Но такие отношения приемлемы между мной и ней. Мы должны быть вдвоем. Ребенок в эту схему не вписывается. Хотя, это я сейчас не вписываюсь в их идиллию, где нет боли, а есть только очищенная от нее любовь. Мне теперь придется делить ее с ребенком. Моим ребенком, которого я совсем не воспринимаю. Ирония судьбы, которая пожестче любого секса: мальчик, рожденный в результате больных отношений, и его тоже зовут Артём.

У моей сумасшедшей мамаши когда-то так же хватило ума назвать меня в его честь. Вероятно, чтобы ненавидеть еще сильнее. И да, наша доблестная милиция сподобилась-таки поймать насильника, правда, когда тот успел надругаться еще над пятью девушками. Я никогда не видел этого человека, но по его вине возненавидел и себя, и свое имя.

Лера смотрит на меня и никак не может понять, что скрывается за моим новым и, должно быть, очень странным выражением лица. Я же продолжаю дрейфовать по волнам памяти и вижу её в расплывчатой, пульсирующей красным виньетке. Лера замолкает, отворачивается и начинает рыдать в голос, схватившись за край металлической мойки.

Меня передергивает. Я никогда не забуду, как она ─ не могу даже в мыслях назвать эту женщину мамой ─ засовывала мои руки в точно такую же раковину, включала либо ледяную воду, либо кипяток и держала, пока я не начинал орать и дергаться. Каждый раз я молился про себя, чтобы она выбрала холодную воду, потому что кипяток оставлял ожоги, которые и по сей день напоминают о себе тонкой патиной шрамов.

Пытаюсь выдраться из колючей проволоки воспоминаний и вернуться к ней. Волевым рывком прерываю бесконечные блуждания в лабиринтах памяти и вываливаюсь в реальный мир. Лера ревет, а меня трясет и обливает потом.

Оплетаю руками ее судорожно вздрагивающие плечи и шепчу:

─ Прости меня, пожалуйста.

Мне есть за что попросить у Леры прощения, но сейчас эти слова обращены к совсем другой женщине. Я всегда хотел извиниться перед мамой, потому что чувство вины варило меня в кипятке каждую минуту жизни. Но вместо того, чтобы сказать «прости», либо молчал, либо орал, не понимая, как облегчить ее и свои муки.

─ Артём, нам очень нужна твоя помощь. Тёмке нужна. Я тебя очень прошу, помоги.

От ее слов в голове опять перемыкает, и я наконец возвращаюсь в реальность в полном объеме:

─ Какая помощь, Лера? Что происходит? ─ хватаю ее за плечи и мягко встряхиваю, пытаясь привести в чувство.

─ Тёмик заболел полгода назад, ─ объясняет так сбивчиво, что я никак не могу войти в курс дела. ─ Обычная простуда… даже температуры высокой не было. А потом, чтобы услышать, о чем говорят в мультиках, стал подходить очень близко к телевизору. И я не могла его дозваться…Понимаешь?

─ Лера, соберись! ─ прикрикиваю я, все еще не понимая, что происходит. ─ Что случилось с ребенком?

─ Он теряет слух… Если срочно не сделать операцию, наш сын оглохнет через пару месяцев.

Наш сын. Её и мой. И ему нужна помощь. Очередной переворот в мозгу и сердце: я как компьютер, у которого горят все платы разом. Пофиг, что происходит между нами. Я хочу, чтобы мой ребенок был здоров и ничем не отличался от сверстников. Я не хочу, чтоб он был хоть в чем-то как я.

─ Почему раньше не сказала? ─ зло шиплю я, до сих пор держа её, маленькую и трясущуюся, в руках. ─ Зачем время тратила?

─ Ты же не хотел детей. Я не знала, как ты отреагируешь, ─ оправдывается Лера.

─ Наши «тёрки» ─ потом. Давай его медицинскую карту и все такое. Я найду лучших врачей, обо всем договорюсь и оплачу.

─ Тём, там сумма астрономическая, ─ вскидывает на меня глаза, украшенные мокрыми ресничками.

─ Я все решу. Ты поняла? ─ спрашиваю я твердым, как сталь, голосом.

─ Да, ─ шепчет она притихнув.

─ Я позабочусь о вас обоих. Все будет хорошо, ─ обещаю я ей и добавляю: ─ Завтра после работы у нас сессия.

Поджимаю пальчики внутри туфель ─ не потому, что мне в них адски неудобно, а скорее из-за антуража, который заставляет обливаться потом и нон-стоп гореть стыдливым румянцем. И в то же время едва могу усидеть на краешке кресла, так мне не терпится довериться его рукам и приказам. Моя личность словно развалилась на две половинки. Забитую пуританку Валерию пытается изгнать бесстыдная Саба, которая ест жизнь большой ложкой, курит в жесточайший затяг и мечтает, чтобы он уже сделал с ней абсолютно все, что хочет.

Только лишь нахождение в так называемой VIP-игровой заставляет воображение беситься, а низ живота — сжиматься от предвкушения. Стены здесь полностью покрыты зеркальными панелями ─ куда ни кинь взгляд, везде наши отражения: моё, пылающее малиновым румянцем и зажатое, и его, вальяжно развалившееся в кресле и пускающее синеватый дымок, благоухающий чем-то сладковато-восточным.

─ Сними туфли, ─ бросает Артём, видя, как я скребу их пальцами изнутри.

Смущенно опускаю глаза, попутно скользнув взглядом по его величавой фигуре, и, не выходя из роли грациозной кошечки, выскальзываю из красных туфелек. По тону и стилю они почти слились с мягкой кожаной обивкой, покрывающей пол. Мне хочется подчиняться каждому мановению его ресниц. И в то же время я мечтаю быть как Артём. Для меня он бог, который почтил нашу грешную землю своим присутствием.

─ Хочу знать все о твоем опыте, ─ проговаривает он глубоким шаманским голосом, который потихоньку вводит меня в транс.

Хоть я и сообразила, о каком опыте он спрашивает, все же чувствую себя как на собеседовании. Артём слишком уж серьезно относится к моей подготовке к сессии, чтобы во время нее ни происходило.

─ У меня был всего один парень, ─ бормочу я, чувствуя, как загораются уши.

─ Хм, ─ фыркает он и затягивается так глубоко, что на месте щек образуются провалы, а скулы становятся острее бритвы.

Я уже готова броситься к своему Мастеру и пасть на колени у его ног, но, как примерная, девочка сижу на месте ─ на краешке кресла. Балансирую, упершись пальцами ног в мягкий настил. Мама бесконечно повторяла, что я сижу по-дурацки, а вот Артёму моя привычка присаживаться на самый краешек кажется сексапильной.

─ Это плохо? ─ настораживаюсь я, стыдясь своего скудного опыта.

─ Неа, ─ протягивает он небрежно и выпускает из красивых, чувственных губ пару дымных колечек, которые повисают перед моим носом. ─ Просто ты ничего не знаешь о своем теле. Я помогу тебе его познать, но для этого мне нужна кое-какая вводная информация. У тебя был опыт анального секса?

От такого вопроса у меня перехватывает дыхание, а пульс взлетает до небес. Мне о таком даже подумать стыдно, а Артём всерьез предполагает, что я этим занималась.

─ Нет, ─ впиваюсь отросшими ногтями в край кожаного кресла, которое противно скрипит, соприкасаясь с влажными подушечками пальцев.

─ Для тебя это табу? ─ спрашивает он с токсичной, но довольной улыбкой на губах.

─ Не знаю, ─ честно отвечаю я и вскидываю на него глаза. ─ Это приятно?

Провожу рукой по шее ─ на ней пока нет ошейника, и я могу без разрешения смотреть ему в глаза. Их заводящая темнота распыляет меня на атомы.

─ Смотря с кем, ─ отвечает многозначительно, а потом резко переходит к следующему пункту позорного списка: ─ А оральный секс был?

─ Нет, ─ вновь бормочу я себе под нос.

Мне хочется съежиться от стыда, но нужно держать баланс, чтобы не свалиться к его ногам раньше времени.

─ Что за дегенерат был твой бывший, что не пожелал, чтобы твои сексапильные губки коснулись его святая святых? ─ выдает Артём своеобразный комплимент и продолжает снимать с меня слои скромности: ─ И тебя тоже не радовал «десертом», от которого девочки начинают резко молиться всем богам?

─ Нет, ─ я становлюсь краснее мягкого пола.

─ Знаешь, дети не просто так суют всё в рот. Они таким образом познают мир. И это реально неплохой способ познакомиться с чем-то новым. Хотела бы познать мужское тело ртом? Самые нежные и чувствительные его части?

Артём соединяет попарно кончики астеничных пальцев и подпирает этой конструкцией подбородок с мужественной ямочкой. Смотрит на меня пытливым взглядом, а губы кривятся в довольной ухмылке. Он явно наслаждается моим смущением.