А обстановка в кабинете накалялась всё больше и больше.
—… Ника, не суйся к нему. Пожалеешь! Он сам разберется. Оставайся в офисе, тут и так завал.
— Я так не могу, — её голос, недавно вопивший что есть мочи, упал до едва различимых вибраций. — Ему нужен хороший адвокат. Почему ты не поехал с ним?
— Потому что Егор сам кого хочешь поставит на место.
— Нет, — она заметалась по комнате, выстукивая каблуками по паркету, а потом в приемную распахнулась дверь. — Я еду к нему. Так нельзя.
— Ну и дура! — психанул Вал.
Она никак не отреагировала – спотыкаясь, практически бегом, направилась к выходу, оставив после себя удушающий шлейф парфюма даже не взглянув на меня.
Я несмело заглянула в кабинет.
— Можно?
Вал мазнул по мне настороженным взглядом и глубоко вздохнув, указал кивком на стул.
— Проходи, только двери закрой. Ты разве сегодня не в отгуле? — подошел к открытому окну, прикурил и затянувшись, выдохнул на улицу густое облако дыма.
— Я на полдня отпрашивалась. Вал, если Егора прессуют из-за того случая, то я тоже могу написать заявление. Вот, смотри, — оголила плечо, показывая на синюшно-бордовые синяки, и приподняла рукава, демонстрируя такие же запястья. — По-нормальному, я ещё в пятницу должна была пойти в милицию.
— Успокойся, тут нет твоей вины. Всё намного глубже и…
— Это Тимур, да? — перебила, заломив руки. — И Юхимов с ним в одной связке. Что ему нужно?
Валентин вернулся к столу и сел напротив, продолжая придирчиво изучать мое состояние.
— Я задам один вопрос и хочу на него честный ответ. Подумай, сможешь ли ты его дать, потому что ситуация реально серьёзная.
Я без лишних раздумий кивнула, устав мучиться от нахлынувшей тревоги. Вал впервые говорил со мной открыто, без издевки, доверчиво заглядывая в глаза. Я не могла подкосить неожиданно возникшее между нами шаткое ощущение тонкого, связующего звена под названием «Егор», но и открыться так сразу не могла. Слишком свежа рана от продемонстрированного пренебрежения.
— Почему ты не рассказала Удовиченко о Берднике? Что тебя сдерживало? Мне реально интересно. Я до сих пор не могу понять, как он мог вестись на твой обман? А то, что он не в курсе многих, хорошо известных тебе моментов – это факт.
В носу защипало, а подбородок задрожал от непрошеных слёз. С шумом втянула в себя воздух, успокаивая неровно бьющееся сердце, устав от обжигающего изнутри чувства. Боялась, что Вал зайдется гомеровским хохотом, узнав правду.
— Я просто взвесила все «за» и «против» и посчитала, что месть Егора в сто крат страшнее. Только и всего.
— Я не верю тебе.
— Твои проблемы, — чтобы казаться более менее спокойной, до боли прикусила изнутри щеку. К чему сейчас эти расспросы? Я всё сказала ещё тогда, обливаясь слезами у стен «ТехМаша» и он вынес свой приговор. Как и Егор. Я даже не обижаюсь. Расплачиваться, так расплачиваться.
Вал затянулся, откинувшись на спинку стула. В приемной во всю разрывались стационарные телефоны. Его тоже не умолкал. Но никто не спешил отвечать. Он продолжал шарить по мне взглядом, пытаясь отыскать признаки неискренности, я же храбрилась, отвечая с вызовом.
— Чем я могу помочь? Я чувствую себя виноватой.
— Я же сказал, на этот раз ты ни при чем.
— Егор… он действительно дал наводку на Юхимова?
— Не знаю, — Дударев потушил сигарету о пепельницу и взъерошил волосы. — Мне не удалось с ним нормально поговорить. Знаю только, что в субботу у него состоялся телефонный разговор с Удовиченко, после которого у Егора снесло крышу. В любом случае, его причастность к избиению Валерона ещё стоит доказать. — Многозначный, насыщенный взгляд и я похолодела.
— Как и покушение на Тимура?
Он утвердительно кивнул.
— Жаль, нельзя грохнуть. Слишком влиятельные люди за ним стоят, но показать, что перегнул палку – нужно обязательно.
Подобные откровения не ужасали. Нет. После всего пережитого – это как должное. Как дань.
— И что теперь будет?
Вал отвёл взгляд в сторону, опустив голову. Я видела, как он боролся с собой, не решаясь выговориться. А потом, кивнув своим мыслям, устало улыбнулся.
— Любой пиар – это пиар, каким бы он не был. Я всё же надеюсь, что Егор не причастен к теперешнему состоянию Валерки. Он бы не дурконул так. Но Удовиченко выгодно, чтобы все подозрения упали на него. Тем более, что…
— … есть свидетели, как он грозился его отдубасить, — убито закончила я. — Но ведь Юхимов тоже угрожал!
Он посмотрел на меня серьёзно, снова потянувшись за сигаретой, и покрутил её между пальцами.
— Сейчас это против нас. Сунемся – подставим Егора. Я и нашим сказал не геройствовать. А то получится, что у Егора и повод как бы был. Нет, Лидок, сейчас нужно выдержать удар и не погореть на мелочи. Доказать, что ты не тот, кем тебя пытаются выставить. И Егор докажет, вот увидишь. Уроет всех рылом в их же дерьмо и рассчитается по полной.
Сколько мыслей в голове, столько же и вопросов. Мне, например, было интересно, почему тот, кто числился в категории каких никаких друзей, вдруг начал ставить палки в колеса, наплевав на многолетнюю дружбу отцов переметнувшись в лагерь врага?
Вал потянулся к галстуку и рывком потянул за узел, освобождаю шею от удавки.
— Не смотри на меня так, — вытянул длинные ноги, зыркнув исподлобья. — Уж кто-кто, а ты должна быть в курсе. Сама знаешь, где они все у Егора, — и демонстративно сжал увесистый кулак. — Вот здесь, с*ки еб*чие. Что Журавлев, продажная сволочь, что родственничек его Моренко, а дальше всё знакомые рожи: Удовиченко, Молоков — все они чувствуют конец их эпохи и пытаются кто как может навредить самому ценному – авторитету. А его не купишь ни за какие деньги, понимаешь? И не восстановишь потом, как бы не рвал задницу.
Я пришиблено поглощала услышанное осознавая с горечью, что стала разменной монетой в чужой игре.
— Не понимаю, ради чего всё это? «Прорыв» всего лишь партия, пускай и мега популярная среди народа. Но не будь её, была бы другая, так ведь?
Вал наклонился к столу и начал рыться в ящиках.
— Держи! — протянул мне какой-то список. Оказалось, кандидатов в мэры. — Кого ты видишь на первом месте? Кто по данным соцопроса лидирует по всем категориям?
Я во все глаза уставилась на фамилию Егора. Почти девяносто три процента избирателей проголосуют за него этой осенью. Но как? Он ведь не выдвигал свою кандидатуру.
— Я и не знала, — теперь все детали головоломки стали в одно целое.
— Никто не знал, даже Студинский. Не знаю, зачем я всё это тебе говорю. Возможно, просто хочу верить, что если до этого не предала, то и впредь не предашь. Вряд ли бы Егор одобрил сей порыв откровенности. — Постучал пальцами по столу и хмыкнул, заметив, как я опустила глаза. — Ладно, не будем бередить старые раны. От этого никому не станет легче. Дело в том, что на пост мэра Егора толкает Бердник со своими единомышленниками, которые ополчились против Журавлева и той силы, что прикрывает его спину. За каждым, Лида, за каждым всегда были и будут стоять те, кому выгодно диктовать свои условия. А Егор что? Не хочет он этого. Не стремится стать марионеткой в чьих-либо руках. Вот так и живем. — Вздохнул, наконец, соизволив посмотреть на входящий звонок, и произнес, заглядывая мне в лицо: — Иди, Матвеева, и не бери дурного в голову. Он прекрасно знал на что шел, возобновляя старые связи с Генкой. Они друг друга стоят. Давай, работаем по старой схеме.
На глаза навернулись слёзы. Быстро встала, пряча их за завесой волос.
Он ещё что-то хотел сказать, задержав меня взглядом, а потом махнул рукой, отвечая на звонок.
Я вернулась в приемную и убито опустилась за стол. Получается, я сама подтолкнула Егора к Берднику. Я! И больше никто. Он отстоял «ТехМаш», нашел груз, но какой ценой?
Мне всё равно. Мне должно быть всё равно. Перед глазами пронеслась голая я и захмелевший Егор так реалистично, словно это было вчера. Разве этого не достаточно? Достаточно. Почему же тогда так плохо?