Нормальных людей и не привыкших верить слухам истинных АРИСТО приглашаем завтра прогуляться на набережную Невы и лично убедиться, как похорошел Петербург без всем надоевшей крепости…

В принципе меня эта статья особо не удивила. Видал я в своем родном мире и более дикую ложь в СМИ, так что эта заметка еще была более-менее. Разве что с утверждением об отсутствии погибших журнашлюхи чуть перегнули палку. Да и отреставрировать за ночь поврежденную набережную, чтобы она выглядела, как на прилагавшейся к статье отретушированной фотографии, Павел Стальной вряд ли успеет.

Статья была только что опубликована, буквально пару минут назад, так что поверили ли в неё магократы, пока что было неясно.

Я заглянул еще на канал «Северной Пчелы» — самого авторитетного издания в стране, которое вроде принадлежало изгнаннику Михаилу, но особо за него не топило, чтобы так и оставаться легальным в России. Но «Северная Пчела», как и было положено авторитетному изданию, ограничилась лишь голыми фактами:

Центр Петербурга частично разрушен. Петропавловской крепости больше нет. Есть погибшие и жертвы. Подробности через несколько часов, мы работаем.

Впрочем, даже такая короткая заметка явно вызвала неудовольствие Охранки. На моих глазах из статьи исчезла сначала фраза про погибших и жертв, а потом и обещание подробностей через несколько часов.

Вот что в Империи было налажено оперативно, так это цензура публичных интернетов. Я хотел было глянуть еще парочку новостных агентств, но в этот момент посреди избы завертелись голубые вихри…

Тая тащила на руках громадный скелет, одетый в древние сапоги, и была вся мокрая до нитки. Двое её родичей были не в лучшем состоянии.

Я встал из-за стола:

— Решили искупаться, дамы и господа? Ну и как водичка?

— Очень смешно, Нагибин, очень, — огрызнулась в ответ Тая.

Девушка положила скелет на свободную лавку, а потом скорее прошла к печке и стала выжимать прямо на пол свои роскошные синие волосы.

— Подземный ход затопило, — доложил мне желтобородый Кабаневич, — Видимо, в подземелье прорвалась Нева, а само оно разрушилось вскоре после солярис-бомбардировки. Так что все заключенные, которые остались там, мертвы. Увы. Но они умерли еще до затопления — их просто раздавило потолком. Так что спасти нам никого не удалось.

— Ага, и второй скелет тоже пропал, — пробурчала Тая, — Его просто раздавило в костяную пыль.

Я в принципе уже догадался, что это за скелеты, и где их Тая взяла.

— Ты же вскрыла усыпальницу Петропавловки? — догадался я.

— Да, — подтвердила Тая, — Пока ты лазал по казематам, я наведалась в усыпальницу. Благо, мне для этого хватило одной минуты. После того, как с колокольни сорвало шпиль, защищавшие царскую усыпальницу древние заклятия развеялись.

— И тот скелет, который раздавило в подземелье, принадлежал…

— Софии Первой, Багатур-Булановой, — продолжила мою фразу Тая, — Основательнице царской династии.

Я разглядывал второй скелет, тот который Тае удалось спасти — этот был высоким, но с маленьким черепом.

— А вот это… Это то, что я думаю, Тая?

— Именно, — подтвердила девушка, прислоняясь к печке, от одежды Таи повалил пар, — Это скелет Петра Великого. Одна из самых ценных вещей во всей России. И уж точно самый ценный скелет во всей стране.

Старуха-хозяйка избы подала мне поздний ужин — форель, запеченную с луком и морковкой в горшке, плошку моченой клюквы и пол каравая ржаного хлеба. Еще она принесла чайник душистого чая с травами и бутыль брусничной настойки.

Я поблагодарил Анна Киприановну, а Таю с кабанчиками отослал в село, не пригласив к ужину. Мне нужно было провести кое-какие конфиденциальные переговоры, не предполагавшие лишних ушей.

Оставшись в уже жарко натопленной избе в компании умирающего узника, лежавшего на одной лавке, и скелета Петра Великого, расположившегося на другой, я первым делом выпил рюмку пряной брусничной в качестве аперитива, потом принялся за еду.

Рыба оказалась вкусной и горячей, луковицы в этом кушанье были запечены целиком, на манер картошки, но оказались сочными и не слишком жгучими. Видимо, потому что были приготовлены особым образом, так что вся горечь из них ушла, оставив только аромат.

Хлеб был мягким и вкусным, настойка — тоже выше всяких похвал. Я проглотил пару ложек основного блюда, потом заел хлебом, который я посыпал моченой клюквой, выпил еще рюмку настойки и только после этого полез в свой магограмм.

К счастью, магограмм сохранил все мои контакты, так что я набрал герцога Кабаневича. Герцог, как и всегда, ответил не сразу. То ли занят, то ли просто делает вид, что занят.

— Приветствую, барон. И поздравляю вас с победой.

— Это пока еще не победа, — сообщил я, — Решающий бой еще впереди. Мои соболезнования по поводу гибели ваших родичей и людей, герцог.

— Для меня важно, чтобы их смерть была ненапрасной, — вкрадчиво произнес герцог, — Я надеюсь, Тая на этот раз себя хорошо показала?

— Да, просто отлично. Жаловаться мне на что. Она была умницей.

— Рад это слышать, барон.

— Когда вы планируете вернуться в Россию?

— Не раньше, чем вы дадите мне стопроцентные гарантии безопасности, — усмехнулся Кабаневич, — И насколько я понимаю — до этого еще далеко. Вы в курсе, что ваше поместье окружено спецназом Охранки? Как и моё, кстати.

— Это было ожидаемо, — подтвердил я, — Но вашим людям дан приказ взорвать моё поместье к чертовой матери в случае, если самозванец решится на штурм. Так что лабораторию Паша Стальной не получит.

— Это понятно, — ответил герцог, — Только вот моим людям, которые сидят в вашем поместье, неплохо было бы телепортироваться перед взрывом. Там десяток моих родичей, включая Аристарха и Аристотеля, а эти мне уже дороги, барон…

— Так какие проблемы? Они активируют взрыватель, потом телепортируются…

— Хех, — сухо хохотнул герцог, — Такая опция у нас будет только ближайший час, барон. Потом спецназовцам, которые оцепили ваше поместье, подвезут Камни Ивана Грозного. И тогда мои сыновья уже не смогут свалить. И я не уверен, что одобрю ваш приказ взорвать лабораторию, если там будут мои дети… Вы понимаете?

Я, разумеется, понимал:

— Послушайте, герцог, я бы связался с самозванцем немедленно и начал бы переговоры, но… Он сам должен пойти на контакт. Он должен просить о примирении, а не я. У меня в руках мощные козыри против него. Он в уязвимом положении, он должен это понимать.

— Вы про Павла Павловича?

Я бросил взгляд на узника, лежавшего на лавке. Разумеется, Кабаневичи уже доложили о нём герцогу.

— Я не уверен, что это Павел Павлович, — честно признался я, — Но если это он — самозванец, пожалуй, у нас в руках.

— И почему бы нам не уничтожить его, барон?

Вот это, кстати, был хороший вопрос.

— Не сейчас, — ответил я, — Позже. Сейчас не время.

— Мда, барон, я понимаю. Но и вы поймите — мой покровитель, в Париже…

— Изгнанник Михаил? Вы что, говорили ему, что у меня в руках Павел Павлович?

— Нет, — сухо произнес герцог, — Пока нет. Но живой Павел Павлович Михаилу ни к чему, как вы сами понимаете. Как и вам, если вы все еще претендуете на трон…

— Я претендую на трон, — дерзко заявил я, — Даже не сомневайтесь. И я очень надеюсь, что вы поддерживаете именно мои претензии, а не Михаила.

Герцог, разумеется, не стал прямо обозначать свою позицию в этом вопросе, такое было бы слишком не в духе Кабаневича.

— В любом случае, время переговоров пришло, — сообщил герцог, — Мне звонила канцлер Жаросветова. Она требует беседы с вами. Самозванец дал вам час, чтобы выйти на связь. После этого он угрожает пойти на штурм вашего поместья, а мою вотчину вообще разнести ракетами. А у меня там трое моих жен, человек пять детей и еще несколько внуков. Это уже не говоря о челяди и о том, что мой фамильный замок стоит миллионов триста. Мне не хотелось бы его терять. Так что не подведите меня, барон.