В главах, которые называются "ОН", повествование ведется от лица Артёма и в настоящем моменте, а в тех, что "ОНА" рассказывает Лера, из прошлого.

Тыкаю пальцем, с которого ручьем сбегает пот, на дисплей беговой дорожки ─ задаю самые жесткие параметры: бегу под горку с максимальным отягощением. Чем мне тяжелее, тем больше кайфа я ловлю. Люблю, когда все на таком волоске, что вот-вот улетит в пропасть. Жить не могу без адреналина, который стучит так, что вены почти лопаются от взбудораженной крови.

─ Эй, Романов, аппарат сломаешь, ─ шутит Костя, который еле ногами перебирает; полотно под ним почти не двигается. Не знал, что у беговых дорожек есть прогулочный режим.

Я не только пытаюсь хапнуть адреналина ─ бегу сам от себя. Бегу, пока хватает сил. Когда кончатся, упаду и буду ползти. Я такой: никогда не останавливаюсь. Никогда не сдаюсь.

Соленый пот выжигает глаза; мышц уже не чувствую. Завтра буду ходить как робот из-за крепатур. Зато стану сильнее, физически и морально. Упрямлюсь и бегу дальше несмотря на то, что на ноги тяжелые, словно цементом залитые. Несусь, пока могу дышать. И только когда дыхалка совсем сдает, останавливаю тренажер.

Некоторое время радую организм живой водой из бутылки и крупными глотками кислорода, а потом, стерев с лица пот мокрым, хоть выжимай, полотенцем, бодрым шагом направляюсь в душевую. Костик спешит за мной, хотя даже и не вспотел за время меланхоличного перебирания полотна под успокаивающую музыку. У меня-то в наушниках всю тренировку громыхал тяжелый рок.

Хлопает меня по плечу, а потом, заржав, выдает:

─ Тебе женщина нужна, Тём, чтоб так на спорте не убиваться.

─ Мне никто не нужен, ─ парирую я и встаю под душ; теперь его и меня разделяет, облицованная плиткой перегородка.

Подставляю лицо обжигающе ледяным струям, которые медленно охлаждают почти закипевшую кровь. Упираю руку в стенку, пытаясь прогнать вьетнамский флешбэк. Он живо напоминает мне, какую радость могут принести женские руки, ласкающие тебя под льющейся водой.

─ Ты женат был? ─ огорошивает он меня вопросом, который вмиг разгоняет сладкий морок.

─ Был, ─ отвечаю раздраженно, надеясь, что он этим вопросом и ограничится.

─ Долго?

Это для него такие вопросы такие невинно-обывательские. Что же до меня, я бы сам себе иголки под ногти загнал, если б это избавило от подобного рода разговоров.

─ Полгода, ─ вновь отвечаю односложно.

─ И что разошлись?

─ Не сошлись характерами, ─ уже огрызаюсь я.

На самом деле, мы ими никогда и не сходились. Люди с разных планет, которым не посчастливилось встретиться в один дождливый день. Было это в другом городе и, кажется, совсем в другой жизни.

─ Так ее звали Валерия? ─ спрашивает он, вновь выдернув меня из роя мыслей и воспоминаний.

─ Что? ─ переспрашиваю я, посчитав, что ослышался.

─ Татушка на санскрите у тебя на груди. Там написано «Валерия».

Касаюсь витиеватой надписи, которая выбита над сердцем. Наверное, если вскрыть мне грудную клетку, то ее имя будет чернеть и на бьющимся в предсмертных судорогах органе, плюющемся кровью и отчаянно желающем вырваться из костяной клетки и пасть к ее ногам.

В тот день, когда я заклеймил себя её именем, Лера набила себе россыпь чёрных и белых звездочек на задней стороне шеи. Ни к чему не обязывающая мулька, которую можно трактовать как угодно. Интересно, свела или нет? Ведь это я держал ее за руку, пока тату-мастер набивал всю эту скрытую красоту. А она шутила, что всегда видит такие звезды в моих глазах.

─ Ты откуда санскрит знаешь? ─ удивляюсь я его познаниям.

Хотя, большую часть времени татуировка скрыта под одеждой, и всех, кто ее видел, можно пересчитать по пальцам одной руки. Так что, не стоит особо удивляться, что среди них не нашлось знатока санскрита.

─ У меня брат старший ─ татуировщик. Знаю, как выглядят русские имена, набитые санскритом! Не перебиваешь, потому что новой девчонке всегда можно будет наплести, что там какая-нибудь умная цитата набита? ─ ухмыляется он, поливая себя гелем для душа.

Молчу. Мне насрать, кто и что подумает. Я бы хотел свести ее по другим причинам. Свести самым варварским способом ─ взять нож и срезать. Без анестезии и в полном сознании, чтоб прочувствовать каждую крупицу боли. Но тогда останется шрам. И он тоже будет напоминать о ней. Впрочем, даже если бы на моём теле не было клейма с ее именем, я бы все равно Леру не забыл. Невозможно забыть ту, которая залезла под кожу, исполосовала душу порезами и бросила истекать кровью.

─ Тём, ты бы не тормозил так, а то тебя уже новый референт ждёт.

─ Я же сказал, что сам кого-нибудь найду, ─ рыкаю я. Ненавижу, когда решают за меня.

─ Ты бы еще долго собирался. А я нашёл отличный вариант. Резюме — блеск, так еще и на мордочку куколка.

Я решаю сам. Все и всегда. Так что, милую мордашку буду вынужден выставить на мороз просто потому, что мне ее кандидатуру навязывают. Но собеседование провести всё же придется, если уж мадам Референт с милой мордочкой уже ждет в кабинете. Чтоб не сдвигать график, я торопливо облачаюсь в офисный доспех. Слежу за тем, чтоб костюм лежал идеально: чтоб ни складочки, чтоб воротничок почти резал кожу. "Виндзор" же затягиваю так сильно, что едва ли могу сделать слишком глубокий вдох. Последний штрих ─ защёлкиваю запонки. Её подарок. Почему я так люблю причинять себе боль? Почему они не пылятся где-то забытые? Почему всегда со мной, хотя дешманские и не особо стильные?

Девушка сидит на самом краешке стула, спиной ко мне, и покачивает ногой, изящно закинутой на другую. Меня глючит с самого утра. Я знаю только одну женщину, которая неизменно сидит именно так.

Она понимает, что уже не одна, поднимается на ноги одним грациозным движением и резко разворачивается ко мне лицом. Этого просто не может быть. Я вконец спятил. Моё сердце срывается с тарзанки в пропасть, и в полёте отрывается пара тромбов. Почти не могу дышать. Судьба однажды вырвала её из моих рук, а теперь вновь впихивает в них же, но уже в роли нового референта. Как? Господи, как? Другой город. Другая жизнь. И вновь её глаза.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Тоже узнала меня. Взгляд вон ошалелый, будто в ловушку Пилы угодила. У меня, наверное, такой же, но я лучше умею держать лицо.

Я никогда не останавливаюсь. Иду напролом. Меня сложно чем-то смутить. Даже тем, что происходит сейчас.

Адреналина в крови так много, что подушечки пальцев пульсируют барабанным боем и вот-вот взорвутся, но я умею держать себя на поводке. Если очень нужно. Не люблю, но умею. Веду себя согласно ситуации. Веду себя так, как если бы реально был ее боссом, а она ─ моей подчиненной. Я органичен в этой роли. Она тоже. Конечно, мы же были так увлечены ролевыми играми. И только когда моя крошка ушла, я понял, что получал больше всего удовольствия в те разы, когда она была просто собой.

Преодолеваю расстояние между нами и протягиваю ей руку для рукопожатия. С этого расстояния я вижу огромные зрачки и тонкую синюю жилку, которая пульсирует на шее. Боится меня коснуться, но того требует корпоративная этика, а потому, спустя пять лет, мы вновь соприкасаемся. Ее пальцы привычно холодные и дрожат так сильно, что эта вибрация сотрясает и мое тело. Те самые пальцы, которые когда-то выделывали с моим телом невероятное.

Мне так хочется наброситься на нее с расспросами и любыми путями выпытать ответ на вопрос, который мучил меня годами: почему она бросила меня без всяких объяснений? А еще больше мне хочется накинуться на нее. Молча уложить на письменный стол, расшвыривая ее телом предметы, и овладеть, разом насытившись за все годы. Нет, один раз меня не насытит. Нужно больше. Она должна вернуть мне все, что забрала. Все. А потому я сухо чеканю: