─ Ты чай будешь или кофе? ─ спрашивает, продолжая греметь посудой. Как в старые добрые времена. И квартира — такой же трэш.

Иллюзия выбора. Знает, что буду кофе, но зачем-то приплела чай. Словно намекает на то время, когда я без конца предлагал ей уйти, а сам только крепче сжимал в руках поводок. Интересно, неосознанно Лера это делает или так обижена, что пытается уесть даже в мелочах? Впрочем, она может так не стараться ─ её одинокие шатания по сессиям почти вызвали у меня инфаркт и заставили о многом задуматься.

─ Кофе. Черный. Погорячее, ─ чеканю я. Лера вздрагивает всем телом, а голые ноги покрываются крупными мурашками.

Оборачивается и через плечо одаривает меня взглядом, в котором закручивается огненный смерч. Я точно знаю, что вспомнила наш первый раз. Лера тогда была уверена, что нарвалась на любителя грубого секса. Моя глупышка была совсем не в теме и о БДСМ-сообществе не знала ничего. Это было так волнительно для нас обоих. Я вложил ей в руки клубок красных ниток и наблюдал, как Лера медленно его разматывает, трансформируясь из примерной Сабы в ненасытную Мазу, которая в конечном счете свела меня с ума. Лера и сама была близка к безумию, но застыла в шаге от него, раз хватило рассудка сбежать.

Ставит передо мной чашку и встает напротив. Какая же Лерочка красивая. Такая родная и понятная, но изменившаяся раз и навсегда.

Сижу полупьяный от созерцания своей совершенной богини. Богини в цепях, которая когда-то послушно сидела у моих ног. Не знаю, чего хочу больше: наказать ее, или приласкать, пропустив моменты с кнутом. Впрочем, для Леры наказание ─ обязательное условие удовольствия.

─ Мама! ─ звенит в ушах. В двух шагах от меня только что полыхнула водородная бомба.

На пороге кухни стоит мальчик лет четырех. Проходит мимо меня, таща за собой желтого медведя, который по размеру почти как он. От меня не осталось даже костей: все мое существо пожрал огненный ядерный гриб.

Лера, забыв о моем существовании, бросается к ребенку. Подхватывает его на руки, и теперь, когда они голова к голове, я понимаю, что у мальчика ее глаза. В закипевшем мозгу долбятся две версии случившегося. Одна хуже другой. Лера сбежала от меня, переспала с другим мужиком и родила от него. Или сбежала от меня уже беременная и сейчас держит на руках моего ребенка.

Лера крепко прижимает к себе мальчика, словно защищая от опасности, а малой смотрит на меня, чуть приоткрыв ротик. Я тоже не свожу с него глаз, отчаянно пытаясь отыскать собственные черты. Вот они: бровки моей формы…И моя же горбинка на носу.

─ Мама, а кто этот дядя? ─ шепчет малыш Лере на ухо, но так громко, что я все слышу.

─ Тёмик, ─ ласково проговаривает она, и до меня не сразу доходит, что в ее устах имя сына, а не мое, ─ это дядя Артём, ─ голос дрожит. ─ Он наш друг.

Мальчик тут же решает познакомиться и тянет ко мне ручку, продолжая держаться за Лерино плечо.

Я касаюсь маленьких пальчиков, которых даже не видно в моей руке, и легонько их пожимаю. У Леры слезы на глазах. У меня же пакостно щекочет в носу. Пазл сложился. Теперь можно хоть все плетки мира приложить к ее плоти, и все равно это будет слишком мягкое наказание за то, что Лера сотворила.

Считывает мою реакцию. Для Леры это самая важная минута в жизни. И для меня, вероятно, тоже. Мозгом я понимаю, что это мой ребенок, но ничего к нему не чувствую. Только смутную симпатию. И возникла она потому, что у малого Лерины глаза.

─ Нам нужно поговорить, ─ говорю спокойно, а у самого внутри все рвется.

Все, и правда, сложно. Все теперь неподъемно сложно.

Лера кивает, покрепче прижимает к себе ребенка, будто тот ─ величайшая реликвия. Как такое может быть? Для нее мой маленький тёзка ─ это целый мир, а для меня ─ просто ребенок. Такой же, как малые, которые играют на детской площадке под окном.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

─ Пойдем, Тёмик, включу тебе мультики, ─ щебечет Лера, и от шелковистой нежности ее голоса на душе становится так муторно, что хочется бежать прочь.

Малыш кивает и обнимает её за шею. Лера, гладя ребенка по спинке, несет его в комнату. От них веет теплотой, о которой в возрасте маленького Артёма я мог только мечтать.

Делаю глубокий вдох и вцепляюсь пальцами в кромку стола. Чувствую себя солдатом, который истекает кровью в холодном окопе. Над головой со свистом и ревом рвутся снаряды. И вот, стрельба гаубиц стихает и наступает оглушительная тишина. Пара минут, чтобы выдохнуть и перезарядить легкие новой порцией кислорода. Секундное перемирие перед куда более ожесточенной битвой.

Мультики орут так громко, что в висках начинает пульсировать. Самое мучительно лучше всего переживать, считая ─ тогда появляется хотя бы иллюзия контроля. Один, два, три, четыре, пять.…

Дохожу до ста, и Лера вновь появляется на крохотной кухне. Пространство съёживается из-за наступающих со всех сторон флешбэков, от которых хочется орать, срывая голос.

─ Это мой ребенок? ─ задаю я обидный и абсолютно ненужный вопрос.

─ Если ты говоришь о своей биологической роли, то да, ты его отец, но это только мой сын …─ зло выпаливает Лера, шпигуя мою душу кусочками свинца. ─ Я спасла его от тебя и была рядом с самого первого вдоха!

Как больно, Лера. Ты сейчас понятия не имеешь, что четвертуешь меня острейшей катаной. Я готов во все горло вопить стоп-слово, но воспоминания уже не остановить. Фантомы прошлого оживают и тянут ко мне свои ледяные руки.

Лера все продолжает убеждать, что сын ─ это не только ее плоть и кровь, но и порождение души, самое дорогое существо в этом мире, но в этом нет нужды. Я кожей чувствую незримую связь, которая соединяет их крепчайшим поводком. Для меня это нечто непостижимое. Я никогда не смогу стать родителем, хотя и играл для Леры отеческую роль в её очень извращенном понимании. Это неудивительно. Я не сын своих родителей.

Нет смысла врать себе. И ей тоже. Я — несостоявшийся абортный материал, порочный в самом зачатке.

Все началось много лет назад, когда безымянный на тот момент насильник надругался над ученицей девятого «В» класса. Он насиловал ее много часов подряд, пока этого нелюдя не спугнул случайный прохожий, которому приспичило справить малую нужду в том же темном переулке. Можно только гадать, что это был за ад для ее тела и психики, но он не закончился той ночью…Через неделю девочка, которая еще вчера играла в куклы, узнала, что беременна от насильника. Несомненно, она имела право на аборт, но гуманно решили поступить не с ней, а с плодом. На семейном совете было решено, что нужно рожать, ведь первый аборт чреват бесплодием. Да и как можно не полюбить собственного ребенка, который мило агукает и смотрит на тебя как малой на Леру? Можно!

С каждым годом она ненавидела меня все сильнее, потому что я — «копия того козла». Это я знаю с ее слов. Она повторяла это всякий раз, когда щипала меня, таскала за уши до надрывов кожи или ставила на горох до появления на коленках кровавых ран.

Сначала я плакал и умолял мамочку прекратить, а потом тычки и затрещины вошли в привычку. Тогда она стала беситься, что «воспитательные меры» по вытравливанию из меня его гнилых генов больше не доводят до слез и истеричного визга. Она упивалась страхом, который видела в глазах ребенка. Не своего ребенка. Я был всего лишь отродьем ублюдка, который насиловал ее три часа кряду.

Я рос, и выбивать страх становилось все сложнее, и потому пытки приобретали все более изощренный характер. Ей не нужна была пепельница, потому что я всегда был где-то рядом и очередной окурок можно было затушить о мое тело ─ желательно там, где не видно. Каждый день эта женщина, которая считалась моей биологической матерью, рассказывала, как я ей ненавистен, однако никогда не стремилась отослать меня подальше ─ ни в интернат, ни к бабушке.

Повзрослев, я понял, что мы были крепко связаны узами созависимых отношений. Я был нужен ей, ведь отрываясь на мне, она мстила ему и от этого кайфовала. И я тоже нуждался в ней, потому что любил несмотря на боль. С тех пор так и повелось: испытывать боль равно любить, и причинять боль тоже равно любить. Все просто. Если не можешь избежать боли, подружись с ней.