Грядут ритуал, похоронщик, могила.
Пока только муха под левым виском.
Умерший, как статуя, павшая навзничь,
познавшая бури, удары и муть.
Почти что растёкся, как парочка займищ,
какие плодов, рыбы не принесут.
Одет во всё то, что имеет старьёвщик.
Бедняцкая жизнь была в тягле оков.
В коморке бытует почивший фруктовщик
средь дюжины пыльных, сушёных цветов.
За ширмой туч
За ширмою облачной и зачернённой
портретность луны сероликой, седой,
какая глядит из-за тьмы воронёной
на город кирпичный и немолодой.
Они с ним, хотя и чужды, инородцы,
почти побратимы, ровесники сна.
Она, будто свет при сиденьи в колодце,
а я, словно рыбка, что смотрит со дна.
Взираю на яркость кружка, как монету,
которая светит, горит и блестит,
в тиши созерцая скончание лета
в присутствии кошки, как серый гранит.
На пару во тьме, что наполнена кругом
и звёздами снизу, как капельки брызг,
глядим из пещеры на мрак-мифотворца,
из стёкол жилья на просторную высь…
Наталии Воронцовой и кошке Маньке
Памятующий
В свежем подпитии, славном хмелю
в месте привычном, среде обитанья
мысли и чувства слегка тереблю
и памятую о прошлых свиданьях.
Помнишься ты, новогодняя ночь,
лучшее виски и бег кинокадров,
кошка лохматая, будто бы хвощ,
споры о Боге, морали и падре.
В думах гирлянды и ёлка в тиши,
брызги шампанского, вылеты пробок,
темы о прошлом, про власть и гроши,
голые плоти, фужеры и тропы.
В памяти пенная ванна и страсть,
сотни стихов и историй в деталях,
чайно-кофейно-конфетная сласть
и представленья о будущих далях…
Наталии Воронцовой
Секреты, унесённые в могилу
Умру, не сказав всем любимым о важном
не дописав неготовых стихов,
не нарядившись в костюм эпатажный,
не объяснив всех поступков и снов,
не отомстив злополучным вражинам,
спор не закрыв или сдачи не дав,
и не забрав пуд долгов у скотины,
не вбив разумности в баночки глав,
не завершив книги, начатой плавно,
не дав наглеющим метких острот,
не став богатым, известным и славным,
не указав, что я крал в дни суббот,
не взяв от жизни и счастья не встретив,
и не возвысив рабочую честь
не научившись играть на кларнете
и не признавшись про давний инцест…
Очищение Земли
Как усмирялся ковчег-звероферма?
Хищничий голод сильнее ж плетей.
Вой и жужжание, выплески спермы -
адские сцены средь мрака и дней.
Смрад, бесконечность потоков навоза.
Топоты, крылья и шум обезьян.
Шерсть от животного, общего чёса.
Ад коммунальный средь мёртвых землян!
Не уследить за съеденьями слабых.
Орды жующих и воющих ртов.
Как выживали киты или крабы?
Что ели хищники, твари лугов?
Лодка внутри, как вертеп и инферно.
А за бортом трупы, тонны воды.
Общий пейзаж – чумовой, атмосферный.
Живность в накале, разгаре беды.
Игры, удары копыт и погони,
гвалт, стрекотанье, концертный разлад,
дичь под ещё неизвестной иконой.
Оргия, жор никого не щадят!
Пары микробов, гиен, землероев
делали вид, что природа права.
Люди-смотрители – просто герои,
что не сошли от такого с ума!
Жуть разношёрстного, дикого сброда.
Совокупления всяческих жил.
Месть от убийцы, Творца-сумасброда.
Ужас, что Ной за потоп пережил!
Низменность высокотехнологичного века
Обабились жёны в ролях свиноматок.
Мужья поспились, ожирели в тоске.
Детишки тупы от макушки до пяток.
У девок колечки на каждом соске.
А в выборных урнах похожие бланки.
В квадратиках галочки – стайная тьма.
Понижены властью моральные планки.
На месте ДК вавилоны-дома.
