Соларус ловко орудовал топором, отрубая лучшие куски для друзей Джофа и срезая нежнейшее мясо для Хлои. Он открыто наливал себе и им лучшие вина из пыльных бутылей, так что ни у кого и мысли не возникло, что он мог бы их отравить. Да и видимых мотивов для такого поведения у него не было.
Соларус спросил, выбрали ли они что-нибудь в лавке, — его друг Хаман рассказал, что они заходили. «Неужели Хаман сказал тебе, что мы заходили, но не сказал, что купили?» — усмехнулся про себя Роджер. Джоф поведал Соларусу, что они ходили получить компенсацию за одну вещицу, которая сломалась, вопреки клятвенным заверениям Хамана. Он не стал рассказывать подробности не потому, что верил, что Хаман не рассказал об этом Соларусу, а просто не хотел, чтобы все посторонние уши знали про эту брешь в его защите, так как говорить тихо у него и у трезвого не особо получалось. Хлоя похвасталась сувенирным амулетом и кружками, а Роджер показал дорогой амулет прибыли, сказав, что это единственное ценное, что было у Хамана, при условии, что они смогут продать его какому-нибудь доверчивому приезжему раньше, чем покинут город. Соларус был единственный, кто рассмеялся после этого забавного замечания. Роджер не стал дожидаться и мучить Соларуса и сказал, что еще они взяли какой-то платок, улучшающий ум лошадей, но потеряли его еще до того, как вернулись домой, если, конечно, в городе не промышляют мелкие воришки. Соларус уверил его, что никаких воришек в его городе нет. Он тут же предложил тост за честных разбойников, и все его поддержали. «Да-да, в твоем городе, самодовольный, неосмотрительный толстяк!» — чокнулся с ним довольный Роджер.
Периодически народ выходил из-за стола по своим делам. Только Джоф и Соларус никуда не отлучались, потому как могли себе позволить пить и есть долго. Джофу не понравились все эти случайные совпадения, и он, не спеша, пил и ел, и гадал, что на самом деле на уме у Соларуса-младшего. Может, управитель специально послал его пообщаться с Джофом, а, может, он просто стал мнительным.
Когда Ильмар поднялась, Хлоя пошла вместе с ней, — ей подумалось, что двум девушкам будет легче на какое-то время выпроводить мужиков из единственной уборной. Для поддержания беседы она сказала Ильмар, что в трактирах девушкам проще выходить хотя бы парами.
— Да у них же есть женская уборная! Год назад построили по общей просьбе после того, как одна упившаяся бабенка выгнала из нее всех мужчин и заперлась там почти на час, — Ильмар задорно рассмеялась. — Бывают же такие.
Хлоя тоже рассмеялась, но еще больше она рассмеялась про себя. Но что было, то было, главное — результат: в пивнухе у женщин появилась своя комната. Плохо, что никто не узнает о ее подвиге и не оценит ее заслуги, но ведь и хорошо, что через год уже никто не вспомнит ту разбуянившуюся бабенку.
— А не та ли это пьяньчуга, что год назад… — не закончил пьяный голос, потому что Хлоя втопила кулак в красный нос наглеца и скрылась за дверью вслед за Ильмар. Девушки больше времени потратили на болтовню и зеркало, которое было единственным в таверне. Ильмар в отсутствии мужчин оказалась более общительной: она поделилась своими неприятными эмоциями относительно вульгарного поведения Соларуса-младшего и тем, о чем все уже догадались: она сопровождала и охраняла Соларуса, но не от посягательств бандитов на его жизнь, а, скорее, от мелких неприятностей, которые могли доставить разные дотошные личности. Соларус просил Ильмар на людях делать вид, что она с ним встречается, поэтому она и похлопывала его по руке, — она видела такое у некоторых парочек. Хлоя поведала, что у нее более приятная компания, и их отношения близки к идеальным: мужчины о ней заботятся, хотя без разного рода шуток, разумеется, не обходится. Ильмар позавидовала, сказав, что тоже хотела бы охотится, нежели возиться с разбалованным толстяком. Она смущенно спросила, было ли у Хлои что-нибудь с Роджером, ведь он единственный красавчик в их компании. На что Хлоя категорически заявила, что она не стала бы ни с кем всерьез заигрывать, пока они все занимаются общим делом, чтобы не вносить разногласия в команду. Ильмар, улыбнувшись, и заметила, что Хлоя, с одной стороны, довольно мудра, а с другой — многое упускает. Хлоя пожала плечами, но оправдываться не стала.
Ильмар в целом оставляла довольно положительные впечатления: ощущение искренности в ее словах, приятная улыбка и голос, интересная прическа и красивые, сильные, оголенные до плеч руки. Металлические, похожие на браслеты, наручи на запястьях говорил о том, что она готова вступить в ближний бой. Когда Ильмар смотрелась в зеркало, Хлоя разглядывала ее — это уже вторая девушка, которая вызывала в ней восхищение за последние дни, при том, что девушки эти были абсолютно не похожи. Она же и раньше видела горожанок, селянок, трактирщиц и работниц борделя, но никто не вызывал у нее подобных эмоций. Хлоя встряхнула голову, чтобы хмель немного развеялся, и они вместе вернулись в залу.
В воздухе разносились подпевания и знакомый голос барда. Кажется, местный кутила успел проспаться и его выгнали на сцену отрабатывать выпитое. Лис, так звали барда, распевался всякими веселыми песенками, которые знал каждый. Хлоя уже издали заприметила недовольное лицо Джофа и собирающихся уходить Соларуса со своей компанией. Ильмар скривилась: как только начиналось что-то веселое, они сваливали. Еще раз выпили за хорошую компанию и попрощались. Соларус жал всем руки, приговаривая, что был рад знакомству. Джоф промолчал, но руку пожал. Все равно ничего уже не было слышно: началась песня, в такт которой все посетители стали стучать по столам кружками.
— Пока, красавица! — губы Ильмар коснулись уха Хлои, и тонкая рука приобняла ее за бок. По телу Хлои пробежала сильная дрожь, — такое было с ней впервые в жизни. Она не успела ни ответить, ни прикоснуться в ответ, как Ильмар уже была далеко.
Соларус со своими спутниками покинул таверну, и огромный стол остался в распоряжении небольшой компании. Половой обновил закуски и принес вина и эля. Стуки кружек стихли, и шум перестал резать уши. Хлоя, придя в себя, подсела ближе к Джофу и спросила, почему у него такое кислое выражение.
— Этот малый предложил нам отличную работу: пожить в селении в качестве его тайных послов и держать его в курсе происходящих там событий, — Джоф выговаривал это так, будто жевал что-то прогнившее и вонючее.
— И ты решил, что наконец-то нашел свое призвание? — Хлоя переключилась.
— Я был учтив, насколько это было возможно, и объяснил ему, что у нас есть некоторые принципы, и работать шпионами и доносчиками мы не станем, — оставалось только догадываться, что Джоф имел в виду под словами «был учтив».
— Эй, здоровяк, не забивай себе голову. Сейчас начнутся наши песенки, повеселимся и напьемся своей компанией, — Хлоя схватила его за щеку и сильно потрясла. Джоф взбодрился, отогнал плохие мысли и крикнул музыкантам, чтобы играли поживее, а то уже мухи дохнут со скуки.
Остальные тоже пропустили беседу Джофа с Соларусом, но суть ее узнали чуть позже. Соларус, вероятно, думал, что Джоф решает за всех, или рассчитывал, что Джоф сам будет уговаривать своих компаньонов, если согласиться на его предложение.
Кристоф продолжал тренироваться Соларсбургской пинтой, Роджер был весел и подговаривал Хлою выйти на середину зала и что-нибудь спеть. Хлоя и сама уже хотела развлечься музыкой, но решила еще капельку протрезветь, чтобы попадать в ноты. Балда обнаружил у себя на предплечье невиданные ранее, как ему казалось, полосы. Он вышел в темноту слабоосвещенной улицы, подышал свежим воздухом и, не отдавая себе отчета, достал из кармана платок и нацепил на голову. Ему сразу же стало легче: туман памяти временно развеялся, но какой-то другой туман все же остался. Случайный прохожий громко окликнул своего приятеля, — Балда вышел из ступора, стащил Болиголов, спрятал в карман и вернулся в таверну.
Бард наконец-то заметил свою знакомую лучницу и уже тащил ее за руку к музыкантам. Посетители начали ее узнавать и тоже просили спеть. Хлоя очень надеялась, что узнают ее именно как барда, ведь она пела здесь в прошлый их приезд. Музыкантам как раз не хватало красивого женского лица и голоса, поэтому они не скупились на уговоры, которые где-то в глубине души были приятны Хлое. Никакие сентиментальные песни не смогли бы растрогать местную публику так, как хорошая кабацкая песня, а таких и Хлоя, и музыканты знали не один десяток. В общем началось все, как обычно, с веселых разбойничьих. После первой песни ближайший стол выдвинули в центр, и кто-то с легкостью поставил на него певчую птичку, — этим кем-то оказался Джоф.
