Голова кружилась сильнее, чем я предполагала. Это могло серьезно навредить делу, а потому я собрала всю волю в кулак и направилась к столу.

Грязное платье скользнуло по тощим бедрам и тряпкой свалилось на пол. Туда же полетела и стоптанная обувка. Постанывая от боли и продолжая жевать кат, я залезла на стол и улеглась на спину. Лоток с инструментами был под рукой, как и старое зеркало. Я приподняла его за краешек левой рукой и примерилась — неудобно. Все придется делать в отражении, а потому каждое движение следовало контролировать особенно тщательно.

Стоило скальпелю коснуться кожи, раздался громогласный храп. Едва сдержав готовую дрогнуть руку, я продолжила. Боль и страх слились в единое целое. Кат с текилой обернулись лишь слабым подобием настоящего обезболивающего. Я чувствовала, как холодное лезвие рассекает кожу, мышцы и уходит глубже. Тело отчаянно желало кричать, но я не давала ему этой возможности. Начать было страшно, но не сложно. Сложности пришли позже.

Зеркало, покрытое мелкими кровавыми брызгами, отчаянно дрожало в моей ослабевающей руке. Еще немного, и оно стало бесполезным. Дальше, без помощи ассистентов, пришлось работать на ощупь.

— Внимание! Вы близки к критическому уровню потери крови.

Это я знала и без системы. Сложно сделать все аккуратно, когда ты практически не видишь, что делаешь. За те минуты, что длилась операция, крови я потеряла изрядно. Мне оставалось лишь надеяться, что я не совершила чего-то непоправимого. Возблагодарив систему, что она подарила мне худое тело, я смогла нащупать воспаленный орган.

Несколько движений, и все кончено. Вовремя. Подробно рассматривать результат операции времени не было, но я успела заметить пару темных пятен. Еще немного, и перитонита не миновать. Сознание начало ускользать. В какой-то момент я поняла, что отключилась. Система сразу взорвалась предупреждающими сообщениями, и мне пришлось собрать остатки силы, чтобы продолжить.

Когда последний шов лег на измученный живот, я пребывала в состоянии, близкому к обмороку в смеси с заоблачной эйфорией. Только что я совершила практически невозможное. Подобную операцию за всю историю провело лишь три человека.

Раскинув руки в стороны, я лежала, глядя в плохо прокрашенный потолок, слушала храп пьяного костоправа и ждала сообщение от системы. Сообщение не приходило, и статус моего испытания не менялся. Лишь таймер, отсчитывающий ускользающее время, остановился, оставив мне почти сорок минут до окончания операции. Неплохой результат. Но почему молчит система? Быть может, я сделала что-то не так? Или не сделала вовсе? Минуты шли, но ничего не менялось.

На полу зашевелился хозяин лечебницы. Мне следовало убраться как можно дальше, пока он окончательно не пришел в себя. Стараясь не сгибаться, я сползла со стола. Низ живота горел огнем. С трудом сделав перевязку и натянув платье, я огляделась. Лечебница больше напоминала скотобойню, чем приемный покой захудалого поселкового лекаря — всюду валялись окровавленные тряпки, которыми я пыталась хоть немного собрать растекающуюся кровь, инструменты разбросаны по столу, а на краю лежал готовый разорваться аппендикс. Увидев все это, местный костоправ точно навсегда забудет про спиртное.

Дорога до дома показалась мне бесконечной. Не желающее униматься солнце сводило с ума, но я продолжала шагать вперед, стараясь не потерять равновесие.

— Эй, Марша! Что с тобой? Да ты никак пьяна?

Ко мне приблизилась коренастая пожилая женщина с широким лицом. Я, было, хотела отшатнуться от нее, но силы окончательно покинули мое тело, и я позволила подхватить себя под руку.

— Нет-нет, это было всего лишь лекарство, — поспешила я заверить незнакомку. — К доктору ходила, что-то худо мне совсем.

— Бедняга. Не щадит тебя совсем твой муженек.

Так за ничего не значащей беседой сердобольная соседка дотащила пребывающую в полубреду Маршу до дома. Меня лихорадило, и я едва сдерживалась, чтобы не начать трястись в присутствии незнакомки. Стоило ей прикрыть за собой дверь, я кулем повалилась на кровать. Сознание отключилось задолго до того момента, как голова устроилось на тощей, воняющей затхлостью подушке.

— Что-то твоя жена совсем тихая сегодня. Уж не избил ли ты ее до полусмерти, а Бренден? Как в прошлый раз? — послышался из-за двери нетрезвый хриплый голос. — Неделю на ноги встать не могла. Мы тебе тогда уже новую потаскушку присмотрели, а эта, поглядите, так и не сдохла. Вот зачем она тебе? Тощая, страшная, да и криворукая. Не суп, а помои варит. Эй, Марша, жабья ты туша! Где ты там застряла? Твой муж с друзьями пришел, все жрать хотят!

— Ты чего разорался? И так бошка трещит. Да и вообще, моя это жена, чего ты тут раскомандовался?

Сквозь болезненный сон я слушала спор мужчин, столпившихся у двери и лихорадочно думала, что делать. Судя по голосам, их было много, и все в стельку пьяные. Я же в своем состоянии была абсолютно беззащитна перед ними. К тому же, задание выжить никуда не делось.

Деревянная кровать, на которой я лежала, была низкой, но под ней вполне хватало места, чтобы попытаться спрятаться. Неуклюже я перевалилась на пол. Конечности от долгого нахождения без движения успели порядком затечь, и теперь не желали как следует слушаться.

Извиваясь всем телом, но стараясь не повредить шов, я заползла под кровать и постаралась забиться в самый дальний угол. Многодневная пыль, клубками скопившаяся на полу, тут же дала о себе знать. Я зажала нос рукой, но помогло это слабо. Мне стоило огромных трудов, чтобы удержаться и не чихнуть.

Солнце давно скрылось за горизонтом, утопив поселок старателей в чернильной темноте. Это давало мне некоторые преимущества в маскировке. Пьяным глазам старателей будет гораздо сложнее обнаружить меня при свете всего одной масляной лампы, которую Бренден непременно зажжет.

Высунув руку из-под кровати, я потянула вниз одеяло в надежде, что затхлый кусок ткани получше скроет меня от пьяных глаз. Стоило мне проделать эти манипуляции и затихнуть, дверь распахнулась, со стуком ударившись о стену, и в дом ввалилось пятеро старателей. Воздух наполнился громкими голосами, кашлем и запахом пота.

— Марша, мать твою! Куда ты подевалась, — раздался голос Брендена — Срань такая, я же сказал тебе оставаться дома! Ну погоди, вернешься — теперь точно убью!

В своем темном пыльном укрытии я сжалась в комок, молясь, чтобы Бренден не додумался приподнять одеяло. К моему счастью, ему было не до того.

— Гэри, выдвини стол с лавкой в центр, а я пока за вяленым мясом схожу. Да не думайте раздавать без меня, а то знаю я вас, шулеров!

Следующие два часа я провела под кроватью. Совсем рядом старатели бурно праздновали окончание очередного богатого на добычу дня. Они резались в карты, орали, рыгали и не переставали глушить алкоголь. В считанные мгновения рядом с кроватью выстроилась батарея пустых бутылей. От запаха остатков их содержимого мне сделалось дурно, но я продолжала лежать тихо, едва дыша. В кармане платья лежал доставшийся от спорщика револьвер, но я старалась не прикасаться к нему, чтобы ненароком не нашуметь. Однако мысль, что я в любой момент смогу воспользоваться оружием, успокаивала.

Повязка промокла, и шов начало дергать пульсирующей болью, видимо, я все-таки сделала резкое движение, пока пробиралась под кровать, и повредила рану. На пол грохнулась очередная бутылка, на этот раз, разлетевшись на куски. Несколько из них залетело под кровать, едва не поранив мне щеку.

— Гэри, да чтоб тебя, криворукий ты идиот!

За этим восклицанием послышался глухой удар и пьяный гогот нескольких глоток.

— Все, готов наш приятель. Не раздавайте больше на него. Что там, осталось еще пойло в бутылках? Давай сюда! И кружку мне его дай, там еще на пару глотков плещется.

Послышался еще один удар, и грузное тело Гэри сверзилось на пол. Я затаила дыхание. В мою сторону оказалось повернуто бородатое оплывшее лицо с кустистыми черными бровями и мясистым носом. Гэри был мертвецки пьян, и даже падение на пол не смогло его разбудить. Старатель лишь обиженно всхрапнул, когда его голова, гулко ударилась о деревянный пол. Кто-то из приятелей от души пнул верзилу, отчего его тело колыхнулось, словно гора желе, но и это не смогло вырвать его из прочных объятий сна.