Сам Арман уже сильно навеселе и без костюма, в одной рубашке, распахнутой низко, которая обнажает верхнюю часть груди и немного татуировок. Серовато-синие глаза искристо обводят меня и Амира.

– Кого хороним? Холостяцкие жизни? – обнимает нас двоих за плечи.

– Клоун! – выдыхает Амир. – Один от идиотизма излечился, но другой его место занял! – смотрит на Армана.

– Полегче! Ратмир показал мне несколько убойных ударов. Тебя снесет практически сразу же!

– Нет времени проверять, так ли это. Просто вытряси информацию из своего брата по разуму. Кажется, ему не помешает чья-нибудь помощь или, как минимум, компания.

Кивнув, Амир отходит в сторону.

– Что стряслось? – уточняет Арман, отбросив в сторону веселье.

– Есть проблемка одна. С моей… девушкой. Невестой. Черт знает, в общем. Я ничего не понимаю уже.

– Так давай выясним? – предлагает. – Куда ехать надо?

– Вот так просто? Ты ради меня сорвешься со свадьбы своего родного старшего брата? – спрашиваю с недоверием.

– Да. А что? Я уже выполнил программу минимум, потанцевал с Серафимой, выбесил Тимура и зацепил несколько телефончиков цып, которые показались мне самыми горячими и отзывчивыми, – подмигивает. – Погнали! По дороге расскажешь!

Лилия

В старом городе, где я жила прежде, накатывают волны воспоминаний. Все такое знакомое и в то же время изменившееся. Вон в том магазинчике, на углу, была обалденная пекарня. Там мы постоянно покупали всякую мелочевку, под этим мостом меня впервые поцеловал одноклассник! Все так глупо, размыто, немного нежно и тревожно. Я сразу же отправляюсь в больницу и нахожу Элю, дежурящей в коридоре. На ней лица нет, по сравнению с фото она сильно осунулась за прошедшие сутки. Ни слова не говоря, я сжимаю ее в крепких объятиях и даю выплакаться.

– Как Ильнур?

– Пока в реанимации. Спасибо, что помогла по-крупному. Думаю, теперь дотянем до операции. Лишь бы он только пришел в себя. Я стараюсь его вылечить всеми усилиями, но он уже родился с изъянами, болеет часто. Делаю все, что могу. Вернее, – подхватывает слезинки. – Делаю все, на что денег хватает. Клятые деньги, нужны везде! Мы стоим на очереди всюду, где только можно, продвигается очень медленно…

– Все будет хорошо, Эля. Все будет хорошо! Ты кушала сегодня? Пила?

– Да. Или нет. Точно не знаю.

– Не ела она ничего! – подает голос темноглазый и худощавый парень лет двадцати.

Поймав мой взгляд, он кивает приветственно.

– Мурат. А ты, значит… Лиля? Сестра Павла? – добавляет, поджав губы недовольно.

Имя Павла не приветствуется в семье Эли, сразу ясно.

– Мурат, Лиля хорошая.

– Так ты ела или нет?

– Говорю же, ничего она не ела. Вторые сутки здесь. Никак не могу ее оттащить.

– Вот врач идет! – подскакивает Эля. – Я спрошу у него, как Ильнур, и вернусь.

Я остаюсь один на один с Муратом. Парень немного настороженно разглядывает меня.

– А ты на Павла совсем не похожа, даже глаза другие.

– Он в отца пошел, а я в маму.

– Хорошо, что ты на него совсем не похожа, – выдыхает Мурат. – Видеть эту мразь не хочется! Надеюсь, ты не к нему приехала?

– Нет! Я пряталась от него и его дружков все эти годы. Эля сказала, что Павел в тюрьме.

– Выпустили. Недавно. Только Эле не говори, – сообщает Мурат. – Ей сейчас нервничать ни к чему.

– Черт… Черт… Давно его выпустили?

– Месяц назад. Я на этот месяц к Эле с родителями перебрался. На всякий случай. Мало ли… Конечно, на работу тяжело мотаться, долго ехать приходится. Но так надежнее. Теперь в городе пожить придется, пока Ильнур на лечении.

– Ты очень храбро поступил. А что… Что-нибудь слышно о Павле?

– Нет. Ничего такого. Видели его пару раз, говорят, больше на тень похож. Надеюсь, его к нам не принесет.

– Я тоже на это надеюсь.

К нам подлетает Эля.

– О чем говорите?

– Надеемся, что Ильнуру лучше станет, – говорит Мурат, я согласно киваю.

– Его уже перевели из реанимации в одноместную платную. Он очнулся, но слаб еще. Нас запустят ненадолго, я договорилась. Ты пойдешь? – спрашивает у меня Эля.

– Да-да, конечно, я пойду.

Когда нас запускают в палату, я дико волнуюсь перед встречей с племянником. Он такой бледный, лежит в окружении медицинских приборов. Кажется совсем крохой, несмотря на свои почти полные восемь лет. У неко темные волосы, смуглая кожа и светлые глаза.

Эля обнимает его бережно, он пытается обнять ее в ответ. Я с трудом сдерживаю слезы, вытираю их пальцами.

– Ильнур, это твоя тетя. Лиля. Помнишь, я тебе о ней рассказывала?

Эля подзывает меня рукой. Я останавливаюсь рядом с больничной кроватью и осторожно пожимаю худенькую руку Ильнуру, у него такие тонкие, бледные пальчики. Он пытается улыбаться, но видно, что его тянет в сон. Я только успеваю его поцеловать, как он засыпает. Нас всех просят выйти как можно скорее, говорят, что кризис миновал. Теперь только восстановление, что тоже занимает немало сил и времени.

Эля уточняет еще что-то, задает вопросы, ловко употребляя медицинские термины, а я понимаю, что в моей голове какафония ужасная из мыслей, страхов, опасений, но вместе с тем крепнет уверенность, что я нахожусь там, где должна. Не смогла бы я пировать на свадьбе и веселиться, зная, что у моих родных такие сложности в семье… Не знаю, правда, насколько сил мне хватит им помогать. Я все-таки в положении, и срок уже такой, что животик начинает выпирать. На работу можно устроиться только частным репетитором, и то нельзя сразу рассчитывать на большие заработки.

Пока Эля разговаривает с врачом, делюсь с Муратом своими мыслями. Несмотря на возраст, он кажется мне на удивление рассудительным и серьезным парнем. Видно, что он всем сердцем за сестру переживает.

– Тебе переживать не стоит. Из-за того, что Ильнуру надо снова находиться на лечение, мы в городе квартиру снимаем. Для тебя место найдется, а репетиторов хороших всегда не хватает. У меня есть знакомые, что постоянно ищут тех, кто мог бы дополнительно с детьми заниматься и не лупить за это баснословные цены. Я могу замолвить за тебя словечко. Конечно, деньги небольшие, но мы все здесь не зашибаем по миллиону.

Чувствую, что он говорит от чистого сердца, и я начинаю плакать: почему я думала, что у меня плохая семья? Вот же, самая хорошая и дружная, в беде не оставляют, протягивают руку помощи!

– Мурат, ты Лилю до слез довел? – удивляется Эля. – Надеюсь, претензии за ее брата не высказывал?

– Нет-нет, что ты. Все хорошо, Эля. Это все из-за беременности. Я такая плаксивая, ты даже представить себе не можешь. Могу даже над печеньем реветь! – вытираю слезы.

Обустроившись на съемной квартире, я много времени провожу в компании Эли. Мы разговариваем, вспоминаем те немногие крохи хорошего, что были в нашем прошлом. Она много рассказывает о сынишке. Оказывается, Ильнур потрясающе хорошо рисует. У него самый настоящий талант. Мне еще больше хочется, чтобы он встал на ноги, вылечился и жил полноценной жизнью. Сейчас меня окружают хорошие, душевные люди, и мне хочется, чтобы Ратмир тоже их узнал. Не всем дано родиться в такой хорошей семье, как у него. Родителей, как и семью, не выбирают.

Чем больше я думаю о нас, тем сильнее испытываю желание все рассказать Ратмиру. Может быть, эмоции уже улеглись? Я же не изменяла ему, не была с другими, о семье умолчала из панического страха, который душил меня на протяжении долгих восьми лет.

Неужели он не поймет? Когда мне было сложно ему поверить, я изо всех сил старалась…

От эмоционального подъема меня потряхивает, живот начинает крутить. Я ложусь на диван, но прежде снимаю телефон с зарядки, чтобы позвонить. Подношу его к уху, набрав номер телефона Ратмира.

Лилия

Идут гудки…

Сверху-вниз по телу струится горячая волна облегчения, что его телефон хотя бы включен и в зоне доступа.