Детский неровный хор подхватил обещание и разнес по всему детдому. В их наивных, не по годам серьёзных глазах светилась такая доброта и надежда, что Лида едва сдерживалась, чтобы не разреветься. Это было так трогательно. Была готова к подобному, но не настолько. Особенно расстроила  трехлетняя девочка, схватившаяся за её сарафан с самого начала. Её вопрос: «А почему ты не хочешь стать моей мамой?» лишил дара речи.

— Потому что Лида Ивановна ещё слишком молода, чтобы становиться мамой, — поспешила на помощь нянечка, забрав девчушку к себе на руки. — Разве тебе не достаточно моей любви? Смотри, я могу и обидеться.

Пухлые ручки сомкнулись вокруг шеи няни.

— Не-е-е, Юрьевна, я тебя ни на кого не променяю.

В застиранных кофточках и сарафанчиках, потертых штанишках, дети сгруппировались вокруг своих миниатюрных столиков и застыли в ожидании приготовленных угощений. Сколько неподдельного восторга светилось в их глазах. С каким трепетом они рассматривали пирожные, вафли, мармеладки. С каким упоением пили соки. Лида не выдержала – незаметно выбежала на улицу, спряталась за микроавтобусом и принялась вытирать проступившие слёзы. Семёновой и Дударева нигде не было.

Из салона вынырнул Сан Саныч:

— Что, разбередили душу?

Она кивнула, не имея возможности ответить.

— Да-а-а, есть такое дело. Я каждый год приезжаю сюда с Егором по несколько раз и всё не могу привыкнуть. Люди к собакам проявляют больше человечности, чем к собственным детям.

Лида удивленно посмотрела на водителя.

— Так Егор Андреевич тут не впервые? — странно, почему тогда не захотел ехать?

— А то! В этом году уже второй раз наведывается. Зимой привозили кое-какую посуду и оборудование для спортзала. И отдых в нашем оздоровительном санатории проплачивает и разные поощрения преподносит. Таким детям ведь что важно? Знать, что они не брошены на произвол судьбы. А попробуй всех обогреть? Сложно. Сама убедилась, каково это. Так там малышня, им мамку подавай, родительское тепло и уют. А что говорить о тех, кто на пороге самостоятельной жизни?

— Им ещё сложнее, — согласилась Лида, совладав с эмоциями.

— Вот. За спиной никого нет, первые шаги должен сделать сам, без чьей-либо поддержки. Тяжело. И доказать, что в мире есть и хорошее, ох как не просто. У них озлобленность на этот самый мир ещё с горшка привита.

Стоило Сан Санычу вернуться вместе с Матвеевой в игровую комнату, как на нем сразу повисло человек десять.   

— У меня когда спрашивают, есть ли внуки, я отвечаю, что есть, — улыбался он, катая на себе непосед. — И когда уточняют сколько, я с гордостью отвечаю – двадцать пять. Ты бы видела их лица, — продолжил смеяться, вытирая испарину со лба. — А я так скажу: чужих детей не бывает. Сделай доброе дело и когда-нибудь это добро вернется.

Лиду усадили на крошечный табурет и принялись сооружать на голове своеобразную прическу с множеством лент, заколочек и бантиков, и главное, делали это с таким усердием, словно готовили на конкурс красоты.  

— Давай ты будешь нашей принцессой, а дедушка Саша – драконом? — предложила Лиза.

Лида не успела и рта открыть, как громогласный рев вынес вердикт вместо неё. Пришлось Сан Санычу скакать на импровизированном коне, дышать огнем и пытаться похитить Матвееву с высокой башни. Лида так влилась в игру, что не сразу увидела застывшего в дверях Егора. Её прятали, таскали за собой по всей комнате, меняя место дислокации, отбивались от дракона мягкими игрушками и наперебой пытались защитить. В общем, было весело.

Когда уже с Сан Саныча пот катился градом, а ей самой не помешало бы привести себя в порядок, Егор подал голос:   

— Можно мне похитить вашу принцессу? 

Лида резко повернулась, встретившись с насмешливым взглядом и смущенно опустила голову. На волосах творилось черт знает что, а он рассматривал её словно обложку журнала, подмечая каждую деталь, каждую эмоцию, отразившуюся на взволнованном лице.

Малышня вмиг застыла, во все глаза уставившись на вошедшего дядьку, а потом с визгом бросились к нему на шею, позабыв о драконе с принцессой. 

— Дядя Егор!..

— А покатай на лошадке…

— Что с твоим глазом?

— А это больно?..

— Да подожди, Поля, я первый спросил!

— Нет, я!

— А кто тебя так?

— Ты сдачу дал?

Вокруг началось такое безумие, что бедная Юрьевна не смогла с первого раза утихомирить детвору. Мужчина вращался на месте, не зная, кого первого закинуть на широкие плечи и осчастливить вниманием.

Лида с глуповатой улыбкой наблюдала за начальником. Это был совсем другой  человек, с неподдельной улыбкой и громким, заразительным смехом.

— Дети! Ау-у-у, оставьте Егора Андреевича в покое. Ему пора ехать, — разрывалась няня.   

Какой там. Не слышали. Пришлось каждого покатать. И не пугал их ни внешний вид Студинского, ни статус властного и влиятельного мужчины, ни занимаемое положение. Им было всё равно. Они просто тянулись к тому, кто отвечал с такой же детской непосредственностью и теплотой.  

— Ого! Да у вас тут весело, — Вал протиснулся мимо нянечки и принялся хохотать с взлохмаченной и принаряженной Лиды. — Какая красивая-я-я. Это кто ж так постарался, а?

Девочки наперебой принялась хвастаться своими умениями. Вал только хлопал в ладоши, жалея, что не прихватил с собой фотоаппарат. Вот бы компромата наснимал. А потом незаметно склонился над Матвеевой и тихо прошептал:

— Закругляйся. Нам ещё на открытие площадки ехать. Егор в таком виде туда не поедет. Ему вообще пару дней лучше не показываться на людях. Так что придется самим отдуваться и мелькать перед камерами.

Лида  обреченно вздохнула. Надо так надо. Поспешно причесала волосы, и пока дети сплотились вокруг Студинского, незаметно улизнула, мысленно пообещав, что обязательно приедет сюда ещё.

— Что-то ты захандрила в последнее время. Смотри, надумаешь водить за нос – пожалеешь. Сильно.

Удовиченко изыскано отправил в рот небольшой кусок стейка и с наслаждением сделал глоток вина. У меня кусок в горло не лез. Каждый раз, встречаясь с этой тварью, испытывала невероятное чувство страха. Не всегда было чем порадовать. Не всё доносила по первому требованию. Многое таила, не желая подставлять Егора. Но конвейер уже рушил с места. Разрушительный  механизм запустился с того момента, как стало известно о дате поставки металлолома. И чувствовало мое сердце, что именно с него всё и начнется.

— Не ломайся! — пригрозил ножом прямо перед моим носом. — Живо всё съела, иначе заставлю расплачиваться за весь заказ. 

Урод. Психованный, моральный урод. Ну почему нельзя просто получить от меня сведенья и отпустить по делам? Меня, между прочим, Студинский ждет. Вызвал к себе домой после командировки ни с того ни сего и приказал привезти договора на вывоз щебня недельной давности.

— Я уже позавтракала, — отодвинула черепаховый суп. От одного только взгляда на тарелку  тошнота подступала к горлу.

— Я! Сказал! Ешь! — Тимур недовольно уставился на мою ложку, а потом медленно посмотрел в глаза, сжав губы в тонкую полоску.

Пришлось подчиниться. Лучше уж так, чем физическое насилие. Борясь с рвотными спазмами, проглотила первую ложку. Отвратительный вкус.

— Молодец, — похвалил сухо, продолжая гипнотизировать ложку. — Теперь ещё. Вот так… Как в детстве, помнишь? За папу… за брата… Ну-у-у, не притворяйся, суп отличный. Дерьмо не будет стоить таких деньжищ, верно? Где ты ещё попробуешь подобный деликатес?  

— Угу, — выдавила через силу. Если открою рот – случиться беда. Долбаный гурман. 

— Что там? — кивнул на кожаную папку, прихваченную с работы.

Я постаралась ответить как можно непринужденней.

— Ничего важного. Старые договора.

— Дай сюда.

— Тимур Аркадиевич, я же говорю…

Выхватил документы, едва не оторвав с пальцами, и начал остервенело листать, недовольно хмуря брови.

— Ты только посмотри, какой успешный, гаденыш. Ничего-ничего, осталось совсем немного.