С трудом втягиваю обжигающий воздух в легкие, ставшие мизерными. Никогда я с ним так по-крупному не ссорился, Серый всегда был отходчивым, легким.
Но сейчас я почему-то знаю, что быстро он не отойдет. Знаю, как любил он эту тачку, дорожил ей, на свои деньги купил, не на деньги отца. Такие вещи всегда ценятся дороже, по себе знаю. Еще и дружба многолетняя псу под хвост. Трещина образовалась. Может и потом сойдется все, вернется на круги своя, но трещина останется, как зарубка.
Делаю еще несколько кругов вокруг разбитой тачки.
Нехорошо. Нехорошо, блять!
Но если бы не тачку разбил, я бы его самого основательно поломал. Как бы Серый ни храбрился, он все же не боец.
В воздух от меня поднимаются клубы пара. Топлива столько, что жарко даже в куртке.
Нужно домой, к сестрицам. Что они еще могли учудить, пока меня не было?
Сука, всего один день! На сутки всего пропал, а эти лисы, как почувствовали, что нырнул глубоко, что в чем-то на семью болт забил, и от рук отбились.
Болт. Забил. На семью.
Изумленно принимаю этот факт, как данность.
Да ну… Быть не может!
Заставляю топать к своей машине.
Нормально со мной все. Нормально… Обычный загул. Ничего особенного.
Масштаб катастрофы еще не оцениваю.
Тешу себя надеждой, что все под контролем.
Пилю домой, готовый выписать всем воспитательный разговор и не только его.
Осознание шарашит по голове молотом чуть позднее. Когда понимаю, что прошляпил нужный съезд.
Просто пронесся мимо, но перестроился так, чтобы вернуться на свою хату, где все еще спит Лиличка.
Кратким маршрутом. Самим кратким.
Это что-то непреодолимое.
Выстраиваю в голове планы, мысленно соглашаюсь. Но натуру ведет в другую сторону, бессознательное берет верх, врубает автоматику и, руководствуясь ею, слепо ведет меня не в ту сторону.
Мне к семье надо. К семье, выцарапываю для себя эту мысль, глубоко задевая за все болевые точки.
Приходится остановиться.
Несколько минут провожу на обочине, положив руки на руль. Замереть так, невидящим взглядом провожая проносящиеся по дороге тачки. Пока машины чиркают по трассе, пытаясь одолеть калейдоскоп, вихрь, устроенный внутри.
Никогда же так не крыло. О нужном, о самом важном думал в первую очередь, легко отходил в сторону. А сейчас то? Армагеддон какой-то.
Силой заставляю себя думать о нужном, перемалывая прочие желания в фарш.
Тело дробит на куски, расщепляется на «хочу» и «надо». Когда одно другому мешало? Да никогда. Почему сейчас вразрез? Как-то по-особенному раскатывает, задевает глубинно там, где еще не цепляло. Крюк тянет под ребрами, но припекает отовсюду.
Курсор моих желаний четко пролегает в том направлении, где есть она – Андреева Лилия Алексеевна.
Катаю на языке ее имя, и полным по имени и отчеству, и сокращенным «Лиличка», звучит приятно. Даже не знаю, что приятнее, губы тянет в улыбку. И только тогда, поймав в отражении бессмысленное, но довольное выражение на своем лице, понимаю степень провала.
Это пугает.
Понимаю, что на Сером даже сорвался не из-за лисицы. Из-за стычек мелкой лисицы и Серого я всегда лишь посмеивался. Мелкая заноза кому угодно мозг может снести, Серый всегда в ответ огрызался лениво. Серега вхож в семью, близок всем, не только мне. Знаю, что его и без приглашения запустят, накормят, поговорят как с близким человеком. Есть у него такая черта – он открытый и располагающий к себе. Даже мой отец, для которого семья – святыня, принимал Серого за кого-то, очень близкого, почти родного.
По факту принимаю, что рубанулся я не из-за Томки, а по другой причине. Меня от Лилички оторвали, посмели носом ткнуть в проколы, допущенные по моей же вине.
Это и бомбануло…
Здесь и причина детонации.
Ведьма.
Это наваливается, размазывает, нутро начинает дробить начинающимся бунтом против расшатывающихся установок. Но больше всего бомбит от мысли, что да… Да, мог наплевать бы и дальше. Если бы не происшествие, фиг знает, сколько бы все шло самотеком.
К Лиле хочется. Кожа к коже, чтобы без преград. Хочется расшатать ее устои до самого основания, преодолеть барьеры. Необыкновенного чего-хочется, пройти дальше, сломать все основательно, как сломал сопротивление…
Грубо себя обрываю: достаточно.
По фактам: накуролесил, забылся, унесло. Так быть не должно.
Этот тот дурной раж, которого следует опасаться всем, не только бойцам, забывающимся на ринге.
Опасность мигает красным. Нужно остановиться, отойти в сторону. Раскладываю свои первоначальные желания и пытаюсь подогнать под них то, что произошло в итоге. Не влезает. Трещит по всем швам и направлениям, слишком много лишнего.
Нужно отсечь ненужное, не углубляться…
Хотел трахнуть строптивую училку? Трахнул. Не ушла от меня, как любая другая? Так и есть. Чистенькая оказалась? Годится для плана. Стоп! Стоп, блять!
Сколько я в нее спустил своего добра? Может и залететь.
Откуда-то изнутри прорастает твердое ощущение, что так и есть. Не понимаю, откуда корни у этой уверенности, но точно знаю, что не ошибаюсь.
А если так, то можно вернуться в родной дом и заняться действительно важным.
Машина делает рывок в нужном, теперь уже реально в нужном направлении, но по ребрам изнутри так противно скребет, что хоть вой.
Пересиливаю это ощущение. Передавливаю ненужное, и отпускает.
Отпускает с каждым прокатанным километром.
Делаю еще несколько кругов вокруг частного сектора, чтобы наверняка, огибаю нашу резиденцию по последнему кругу и только потом закатываюсь во двор, полный спокойствия и уверенности в себе.
Пауза только на пользу.
От долгов Лиличку избавил. Жильем обеспечил.
Денег, опять же, оставил.
Ниточку для связи – тоже.
Понадобится что-то, даст о себе знать, как и все прочие телки.
* * *
– Томаааа! – раскатываю по холлу.
Знаю, что мелкая лисица не спит. После такого аттракциона точно не спит. Есть у меня к ней слабость. Она, мелкая, маме труднее всех далась, родилась сильно недоношенной. До сих пор помню, как взял ее первый раз на руки и забыл, что такое дышать: до того крохотной она была, как варежка.
Мы с ней носились, как с чудом. Проблем у нее со здоровьем хватает: аллергия, простужается быстро, на сердце нагрузкой дает, оно у нее слабенькое. Наверное, поэтому к ней бережнее, чем к той же Ксюхе… Поэтому спускаю Томке с рук многое? Сеструха же… Мелкая бесячая колючка под хвостом, но такая любимая.
Слышу частый звук. Как правило, на зов Томка всегда подбегает к коридору, а оттуда уже выдает вальяжную походку. Так и сейчас, добежав до угла, оттуда сестра курсирует уже иначе, держится отстраненно, но глаза опухшие, красные и мокрые совсем. До сих пор ревет, что ли?
– Сюда иди! – показываю пальцем в метре от себя.
– А сам подняться не можешь?
– Сюда. Иди. В корзину телефоны сложила?
– Да! – выдыхает обиженно, смотрит куда-то в сторону. – Планшеты и все прочее – тоже. Только ноутбук оставила. Мне вообще-то надо тему для курсовой выбрать.
– В библиотеке выберешь. Спускай добро.
– Рат, ноут мне для учебы нужен.
– Спускай все сюда. Вместе со своей дырявой головой. Посмотришь, что натворила.
– Я…
– У тебя две минуты, Тамара.
Она знает, что, когда я зову ее полным именем, значит, медлить не стоит, уносится со следами легкой паники на лице. Через минуту лисица толкает к лестнице корзину. Как она и сказала, ноут покоится сверху всего барахла, обклеенный всякой дребеденью. Даже изображение обезьяны есть…
Вспоминаю слова Серого, мол, Томка обезьян любит. Никогда внимания не обращал. У нее мягких игрушек – вагон. У нее, в принципе, всего всегда хватало.
– Спускать? Она тяжелая!
– Спускай! Не надломишься.
Пока Томка ходила за своими устройствами, выпинываю свою спортивную сумку.
– Сюда сгружай. Все. Без моего ведома тронешь – выпорю!