Заслуженно, да. Но я все равно хочу ее увидеть, увидеть свою Лилечку!

Ратмир

– Томка, сюда дуй! Живо! – командую в телефон спустя время.

– Рат, я не могу. Занята я, – отвечает шепотом.

– Чем ты занята можешь быть?

– А ты думаешь, у меня личной жизни нет, что ли?

– Какая еще личная? В другом городе. Только не говори, что ты Лилькиного мелкого брата от скуки раскрутить решила! Я же тебе задницу надеру!

– Ну и фантазия у тебя.

– У меня? Это ты хвасталась.

– Я просто так сказала, очень сильно узнать хотела, что стряслось.

– Значит, дуй ко мне. С инфой…

– С какой еще инфой? Шпиона во мне увидел, что ли?

– И самого лучшего. Еще и наилюбимейшего, – умасливаю похвалой лисицу, зная, как она начинает смущаться и улыбаться в такие моменты, буквально сияет.

– Ладно, я буду. Что узнать надо?

– Где Лиля. С ней все в порядке?

– Ой.

– Что?

– Ратмир, мне папа грозил уши оторвать! Он вообще жалеет, что меня с собой взял. Говорит, сую нос не в свое дело.

– Значит, так, Том. Это мое дело. Моя женщина. Мой ребенок… Удерживать информацию в тайне от меня – это неправильно!

– Да уж, стремно как-то. Но папа злится…

– Перестанет. Говори, где она.

– В родильном.

Закашливаюсь.

– Что?!

Какое родильное! Ей же еще не то, что это рано! Нет-нет… Не может быть!

– Тома, что стряслось?!

– На сохранении, то есть. Она была бледная, переживала, возле твоей палаты постоянно была. Родители настояли на проверке, у Лили тонус какой-то повышенный обнаружили.

– Где? Точно. В этой же больнице? Этаж… Палата! Не жмись, Томка! Ну же! – ору в трубку. – Сестра ты мне или кто?

– Ты меня самым большим, тупым и ржавым ножиком режешь! – темпераментно отвечает. – В общем, я скажу, но взамен…

– Проси, что угодно!

– Оооо… Я хочу… Хочу! – выдыхает она громко. – Нет, я так сразу не скажу! Можно я подумаю? Про запас отложу, можно?!

– Можно! Говори, ведьма, где моя Лиличка?!

Узнав этаж и номер палаты, встаю с кровати. Еще немного шатает от слабости. Неужели я так много крови потерял? Осторожно в коридор выглядываю. На диване Арман сидит, прикрыв глаза.

– Тебе выходить нельзя, – отвечает, даже не посмотрев в мою сторону.

– На шухере, что ли?

– Типа того.

– Шмотки мне нужны.

– А полежать?

– Успеется. Надо к Лиле.

– Меня попросили присмотреть за тобой.

– Тебе мой отец прямой указ, что ли?

– Так-то мне и мой батя даже не указ прямой, – ухмыляется. – Я ничего не видел! Шмотки в сумке, – выпинывает ногой сумку в мою сторону.

– Спасибо.

До нужной палаты добираюсь на одном упрямстве и чистом адреналине, не иначе. Слабостью расшатывает, сердце в груди маслает с трудом. Почти через каждую ступеньку отдохнуть хочется и привалиться к перилам.

Наконец, нужный мне этаж. Осторожно разглядываю снующих туда-сюда людей. Вроде никого особенного не заметил, своих точно не увидел. Палаты в этом крыле платные, Лилечку разместили в одноместную. Подойдя к двери, осторожно заглядываю через матовое стекло. Толком ничего не разглядеть.

Стучу.

Тишина в ответ.

Может быть, спит?

– Войдите…

Я, блять, не вхожу, но словно втекаю в палату, осторожно прикрыв за собой дверь и застываю.

Лиля, привстав с кровати, смотрит на меня, а я – на нее.

Просто смотрим. Молчим.

С худенького плеча слетает тонкая бретелька, я слежу за этим кратким мигом обнажения, заметив, как сильно начинает биться венка на тонкой, хрупкой шее Лили.

Подхожу к ней, каждый шаг с трудом дается. Лиля наблюдает молча, только из глаз слезинки срываются, до самого подбородка скатываются, застывая там прозрачными, дрожащими каплями.

– Я присяду. Можно?

Не дождавшись разрешения, опускаюсь на кровать, с глубоким выдохом. Лиля внезапно резко обнимает меня за шею, сдавив изо всех сил, и меня накрывает.

Резкая боль от слишком сильных и крепких объятий накатывает по всему телу, соревнуясь по силе с одуряюще жаркой волной облегчения. Лиля здесь, со мной.

– Как ты? – вырывается из меня с громким всхлипом.

Щеки обжигает.

– Все хорошо. Тонус небольшой, но твои родители перестраховались. Сказали, мне нужно побыть в тишине, спокойствии. Вдали от всех передряг и тревог.

– Прости меня. Я снова дров наломал. Прости… Не сдержался. Психанул как дурень.

Лиля отстраняется, вытирает слезы.

– Извини, тебе нельзя сейчас так крепко обниматься. Постой… Тебе сейчас вообще нельзя ничего подобного! Ратмир… Ты что вытворяешь?! Ты лежать должен.

– Полежу. Здесь можно? – осматриваю палату через мутную пелену влаги.

Слезу пустил, как девица. Вытираю глаза кулаками.

– Смотри, какое у тебя кресло широкое здесь. Просто випка! Разреши здесь остаться…

Голос севший от слез. Я расклеился рядом с Лилей, напустил эмоций, по ощущениям, как хлебный мякиш, замоченный в молоке. Не могу держать безразличное лицо, все переживания, любовь и боль, все опасения – наружу.

– Нет! – хмурится. – Тебе врачи точно не разрешат.

– А ты?

– Тебе надо лечиться, Ратмир. Огнестрел это не шутки. Хватит быть таким легкомысленным.

– Ты за двоих серьезная! А если быть откровенным, то ты во многом лучше меня.

Обнявшись, мы отстранились, и теперь моя ладонь лежит поверх больничного покрывала, так близко от руки Лилички.

Я осторожно передвигаю пальцы к ее руке, по сантиметру, и накрываю руку своей ладонью.

– Извини. Я тебе кое-что вернуть должен. Разрешишь?

– Вернуть? Ты у меня не отбирал ничего.

– Отобрал. И у себя самого – тоже отобрал! Отобрал право быть счастливым и любить без оглядки.

Я ныряю в карман, достаю обручальное кольцо – белое золото, верх выполнен в форме цветка – бриллианты обточены и выложены лилией.

– Я швырнул его, вылетел из нашей квартиры и подобрал. Блять, мне стыдно! – прячу лицо в ладонях. – Стремно от того, что сказал в запале. Мне прощения нет, но я все же попрошу… Лиль, я хочу, чтобы ты была моей женой. Пожалуйста…

– А я его искала. Думала, что найду! Так глупо, – грустно улыбается Лилия. – Я его видела, кстати. Заранее. До того, как ты его из окна вышвырнул. Нашла и положила обратно! Очень красивое кольцо…

– А ты его примешь?

Мое лицо горит. Грудак прошибает эмоциями, которые даже разобрать не получается – слишком много все понамешано.

– Лиль, я не могу стереть сказанное мной и забыть тоже не прошу. Я сам это забыть не смогу, как скот себя повел. Я только доказать попытаюсь, что однажды ты мне доверилась и сделала это не зря. Все было не зря… Я люблю тебя. Больше всего на свете. Ты – самая лучшая из всех, и это я… я тебя недостоин, если так рассудить. Во многом ты права была, я родился в благополучной семье… Я…

– Замолчи, – шепчет Лиля. – Просто замолчи.

Она меня обнимает, кольцо так и остается лежать между нами, на постели.

– Поцеловать тебя хочу, – признаюсь. – Можно?

– То есть теперь ты всегда разрешения спрашивать будешь?

– Только в начале.

– Поцелуй…

Ее дрожащие губы к моим прижимаются первыми. Соль обоюдных слез смешивается. Поцелуй горько-отчаянный, до безумия нежный. Так мы еще ни разу не целовались. В нас всегда было много жадности, страсти, огня… Много безумия, эмоции выходили на первый план. Сейчас мы целуемся неспешно, нежно лаская друг друга губами, чуть задыхаемся, но снова целуемся, с полным принятием и осознанием произошедшего.

– Лиляяя… – стону после поцелуя, обняв ее.

– Ратмир, иди ложись немедленно. Тебя даже сидя шатает! Много крови потерял.

– Не могу. Отойти от тебя ни на шаг.

– Твои родители будут недовольны.

– Они от тебя без ума, в курсе? Отец за тебя меня отчитал, как пацана. Мама тоже всем сердцем за тебя болеет. Томка… Даже мелкая лисица на твоей стороне!