На мгновение мне показалось, что она видит меня, что, как бы стратегически я ни прятался, Сесилия всегда знает, что я рядом.

Но это убеждение длилось лишь до тех пор, пока я не понял, что на самом деле она впала в транс. Она стояла и смотрела, но никаких чувств не было.

Она была там физически, но не мысленно.

Это состояние длилось ровно пятнадцать минут. Пятнадцать минут она оставалась неподвижной, как бездушная статуя.

Пятнадцать минут... небытия.

Мои коренные зубы скрежетали вместе, и я чуть не раздавил шлем между пальцами от того, как сильно я его сжимал. Я подумывал о том, чтобы прыгнуть в ее окно и вытрясти из нее все дерьмо.

Но тут вошла Ава, ее лицо и движения были полны головокружительного возбуждения. Сесилия быстро вышла из этого состояния, скрестила руки на груди и слушала, как ее подруга болтает без умолку, схватила ее за плечи и подтолкнула в направлении шкафа.

Двадцать минут спустя они были в пабе в центре города. Со своими друзьями-парнями. А именно, с этим ублюдком Лэндоном.

Я стоял за углом, когда они шептались друг с другом, когда он ухмылялся ей, а она улыбалась ему. Когда он предлагал ей выпить, а она принимала напиток со смущением.

Когда она игнорировала всех остальных и разговаривала с ним.

Когда он все время толкал ее плечом, требуя ее внимания, и в конце концов получил его.

Я был так близок к тому, чтобы подойти и перерезать ему горло, а потом смотреть, как вокруг его тела образуется лужа.

Прежде чем я успел воплотить эти разрушительные мысли, она выскользнула из здания, выглядя несчастной, блядь, с опущенным вниз выражением лица и сгорбленными плечами.

Я проскользнул за ней в тот момент, когда она достала свой телефон и начала переписываться с друзьями.

Она даже не поняла, что я там, пока не увидела мое отражение в стекле.

Я придумал миллион способов обращения с Сесилией Найт, как только она снова окажется в моих руках. Я мог бы играть с ней, пока она не сломается.

Держать ее в заложниках, пока она не начнет извиваться.

Больше всего мне нравится, когда она убегает, а я ловлю её.

Но теперь, когда она стоит передо мной так близко, что я могу вдыхать аромат лилий и считать веснушки на ее щеках, ни один из этих вариантов не кажется мне правильным.

А если зелень ее глаз потемнеет? Да чтоб меня. Я хочу сделать с этой девушкой что-то плохое. Да, я знаю, что она злится, но мой член не может понять намек, и спасти свою жизнь.

Сесилия никогда не наряжается для ночных вечеринок. У нее один и тот же стиль — джинсы, футболка и удобные теннисные кроссовки. Но сегодня вечером футболка немного теснее, облегая изгиб ее круглых грудей и очерченную талию. Надпись на ней сделана большими жирными буквами. «Тусовщица? Нет.»

С того момента, как она закружилась, я сжимал кулак на боку, едва удерживая своего зверя от действий. Его возбуждает выражение ее лица.

Жесткость ее мышц.

Резкость ее поведения.

От нее волнами исходит вызов. Она смотрит на меня, но за видимыми эмоциями скрывается что-то другое.

Что-то похожее на... презрение. Боль.

— Я ничего с тобой не начну, — ее тело сотрясается от гортанных ноток ее голоса.

Она говорит что-то гораздо более глубокое, чем слова.

Я прислоняюсь к машине позади меня, позволяя своему телу занять нейтральную позицию, скрестив ноги в лодыжках. Либо так, либо я тащу ее за собой, обхватив рукой ее горло.

Горло, которое больше не красное и не фиолетовое от следов моих зубов. Оно бледное, полупрозрачное, испещренное венами и артериями, проглядывающими сквозь кожу. Сесилия следит за каждым моим движением, за тем, как нежное горло поднимается и опускается при глотании.

Заметка для себя: отметить это еще раз.

Я скольжу указательным пальцем по бедру, вперед-назад в контролируемом ритме.

— Ты пойдешь со мной. Сделаешь ли ты это по-хорошему или после того, как я прибегну к неприятным методам, зависит от тебя.

Ее глаза еще больше темнеют, мышцы напрягаются, и ореол напряжения окутывает ее тело.

Она щелкает ключом, звук открытой машины эхом разносится вокруг нас, но Сесилия не разрывает зрительного контакта, пока тянется за ней, чтобы открыть дверь.

Хм.

Она достаточно умна, чтобы не подставлять мне спину и не ставить себя в уязвимое положение, которым я могу и буду пользоваться.

Я понял, что мне нравится то, как быстро она все схватывает. Она настолько умна и осторожна, иногда слишком осторожна, что я едва удерживаюсь от смеха над тем, как далеко она загоняет себя в угол.

Ничто из ее осторожного поведения не изменит ситуацию, но мне нравится, что она пытается.

Мне это слишком нравится.

— Не надо.

Она замирает на одном моем слове, ее пытливый взгляд снова смотрит на меня, умоляя, забирая каждую частичку меня в свое подсознание.

— Я еду домой, — объявляет она с поднятым подбородком. Она даже звучит уверенно. Я дам ей это.

— Нет, не поедешь.

Она делает впечатляющую работу, вдыхая и выдыхая в регулярном ритме. Сесилия не из тех, кто склонен к драматизму, и она всегда продумывает свои действия и слова, прежде чем сделать или сказать что либо.

Тщательно.

За исключением тех случаев, когда это имеет наибольшее значение — ее сексуальности. Она все еще слишком нова для этой стороны себя и слишком обеспокоена внешним миром.

— Чего ты хочешь от меня, Джереми?

— Я дам тебе это знать, если ты пойдешь со мной.

— Я больше не буду играть в твои игры.

— Игры? Ты так называешь то, что произошло между нами? Игрой? Мне это нравится, хотя я предпочитаю называть это охотой. Скажи мне, Сесилия, ты снова заходила на сайт клуба? Просила ли ты, чтобы тебя преследовали?

Она не заходила и даже прекратила свое членство в клубе в ночь после того, как я трахнул ее, как животное.

Этот факт удивил меня, учитывая инцидент с «именем Лэндона». Я был так уверен, что она бросится в его объятия теперь, когда она попробовала свои извращения.

— И что с того? — она поднимает подбородок. — Я не понимаю, причём тут ты.

— Ты хочешь сказать, что за тобой гнался какой-то случайный мужчина, раздевал тебя, разрывал твою киску и заставлял кричать?

Несмотря на ночь, ее лицо светится глубоким красным цветом, и она потирает переносицу раз, два, прежде чем осознает, что делает, и заставляет себя опустить руку.

— Ты так возбуждаешься от любого разговора сексуального характера, и ты хочешь, чтобы я поверил, что ты позволила кому-то другому трахнуть тебя?

— Делаю я это или нет, тебя не должно волновать, — она глубоко вздохнула, скорее смирившись, чем расстроившись. — Оставь меня в покое, Джереми. Ты уже получил то, что хотел.

— Не делай вид, что ты не наслаждалась каждой секундой, когда мой член погружался в твою маленькую тугую киску. Ты кончила от этого дважды и развалилась на части, требуя большего, — я делаю шаг к ней, и она приклеивается к боку своей машины. — Ты такая уверенная и невинная, но ты не наивная, lisichka. Я знаю, что творится в твоей голове, о чем ты думаешь, когда трогаешь себя под простынями, прячась от мира. Ты мечтаешь о том, чтобы тебя преследовали, — мои пальцы обхватывают ее горло, и я глажу бьющуюся точку пульса. — Ты мечтаешь о том, чтобы твоя воля была взята, а тело опустошено. Ты хочешь, чтобы кто-то поливал тебя грязью, пока ты кричишь, умоляешь и кончаешь.

Дрожь, пробежавшая по ее маленькой фигурке, пробирает меня до самого члена. Ах, блядь. Теперь я нуждаюсь в ней, как в воздухе.

— З-заткнись.

Ее губы дрожат синхронно с остальным телом. Я крепче сжимаю ее горло.

— Тебе нужно перестать лгать себе или скрывать свою истинную сущность. Я уже видел тебя обнаженной, трогал каждую часть твоего тела, чувствовал, как твои мышцы трепещут на мне, а твоя киска доит мой член. Я брал твою кровь и пировал на ней. Я знаю твои наклонности и знаю, что заставляет тебя кончать быстрее, что доводит тебя до оргазма и что тебя заводит. Так что не прячься, блядь.