— А я скажу, — наклонился к ней, заставляя поплотнее закутаться в плед. — Чтобы напомнил мне, идиоту, что дважды в одну речку не войдешь.

И пока она смотрела на него во все глаза, довольно улыбнулся.

— Давай, собирайся, так уж и быть, отвезу тебя домой.

Девушка встрепенулась. Ей позарез нужно попасть к Кузьменко на прием. Зря она ввязалась в этот спор, настроив его против себя.   

— Егор, — бросила в удаляющуюся спину, — мне нужно в больницу. У меня реально болит живот.

— Хорошо, поедем вместе. Друг нашей семьи – отличный гастроэнтеролог. Хочешь, я сейчас позвоню ему и договорюсь. Он примет тебя вне очереди

Матвеева вновь побледнела.

— Я сама разберусь. У меня… тоже… есть к кому обратиться.

Егор упивался растерянностью Лиды. Не смотря на разлившуюся во рту горечь кайфовал. Так он и поверил. Есть у неё к кому обратиться. Ну-ну. Он с удовольствием посмотрит на этого специалиста, только вряд ли он ей сможет помочь.

— Тебе виднее. Можешь даже взять отгул. Я разрешаю.

— Ты серьёзно? — никак не могла поверить в подобную покладистость. Это же Студинский. А где привычный стеб? Неверие?     

— Угу. Завтра придешь. Я всё равно сегодня буду на карьере. Выздоравливай, так сказать, а то что-то на тебе лица нет.

Целое утро Егор ждал звонка от Андриянова. Чем дольше его не было, тем сильнее он сжимал кулаки, пытаясь вернуть прежнюю невозмутимость.

Ника недовольно дула губы, обижаясь, что он бросил её вчера. Хотя с этим утверждением Егор мог бы и поспорить. Михеева нигде не пропадет. Тем более с ней остался Дударев.

Степанов распинался о возникших проблемах дробильно-перерабатывающего цеха. Требовал от вступившего в обязанности главного экономиста Ермакова повышения зарплаты. Тот только разводил руками и пытливо заглядывал на ушедшего в себя Студинского.

— Егор, — позвал Николай друга, — я пересмотрел затраты и проверил начисления в прошлом месяце, и с уверенностью могу сказать, что… — Студинский так и продолжал смотреть в запыленное окно, закрывшись в своем внутреннем мире. — кхм… мы можем поднять в этом месяце зарплату всем рабочим, плюс выдать премии на день города.

— Валяй, — отстраненно выдал он, взглянув на наручные часы.

— Тогда я позже принесу документы на подпись.

— Принеси… — всё так же безэмоционально ответил Егор и вмиг встрепенулся, среагировав на долгожданный звонок. Не дожидаясь, пока участники совещания выйдут, прихватил со стола пачку сигарет и покинул кабинет первым.

— Егор, ты куда? — перехватила его Ника в дверях. — Сейчас будет отгрузка, ты ведь хотел присутствовать.

— В следующий раз. — Как можно мягче сбросил её руку и ответил на звонок: — Да, Матвей! 

— Егор Андреевич, — замялся мужчина, не ведая, стоит ли беспокоить будущего мэра по такому пустяку. — Матвеева  приехала в женскую… эм… кхм… консультацию. Я… не знаю, важно ли это, но решил сообщить.

Егор так и замер. Ожидал, что она помчится  к Тарановскому, а он подловит её и докажет себе, твердолобому, что пора ставить точку в этой истории, причем конкретную такую, жирную. Но гинекология… Неожиданно.

Не понимал. Хоть убейте, не понимал, зачем ему это всё нужно. Что мешало прямо сейчас взять и отказаться? Списать последнюю неделю? Ведь дело не сексе. Совсем. Просто… А что просто? Привычка? Потребность? Любовь?.. А вдруг у неё действительно проблемы, а он не в курсе?    

— Егор Андреевич?.. Алло?

— Да, Матвей. Номер кабинета знаешь? — отмер, обнаружив, что уже сидит в машине.  

— А то! И номер, и фамилию врача…

— Хорошо. Скоро буду. 

Как оказалось, не только я провела бессонную ночь.

Стоило выйти из машины Студинского и по привычке, подняв голову, посмотреть в окно кухни, как сразу стало стыдно. Папа… Он не ушел на работу, а застыв у окна, смотрел прямо на меня полными тревоги глазами.

Не знаю, признал ли он машину Егора, но как только он уехал, я приговорено вошла в подъезд, костеря себя за безрассудность и халатное отношение к родному человеку.

Входная дверь была открыта. В прихожей, со сложенными за спиной руками расхаживал папа. Его плотно сжатые губы и воспаленные от недосыпа глаза сказали о многом. Черт. Простым «прости» тут не отделаешься. Тем более что привез меня не Сергей.

— Лид, у тебя совесть вообще имеется? — начал он, как только я сняла туфли. Знаю, не права. Знаю, стоило позвонить и предупредить Что толку сейчас оправдываться, когда на нем лица нет? Какие доводы предоставить?

— Ты прав, что злишься, — подняла на него такие же усталые глаза. — Пап, я… — ну, чего тянешь? Хотя бы раз скажи правду. — Я хотела позвонить, но было слишком поздно. Думала, ты уже спишь.

Его возмущение не знало границ:

— Ты издеваешься? Да как я могу спать, когда младший приговорен к восьми годам тюрьмы, а старшая приходит домой под утро! Ах, да,  чуть не забыл, которая перед этим провалялась с месяц в больнице попав под колеса машины средь белого дня! Лид, что я должен был думать?!

Признаю, виновата.  

— Мы ведь договорились, — он устало присел на банкетку. — Неужели так трудно позвонить и сказать пару слов? Тебе совсем меня не жаль?

Я присела рядом, положив на его колени руки, и виновато заглянула в родные глаза.

— Прости. Я не хотела, чтобы так получилось. Прости, пожалуйста…

Голова разрывалась от недосыпала, стало невыносимо трудно дышать от подступивших слёз. В висках пульсировала тяжесть.  

— Дело не в прощении, Лида. — Натруженная, испещренная венами рука опустилась на мою щеку и ласково прошлась по ней. — Я не злюсь. Я тревожусь о тебе. Ты девушка. Это с парнями проще и то… как видишь, и с Даней я  где-то накосячил. Но ты… я не переживу, если и с тобой что-нибудь случится.

Ну вот!

— Пап, давай не будем? Я понимаю, что не права и прощу прощения. Смотри, я готова понести самое суровое наказание.

Он только вздохнул на мое предложение, а промелькнувшая мимолетная улыбка подсказала, что пик тревоги ещё не миновал, но уже начал стихать.  

— Нам надо поговорить. — Начал он серьёзно, нахмурив брови.

Я приготовилась выдержать допрос с пристрастием, которого, судя по папиному настрою не избежать. Внутри всё опустилось. Неуютно стало. Не хотелось снова прибегать к вранью.    

У родителя был усталый вид. Под глазами залегли тёмные круги, на плечах – всё та же рубашка, что и вчера. Захотелось прильнуть к нему и обнять крепко-крепко, как раньше, в беззаботном детстве, когда снился страшный сон или кто-нибудь обижал. Знаю, разговора не избежать и в скором времени ему придется многое узнать о своей непутевой дочери, но не сейчас. Не сейчас, когда и сама ещё не определилась. 

— Что за спектакль вы вчера разыграли? Я предполагал, ты встречаешься с Серёжей. А тут такое. Уж не знаю, что думать, — полилась его в меру осуждающая речь. — Лид, ты… черт, даже не знаю… — замялся, вдруг опустив глаза. — Если у тебя есть мужчина и у вас всё… короче, ты не считаешь, что я должен об этом знать?

Что ответить? Да? Спросит, кто. Снова лгать? Сказать правду? А дальше как быть? Разбежались. Не сошлись характерами. Только папа старой закалки и привык считать: раз девушка не ночует дома – всё весьма и весьма серьёзно.

— Можно я только скажу, что люблю его. Сильно-сильно, — тихо и твёрдо произнесла я, устав томить отца молчанием. Мои дрожащие от волнения руки, сцепленные на коленях в замок, накрыли его горячие.

— Хорошо. А он?

Хороший вопрос. Знать бы на него ответ. Вздохнула глубоко и, подняв голову, ответила как можно уверенней.

— И он…

— А как же Серёжа?

— А Серёжка… — улыбнулась, почувствовав, как папа обнял меня за плечи и потянул на себя, вынуждая прильнуть к плечу, что я и сделала с большим удовольствием. — А Серёжка просто самый лучший в мире друг.

Он свободно вздохнул, расслабив тело, и уже куда более приветливо поинтересовался: