Даже на Алкоре, где ему приходилось выступать на официальных турнирах в составе сборной, уже давно существовали более строгие турнирные правила, обусловленные безопасностью участников и ориентированные на сохранение исторической традиции. А здесь турнир был жестокой и беспощадной игрой, почти лишённой романтического флёра, и являющейся к тому же подготовкой к войне. Он невольно вздрогнул, снова подумав, что однажды окажется с мечом один на один с Донцовым. Или все они, местные земляне-гвардейцы вдруг сойдутся на поле брани со своими недавними товарищами и сослуживцами, сильные, не страшащиеся боли, идеально подготовленные, вооружённые варварским средневековым оружием, с затуманенными злобой мозгами. И будут биться насмерть? Сейчас в это не верилось, но разве мог он подумать ещё недавно, что будет так беспощадно бить парня, с которым вчера сидел за одним столом, зная, что тот не может толком защищаться, страдая от нестерпимой боли? Разве мог ещё недавно подумать Фарид, что станет выискивать среди соперников жертву побогаче, чтоб взять её в плен и получить выкуп, а до того держать несчастного в чулане. И Карнач спокойно смотрит на это, оправдывая своего подчинённого необходимостью заплатить выкуп за проигранные доспехи. Что делает с людьми этот мир? Что он ещё сделает с ними со всеми?

Ему хотелось побыть в одиночестве, и потому он не стал возвращаться в свой шатёр, а отправился на край луга, чтоб смотреть, как зажигаются на крепостных стенах города первые огни. Сев на траву, он смотрел, как опускается темнота на бескрайнюю равнину, как наливаются сапфировым светом небеса. Медленно затихали звуки в лугах, словно сама земля потихоньку засыпала в покое. Только не было покоя его душе, когда он вдруг понял, к чему могут привести их опасные игры.

Приказ срочно вернуться в королевский замок обеспокоил Карнача больше, чем он позволил себе показать своим товарищам. Обычно он подчинялся коменданту замка барону де Брильи, спокойному, как скала, седому солдату, чьё лицо перечёркивал глубокий шрам, а единственный глаз смотрел строго и проницательно. Старик нравился ему, и он чувствовал, что и тот, не смотря на свой суровый нрав, относится к нему с симпатией. Будь приказ подписан им, у Александра не было бы никаких причин для волнений. Но он был подписан графом Раймундом и начинался со слов: «По приказу его величества короля Сен-Марко Ричарда…» Стало быть, случилось что-то необычное. К тому же письмо это привёз не паж и не простой гонец, а один из сыщиков тайной полиции, к тому же он ждал его у коновязи с явным намерением сопровождать.

Они вдвоём промчались по дороге, миновали ворота и въехали в город. Главная улица была запружена народом, но сыщик не стал удерживать коня. Вместо этого он зычным голосом кричал: «Дело короля!» и горожане поспешно уступали ему дорогу. Выехав на площадь перед дворцом, он повелительно указал своему спутнику налево, и тревога капитана усилилась, поскольку именно там, в том конце огромного замка размещались темницы, казематы и помещения, где работали подчинённые графа Раймунда, и куда посторонние попадали только по секретным и неприятным делам.

Доехав до предпоследних ворот, сыщик въехал в небольшой двор, спешился и, дождавшись, когда на землю рядом встанет капитан, таким же жестом велел ему следовать за собой. Они вошли в небольшую дверцу в глухой стене, и пошли по узкому, низкому коридору. Александру ещё не приходилось бывать здесь, и он не жалел об этом. Казалось, тут всё было устроено с целью испугать и подавить несведущего человека. А когда, пройдя мимо нескольких камер, отгороженных от коридора толстыми прутьями, они начали спускаться вниз, он и вовсе пожалел, что не сбежал по дороге. Хотя, он всё равно не сбежал бы, даже если б знал, что его вызывают на допрос с пристрастием, потому что он отвечал за своих ребят, как за тех, что остались на турнире, так и за находившихся в казарме.

Лестница закончилась, и вокруг стало очень холодно, промозглый воздух был спёртым, наполненным запахом плесени и гнили. Миновав ещё один короткий коридор, они вошли в огромный низкий зал, потолок которого поддерживали массивные своды, а пространство было заставлено странными столами, сооруженными из толстых досок, установленных на козлы.

— Капитан королевской гвардии Карнач, ваше сиятельство, — доложил сыщик и тут же отошёл в сторону, в густую тень за полуколонной, на которую опиралась арка свода.

В этой части помещение освещалось несколькими факелами, а остальная тонула в темноте. Помимо ещё пары сыщиков здесь были граф Раймунд в своём обычном чёрном глухом камзоле и стоящий у стены Джинхэй. Увидев его, Александр на мгновение испытал облегчение, но потом заметил, что тот стоит, спрятав руки за спиной и мрачно глядя на него. Чуть дальше он увидел Рагнара Белова, которому поручил следить за порядком в казарме во время своего отсутствия. Тот был подавлен и бледен, как полотно. А потом его взгляд упал на два ближайших стола, где под грязными широкими полотнищами угадывались человеческие тела.

Мысли тут же заметались у него в голове. Неужели в его отсутствие его люди затеяли дуэль, или, того хуже, пьяную драку? И кто-то погиб. Рагнар здесь, а где Стаховски? Он застыл, напряжённо глядя на серые пелены.

— Двое ваших людей мертвы, капитан, — без предисловий сообщил граф Раймунд.

— Кто? — спросил он и удивился, как хрипло прозвучал его голос.

— Это вы нам скажите, — ответил граф, и, подойдя к столам, одновременно откинул с трупов покровы.

Карнач подошёл ближе. Сначала ему показалось, что на грязных досках лежат только доспехи, и это были доспехи гвардейцев, одинаковые для всех его подчинённых. Но потом он заметил, что у покойников всё-таки есть головы, но совершенно чёрные, обугленные. От них шёл тяжёлый запах сгоревшей плоти. Его замутило, но он взял себя в руки. Он навидался всякого, и обугленных трупов тоже, и на службе, и вне её. Поэтому он принялся внимательно осматривать головы. Черты лица разглядеть было невозможно, волосы тоже сгорели, но вскоре он заметил, что у одного из погибших нет уха. Оно не сгорело, ещё можно было разглядеть обрубок. Окинув взглядом фигуру, он убедился, что это был невысокий коренастый человек.

— Это Эжен Довэ, один из самых опытных гвардейцев, — произнёс он. — Служил ещё брату нашего короля. В последней военной кампании лишился уха и прикрывал обрубок волосами.

Он повернулся к другому столу. Картина мало чем отличалась, и он не мог с уверенностью сказать, что узнал погибшего.

— Может, проще узнать, кого нет в казармах? — спросил он.

— Я… — подал голос Белов, но Раймунд прервал его резким окриком «Молчать!» и снова воззрился на капитана.

Тот вздохнул и откинул покров с трупа, чтоб осмотреть его целиком. В глаза бросался блеск начищенных лат. Яркие отблески факелов отвлекали, но капитан решил осмотреть руки и сразу увидел на среднем пальце массивный золотой перстень с крупным переливчатым зеленоватым кварцем. На всякий случай он осмотрел и латы. Да, вот сбоку широкая царапина от меча, которую не слишком удачно, но упорно пытались загладить полировкой.

— Артан Форлин, младший сын алкорского барона. Пришёл в город полгода назад. У меня не было к нему никаких претензий. Что с ними случилось?

— Одного нашли в таком виде у дверей в королевские покои со стороны зала королевского совета. Второго у дверей, ведущих на женскую половину дворца.

— Форлина? — мрачно спросил капитан. — У него был роман с камеристкой леди Эринии. Она это поощряла и явно надеялась выдать девицу за него замуж.

Карнач набросил покровы на тела своих рыцарей. Ему было жаль этих двоих, и всё же он был рад, что это не его ребята.

— Это ещё не всё, — неумолимо произнёс граф и поманил его дальше.

Увидев, что там на столах лежат другие, покрытые полотнами тела, Карнач испытал острый приступ тревоги, а Раймунд всё такой же бестрепетной рукой отбрасывал покровы, обнажая другие чёрные головы. Подойдя к ним, Карнач с облегчением увидел, что на трупах нет лат, а только цветные камзолы и платья с чуть обугленными краями. И тут до него дошло, что то, что он видит, не просто страшно, но ещё и странно. Быстро вернувшись к двум первым столам, он откинул покровы и заглянул под латы. Белые полотняные рубахи были целы, штаны тоже. Хотя сами трупы выглядели так, будто несчастных сожгли в большом камине, их наряды почти не пострадали. Пройдя дальше, он начал осматривать остальные тела и замер над маленькой хрупкой фигуркой, в чёрной руке которой был зажат белый вышитый платочек, лишь слегка потемневший вокруг сжимавших его пальцев.