— Вы… ик… не злитесь на Лидку, ик… это я виновата. 

— Разберёмся, — Егор как-то странно посмотрел на меня, от чего по всему телу закололи иголочки.

Оказывается, я соскучилась. Можно бесконечно долго перечислять, чего именно мне не хватало, но на  первом месте всегда будет стоять ОН. Он – это и насмешливая улыбка, и холодные голубые глаза, и магнитное поле, в которое попала с самой первой встречи. Это запах, звучание голоса, да блин… дофигища всего. И именно сейчас я особенно остро чувствовала себя голой под его пристальным взглядом.

— Нет, ик… вы всё же поверьте ик… без всяких там ик… «разберёмся», — не унимался подруга, примирительно сжав мою руку.

Да ладно. Чего уж там, после боя руками не машут. Все мы в порыве паники слегка того, неадекваты.

— Хватит уже об этом! — Егор устало потёр глаза и уточнил у Тимохиной адрес. Она, продолжая заикаться от волнения, с трудом объяснила куда ехать. Я же забилась в самый угол, чтобы не мельтешить в зеркале. Не спасло. Егор повернул его так, что я вновь попала под ледниковый обстрел.

Когда фигурка Илонки скрылась в подъезде, напряжение в салоне увеличилось в разы. 

— Садись вперёд! — скорее приказал, нежели попросил. — Поговорим, глядя друг другу в лицо.

— Мне и так не плохо.

Чертовое платье ни в какую не получалось опустить как следует. Не мудрено, что нас спутали не пойми с кем.

— Лида, я жду! Не заставляй повторять дважды. Мы не сдвинемся с места, пока ты не пересядешь!

Смысл откладывать то, что и так неизбежно? Глубоко вздохнув, пересела. Егор сдал назад, выруливая со двора.

— Я ведь просил сидеть на жопе ровно! Мозги у тебя есть? — набросился, стоило выехать на  проезжую часть.

Никогда раньше не было так стыдно. Эмоционально прорвало, хотя до этого чувствовала себя будто в вакууме. Не ждала понимания или сочувствия. Его раньше не было, откуда взяться сейчас. Но мог бы просто и помолчать. И так было тошно.

— Если мне не изменяет память, ты говорил о периоде, когда тебя не будет в городе. Насколько я знаю, ты уже давно приехал, — ответила тихо, делая вид, что мелькавшие мимо полуосвещенные улицы намного интересней его самого. На деле же… на деле боролась с подступившей обидой, грозившей вылиться грандиозными слезами. Обидно. Как же всё-таки обидно.

— Следим?

— Больно надо.

Его челюсть напряглась и взгляд потемнел. Сразу стало неуютно. Захотелось схватить сумку и выскочить на ближайшем светофоре. В ушах шумело. Ничего не могла слышать. Только ощущать.

Хотелось обхватить руками его шею, спрятать лицо на сильной груди и расплакаться. Обрести долгожданное успокоение. 

— Девочка моя, если МНЕ не изменяет память, то ТЫ должна ещё быть в больнице, — прозвучало подозрительно мягко.

— Я выписалась раньше, — скрестила на груди руки, показывая, что мне плевать на его просьбы, предостережения и угрозы вместе взятые. Сколько можно? Почему нельзя просто взять и спокойно поговорить? Спросить? Я бы ответила. По щеке покатилась слеза. Одна, но такая предательская. Отвернулась, украдкой стирая нежелательное проявление слабости.   

Егор протяжно выдохнул, останавливаясь возле моего подъезда.

— Значит так! Раз ты в полном здравии настолько, что шляешься по бандитским клубам…

— … я не знала, что «Velvet» Бердника! — ощетинилась, повернувшись. Он посмотрел на меня как на провинившегося ребёнка: снисходительно, с величайшим запасом терпения и только сцепленные челюсти говорили о том, что это терпение не резиновое. Ещё чуть-чуть и ему придет конец. Пришлось опустить голову, пряча глаза.

— то завтра… — продолжил, сделав небольшую паузу, — ты выходишь на работу на прежнее место с одной незначительной поправкой.

Удивленно вскинула голову. Зачем это ему? Зачем это мне?

— Я…

— Даже не думай ослушаться, за тобой числиться должок. Будешь работать до тех пор, пока не рассчитаешься.

— Но…

— За зарплату не переживай – на хлеб хватит. — И уже привычно положил тяжёлые кисти рук на руль, всматриваясь в потухшие окна.   

Я заторможено проследила за бездомным котом, переваривая услышанное. Вот и нагрянуло наказание. Благо, Студинскому далеко до Удовиченко. На языке вертелось тысяча вопросов, но все  умело стали в очередь, ожидая подходящего времени, кроме одного:

— Егор, а Бердник… ты с ним разве ещё общаешься?

Думала, наброситься, мол не твоего ума дело и так далее, но Егор задумчиво побарабанил пальцами об руль, продолжая смотреть на дом.

— Думаешь, так легко порвать все связи с человеком, крышующим полгорода? Это уже не просто политика, бизнес, это криминал. И чем дальше ты будешь от него, тем лучше. Поняла?

Я утвердительно кивнула, осмелившись на следующий вопрос:

— Что ты ему сказал, когда он позвонил?

Егор перевел взгляд на меня, а я уставилась на его пальцы, начавшие поглаживать кожаный чехол. Вспыхнула, вспомнив их прикосновения к самому интимному. 

— Вот этого тебе лучше не знать. Радуйся, что жива и невредима. Желающих отыметь тебя было предостаточно.

— Но я не клофелинщица! — ничё так себе заявки. — И вообще, он ещё должен был извиниться! Урод!

— А им, по сути, было всё равно, — холодно процедил Егор. — Да, разобрались бы, что облажались и… на этом всё!!! Две девушки сомнительной репутации, вешавшиеся на парней в клубе, хм… тут у любого снесет крышу. Ты хоть в курсе, что приглянулась Берднику? Нет?.. Теперь будешь знать.  Не отпустил бы он вас, это однозначно и пришлось бы тогда тебе, — сухо рассмеялся, сверкнув глазами,  и выразительно похлопал ладонью по сжатому кулаку, — сама понимаешь…

Я залилась краской и на эмоциях выскочила из машины. Жестокая реальность. Жестокий Егор. Зачем он так? Выходит, Тимохина оказалась права. Это я, дура наивная, до сих пор продолжала верить в благородство после всего увиденного и пережитого. Ноги сами собой подкосились, стоило заскочить в подъезд и услышать за спиной оглушающий рев двигателя.

Медленно сползла по стенке, обхватив колени руками, и расплакалась. От пережитого ужаса, от накопившихся внутри страхов и отчаявшейся надежды заполучить утерянное доверие. Аккумулировавшееся напряжение вылилось наружу потоком горячих слёз. Зажимая рот ладонью, едва получалось сдерживать рвавшиеся на волю рыдания и громкие всхлипы. Даже страшно представить, что могло произойти, если бы не Егор.

Проревев с полчаса, получила долгожданное моральное облегчение. Завтра ожидался весьма насыщенный день. Хотя… какой завтра. Уже давно сегодня. До начала рабочего дня оставалось шесть часов.

Как можно тише прошмыгнула в ванную, приняла душ и в подавленном состоянии опустилась на кровать. Сон не шел. Была бы рада любому, даже самому безрадостному, лишь бы забыться. Но вместо него на соседней подушке, раскинув неприветливые объятия, приютилась бессонница и кричащая от тревожных воспоминаний темнота.

Как бы Егору не хотелось вычеркнуть Лиду из своей жизни – всё в пустую. Даже спустя месяц не мог спокойно реагировать, стоило вспомнить минуты огненной близости. Ну не шла она из головы, что только не делал. Постоянно присутствовала в мыслях, в трезвом состоянии и пьяном хмелю. Часто снилась. Были это сны изнуряющие, не приносящие облегчения. В них он всегда стоял с занесенной над пропастью ногой, прекрасно зная, кто тому виной и одновременно этот кто-то не давал сделать решительный шаг вперёд, удерживая от губительной бездны одними и теми же словами: «Я нуждаюсь в тебе, Егор». И тогда он, скрипя сердцем, хватался за протянутую руку, делая шаг назад и… просыпался.

Устал от этих снов. Устал метаться от презрения к бешеной тяге обладать, сделать своей, наказать. Наказать так, чтобы смогла оценить всю степень пожирающего его чувства предательства. Было бы проще, отнесись он к этому с холодным анализом всех причин и последствий, но, в расход пошли личная эмоциональная заинтересованность, сексуальное влечение, привязанность. Когда затронуты глубокие чувства  – не легко оставаться непрошибаемой личностью.