В башне царил зловещий сумрак. Воздух внутри был несвежий, тяжелый, наполненный целой палитрой раздражающих и откровенно неприятных запахов. Повсюду, куда ни падал взор, Эларии являлись следы ветхости и упадка. Мебель, изготовленная некогда лучшими мастерами Ангдэзии, давно превратилась в древнюю рухлядь. На стенах кое-где красовались темные пятна неизвестного происхождения. Пятна были и на полу. Похоже, никто даже не пытался бороться с ними. А еще внутри было пыльно. Очень пыльно.

Казалось, башня одряхлела вместе со своим хозяином, и находилась в одном шаге от смерти. Однажды хороший порыв ветра неминуемо опрокинет ее. Если не осуществлять регулярного ремонта, так и случится. А ремонта тут не было уже многие годы.

— Хозяин у себя, — прогудел слуга, взглядом указав Эларии на винтовую лестницу, ветхую и жутко скрипучую.

— Ясно, — ответила волшебница, и быстро заспешила вверх по ступеням. Те выли и стонали, как живые, под ее башмачками.

Прежде башня казалась Эларии гораздо больше. Когда она попала сюда впервые, очень давно, целую пропасть лет назад, башня потрясла ее. Для деревенской девчонки, видевшей прежде только невысокие сельские домики да приземистые сараи, башня была чем-то непостижимым и величественным. Но теперь она казалась Эларии крошечной и неуютной. Башня будто ужалась, усохла и стала меньше за прошедшие годы.

Под страдальческий стон ступенек Элария взбиралась все выше. Мимо нее проплывали узкие окна-бойницы, сквозь которые открывался вид на столицу. Элария припомнила, как часто она застывала возле этих окон, любуясь красотой огромного города, и мечтая очутиться там, снаружи, за пределами башни и огораживающей ее стены. Там кипела жизнь, непостижимо захватывающая и интересная. Она уже тогда возненавидела эту башню и воспринимала ее тюрьмой. И рожденная в детстве неприязнь не исчезла до сих пор. В этих стенах ей было неуютно: они давили на нее, сжимались вокруг каменным капканом, словно желая запереть ее на веки вечные, высосать остатки ее молодости и красоты, и превратить в старую развалину, под стать себе.

Преодолев лестницу, количество ступеней которой Элария прекрасно помнила до сих пор, она очутилась напротив простой деревянной двери. С этой дверью у нее тоже было связано немало воспоминаний.

Ощущая робость, которую она так и не сумела преодолеть в себе, Элария подняла руку и негромко постучалась. Ответа не последовало. Она постучала громче, и вновь ничего. Собравшись с духом, Элария осторожно толкнула дверь от себя, и выяснила, что та не запрета.

Комната, в которой она очутилась, напоминала чулан неисправимого скряги, на протяжении всей жизни старательно складирующего весь хлам, так или иначе попавший к нему в руки. Вдоль стен выстроились книжные полки, уставленные тяжелыми фолиантами. И полки и книги покрывал толстый слой пыли. Повсюду царил беспорядок. На затоптанном ковре, некогда ярком, а ныне однотонно-сером, рассыпались клочки бумаги. На краю стола, который трудно было разглядеть под горой свитков и томов, стояла грязная тарелка с обглоданными куриными костями. Стояла она там уже не первый день, и тоже успела покрыться пылью.

Из комнаты наружу выходило большое застекленное окно, но свет с трудом пробивался сквозь него, увязая в слоях грязи, пыли и дохлых мух. Запах стоял отвратительный, и Элария только чудом сдержалась, чтобы не зажать пальцами нос.

Ей понадобилось некоторое время, чтобы разглядеть единственного обитателя этих роскошных апартаментов. Его не так-то просто было заметить в полумраке. Сгорбленный худой старик в сером халате успешно маскировался на фоне такого же серого хлама. Он сидел в глубоком кресле с высокой спинкой. Сидел неподвижно, как уродливая статуя. Полуприкрытые глаза его смотрели прямо перед собой и не моргали.

На какой-то миг Эларии показалось, что старик мертв. Он до ужаса напоминал покойника, иссохшую мумию, которая просидела в этом кресле последние лет десять и развалится на куски, стоит только до нее дотронуться.

Элария медленно приблизилась к креслу. Старик продолжал глядеть прямо перед собой, не замечая ее. Элария с содроганием поняла, что не узнает своего учителя. Она редко навещала его в последнее время, и вид того, во что превратила его старость, вызвал у нее невольное отвращение. Она помнила его иным — высоким, крепким мужчиной, взгляд которого лучился мудростью, а от всего облика веяло тайной мощью. В свое время верховный маг Доригер был красавцем хоть куда и пользовался успехом у придворных дам. Вот только время это давно миновало, а придворные дамы, которых бывший верховный маг щупал за мягкие места, теперь удобряли собой землю городского кладбища.

Элария остановилась на почтительном расстоянии от кресла, и попыталась привлечь к себе внимание старика деликатным покашливанием. Успеха это не возымело. Доригер не шелохнулся.

— Учитель? — негромко позвала Элария.

Старик продолжал недвижимо сидеть, все больше напоминая мертвеца. Сделав еще один шаг вперед, Элария наклонилась, и тронула его за тонкую морщинистую руку.

Медленно, будто с трудом возвращаясь в мир живых, Доригер повернул голову, поднял взгляд и посмотрел на нее. Какое-то время в его взгляде Элария явственно читала непонимание. Старик мучительно пытался вспомнить ее. Затем он моргнул, шевельнулся всем телом, отчего по комнате разнесся скрежет старческих суставов, и скрипуче произнес:

— А, это ты. Что тебе нужно?

На самом деле, этот вопрос собиралась задать Элария. В последние годы она редко навещала учителя, и не было случая, чтобы он хоть раз призвал ее сам. Не было, до сегодняшнего дня. Вот почему она так встревожилась, и помчалась в башню старого мага, позабыв и о прическе, и о косметике и о наряде. Ей представлялось самое худшее. Она ожидала застать учителя на смертном одре, на стадии последнего издыхания. Но Доригер, которого она обнаружила, вовсе не выглядел умирающим. Да, он был чертовски стар, и жить ему оставалось недолго, но он явно не собирался покидать этот мир прямо сейчас.

— Учитель, зачем вы меня позвали? — мягко спросила Элария.

Доригер уже давно не был ее учителем, и давно уже не носил никаких высоких титулов. Но Элария, даже став верховной волшебницей Ангдэзии, так и не смогла привить себе привычку называть бывшего наставника по имени, как приятеля или коллегу. Для нее он оставался учителем, даже теперь, когда почти выжил из ума.

— Я? — удивленно переспросил Доригер, косясь на Эларию с недоверием. — Я тебя звал?

— Звали.

— Не помню этого.

Он застыл в одном положении, сильно наклонив тело вперед и глупо приоткрыв беззубый рот. Затем опять посмотрел на Эларию, и наставительно произнес:

— Тебе следует меньше гулять и больше работать. Чтобы достичь успеха в нашем деле, нужно трудиться денно и нощно. Если станешь тратить время на забавы, не задержишься в числе придворных магов. Не хочу за тебя краснеть.

Элария не стала напоминать старику, что она уже не просто придворный маг, а верховный маг всего королевства, и выше по карьерной лестнице ей уже не взлететь, потому что выше некуда.

— Учитель, так, значит, ничего не случилось? — ласково, будто обращаясь к малому ребенку, спросила Элария, испытав скорее не раздражение, а облегчение.

Старик причмокнул губами и провел по ним трясущейся рукой, стирая брызнувшую на подбородок слюну. Затем вновь повернулся к Эларии, и та невольно вздрогнула, заглянув ему в глаза. Сквозь мутную пелену старческого слабоумия во взгляде мага проступило прежнее выражение. Он смотрел на нее насмешливо и высокомерно, как и полагалось мудрецу взирать на несмышленую девчонку.

— Ничего не случилось? — резко произнес он. — Да. Конечно. Ничего не случилось. Я позвал тебя просто для того, чтобы на тебя поглазеть. Как будто у меня нет других дел! Как будто я не насмотрелся на тебя за все те годы, что потратил на твое обучение.

Он резко встал и даже попытался выпрямиться, но в итоге сдался и позволил спине принять привычное сгорбленное положение.