как вдруг ощутил мягкое прикосновение, словно это были два крыла, повеявшие на него легким, пьянящим дуновением. И он понял, что хозяйка дома рядом с ним. Обычно в этот час Ярпа устраивалась на ночь в соседней комнате, на узкой кровати.
Юноша сел на ложе и взглянул на нее.
Лицо тибетской красавицы освещал отблеск пламени, горевшего в очаге. В глазах жрицы бонпо светились такая нежность и печаль, что девушка казалась еще прекраснее. И внезапно Пять Защит испытал неудержимое желание прикоснуться к ней, обнять ее.
Она, словно давно ждала знака с его стороны, рванулась, как самка снежного барса кидается на добычу, с неожиданной, почти свирепой горячностью. Губы их сомкнулись, и юноша почувствовал язык Ярпы у себя во рту, влажный, настойчиво проникающий между зубов, — Пять Защит был потрясен и смущен такой смелостью. Он чуть отшатнулся, но опытная женщина не собиралась отступать. Она взяла его голову обеими руками, страстно прижалась, он почувствовал, как дрожит, вибрирует ее тело, и в ответ на это его естество отозвалось сладостной истомой.
Пять Защит чувствовал себя счастливым и опустошенным одновременно. Временами перед его мысленным взором являлось нежное лицо Умары, но даже оно не могло остановить его: страстная энергия Ярпы заполнила его, снесла все хрупкие барьеры. Он становился таким же диким и неуправляемым, как и молодая жительница Тибета. Его руки, губы, все его тело теперь принадлежали ей и только ей. На ложе, застеленном мохнатой шкурой яка, в объятиях пылкой горянки, он избавился от мыслей и воспоминаний, от терзавшего его горя, он обрел счастье — простое и чувственное. А потом мирно заснул рядом с жарким женским телом и спал глубоко и ровно, без снов, до самого утра.
— Я дурно поступил! — сокрушенно заявил Пять Защит утром, склонив голову над чашкой теплого молока с медом.
— Почему ты так говоришь? — удивилась Ярпа. — Мы действовали в полном согласии, как Цангпа и Чучам, повелители Неба, породившие девять сыновей и девять дочерей, которые, в свою очередь, родили по девять сыновей и девять дочерей каждые, так что постепенно их потомство заселило всю землю!
— Я не знаю, кто такие Цангпа и Чучам!
— Наши ритуалы посвящены этой знаменитой супружеской паре: повелитель Неба спустился на вершину одной ивы, выгнутой, как радуга, и там оставил синюю кукушку; эта птица опустилась на голову повелительницы Неба; она трижды взмахнула крыльями, и тогда вспыхнули два луча, исходившие из ее детородного органа, — белый и красный, — они прошли сквозь тело повелительницы Неба, снизу до макушки. Я чувствовала, что прошлой ночью такие же лучи исходили от тебя, проникая в меня!
— О, прекрасная Ярпа, но сердце мое уже принадлежит другой!
— Я тебе не нравлюсь? — Она прижалась к нему так, что он вновь ощутил ее пьянящий аромат.
— Я совсем не это хотел сказать, просто мне нужно уходить! — выдавил он с тяжким вздохом.
Но загадочная тибетская красавица ничуть не смутилась. Напротив, бросилась пылко ласкать его, как будто получила новые силы…
Юноша с тревогой отметил, что каждый день ритм и сила их любовных игр-схваток только нарастают и он стал невольным пленником Ярпы, как птица, попавшаяся на приманку.