На следующий день обмазанный ковшик и крышку она прокалила на печи, остудила, засыпала в ковшик смесь, закрыла крышкой и поставила в печь.

Далее процесс уже мог контролировать Бай Ци. Раздувая мехами огонь и подкладывая древесный уголь, через несколько шичень Бай Ци вылил содержимое ковша в заранее приготовленную форму. Стекло получилось мутным, грязновато-серым, неровным. Но гонджу была безмерно счастлива.

– Это первый опыт, – прыгала она от счастья и хлопала в ладоши. – Дальше нужно усовершенствовать процесс, но дело пошло!

За пару дней до этого мастера закончили укладывать печь и гонджу, счастливая от предвкушения, тут же приступила к делу. Нужно было еще придумать как усовершенствовать процесс, как получить стекло нужной формы – узкий, ровный цилиндр; как получить металл заданного качества и конфигурации – тонкую иглу с отверстием. Но процесс пошел и она была счастлива.

– Нужна большая печь, – выпалила Минмин.

– Гонджу, – А-Лей забежала во двор, где работали Минмин и Бай Ци. – Дзяндзюн зовет вас.

– Хорошо, – кивнула гонджу.

Она взяла свой первый шедевр и в сопровождении Хей Ина и двух солдат – А-Ли и Тао, к лицам которых уже привыкла, помчалась в сторону кабинета футина.

– Посмотри, что у меня получилось, – похвасталась она перед футином.

Тот недоверчиво покрутил в руке причудливую форму, понюхал, посмотрел на свет.

– Здорово, правда? – восторженно воскликнула Минмин.

– И что это? – дзяндзюн, прищурившись, разглядывал принесённую его дочерью диковинку.

– Это стекло. Первый пробный образец, – пояснила гонджу. – Мне нужна печь побольше и нужно еще поэкспериментировать. Но это уже что-то.

– Хорошо, – вздохнул дзяндзюн, – я тебя позвал, вернее вас двоих, – кивнул он Хей Ину, – хорошо, что ты здесь…

Он поднял со стола деревянную дощечку размером с ладонь взрослого мужчины и протянул её гонджу.

– Это то, что мне передали из магистрата, – объяснил он. – Перед отправкой на каторгу всех преступников клеймят и рисуют их портреты. Это сына той старухи, посмотрите.

– Я не видел его лица, – сказал Хей Ин. – Футин видел эту табличку?

– Да, – ответил дзяндзюн, – в первую очередь показали её Хей Каю. Но он так же не видел лица того мужчины, который обрушил свод.

– Не знаю… – потянула гонджу, – мне эта картинка что-то напоминает. Хотя так нарисована, что даже если это был бы знакомый человек, я бы не узнала его, наверное…

Она задумалась.

– Не знаю, – она кинула дощечку на стол, – у меня плохая память на лица и имена, а вот химические формулы я хорошо помню, и вэньзы я хорошо запоминаю, а это…

– Химические…

– Да!

Она начала объяснять…

Резкий крик женщины прервал их беседу. Все кинулись во двор. Дзяндзюн указал Хей Ину на гонджу и тот преградил ей дорогу, заслоняя.

– Я всё равно пройду, – огрызнулась гонджу, – меня бесполезно останавливать.

– Хорошо, – кивнул Хей Ин, – но стойте за мной.

– Ок… Ок, – кивнула Минмин.

Хей Ин свел брови: «Опять какое-то незнакомое слово», – подумал он, но ничего не сказал, развернулся, и побежал вслед за дзяндзюном, Минмин следом за ним. Они быстро нагнали Вэй Нина. Кричала кормилица. Мими, перехваченная поперек талии, висела на руке у крупного мужчины. Он, выставив перед собой нож, медленно пятился к выходу из поместья.

– Это он, – крикнула Минмин, – я вспомнила. Он был одним из укладчиков печи, которых мы приглашали из города. И на том портрете – это тоже он.

Мужчина обернулся к Минмин, что-то прохрипел, но это всё, что он успел сделать. Дзяндзюн отдал приказ: рука державшая нож, горло, грудь мужчины были пронзены стрелами.

Мими выпала из его рук мужчины на землю. Её подхватил и поднял подбежавший солдат, передал вопившей кормилице. Гонджу подошла к ним, наклонилась, посмотрела на кровавую щеку Мими. Вдоль левой скулы, от виска и, почти до уголка губы – рана от ножа. Заливаясь кровью и слезами, Мими голосила, вторя своей мутин.

– А-Лей, – окликнула служанку Минмин, – скорее… мою аптечку – сумка с лекарствами у меня в комнате. Мими, Сифен, я должна зашить рану.

– Ты, – закричала кормилица, указывая на гонджу пальцем, – это всё из-за тебя. Посмотри, что стало с моей дочерью. Кому она теперь будет нужна, с таким изуродованным лицом? Синие глаза – это от эмогуи. Я знала, я говорила. Ты нечисть.

– Позовите ишена, – приказал дзяндзюн.

– Футин, – повернулась к нему гонджу, – я могу зашить рану очень аккуратно. Со временем шрама не останется, но нужно действовать быстро, кроме того она может в шок впасть, теряет кровь.

– Сифен, – дзяндзюн попытался взять женщину за руку, – Ся Сифен, послушай.

Кормилица, в истерике, выдернула руку, продолжала орать, не обращая внимание, что происходит вокруг.

– Заберите ребенка, – приказал дзяндзюн.

А-Ли подошел и попытался взять девочку, но кормилица, крепко вцепившись в ребенка, ничего не хотела слышать. Двоим солдатам и дзяндзюну, наконец, удалось расцепить ей руки. Девочку унесли в кухню, так распорядилась Минмин. Там было светло и стоял широкий стол. Минмин передала уносившим девочку солдатам, что нужно сделать: промыть стол и протереть его алкоголем, убрать все вокруг, застелить стол чистой тканью и так далее. Прибежала А-Лей с аптечкой. Гонджу попросила А-Лей отнести аптечку в кухню и успокоить Мими.

Во дворе на коленях стояла кормилица и орала во всё горло. Минмин подошла к ней и ударила её по щеке, та ошарашено уставилась на неё, перестала кричать.

– У вашей дочери итак шок, а вы тут истерики устраиваете, – гневно крикнула на неё гонджу, указывая рукой в сторону кухни, куда отнесли Мими, – если вы злы на меня, поговорим об этом потом. Сейчас вы должны успокоится и прийти в себя. Там ваша дочь и она нуждается в вашей поддержке, а не в ваших криках и причитаниях.

Женщина стала подвывать.

– Она изуродована, – завыла во весь голос кормилица, – кто её теперь возьмет замуж, – ты… ты эмогуи. Я всем расскажу, что тут произошло… это всё из-за тебя. Вы все… все погибните из-за неё, она приносит несчастья…

– Молчать! – крикнула гонджу во весь голос.

Кормилица замерла.

– Если вы не прекратите вести подобные разговоры – получите еще одну оплеуху. Я зашью Мими щеку и через пару лет шрам почти исчезнет. И даже со шрамом она сможет прожить хорошую жизнь. Если вы сами не будите её этим шрамом попрекать. Мужчина, который её полюбит, ему будет всё равно, что у неё там на лице. А тот, кому не всё равно, так зачем вообще такой мужчина нужен?

Гонджу развернулась, направилась в сторону кухни, замерла. Вокруг неё стояла целая толпа: солдаты, слуги, футин и мутин, – и все внимательно наблюдали за зрелищем. Она прочистила горло.

– Где ишен? – спросила она спокойно.

– За ишеном послали, – ответил дзяндзюн.

– Хорошо.

Гонджу зашагала к кухне. Ей принесли самые тонкие иглы и шелковые нити. Иглы – это, пожалуй, была одна из первых просьб гонджу к Бай Ци. Еще когда она намучилась, зашивая раны при кесаревом сечении у мутин Оскара, сразу после этого, уже чуть ли не на следующий день, Минмин озадачила старого мастера своей просьбой: игла должна быть полукруглой и неимоверно тонкой. Иглы вытачивались из крупного куска меди, были толстые, с тупым концом, который с трудом прокалывал кожу и не удовлетворяли требованиям гонджу. По её просьбе Бай Ци сделал сначала тончайшую жесткую проволоку, а затем изготовил из неё иглы. Эти иглы гонджу уже опробовала на Хей Кае, когда попала под завал в пещере. И теперь Минмин выбрала самую тонкую из того, что сделал для неё Бай Ци. А-Лей удалось уговорить ребенка и та почти успокоилась, только еще всхлипывала и просила отпустить её к мутин. Гонджу положила платок на нос Мими и позвала Хей Ина. Он уже помогал, когда гонджу делала кесарево сечение А-Си. Она показала как капать опиум на платок.

– Это опиум? – спросил он.

– Да.

– В прошлый раз вы дали женщине его съесть, а теперь нужно капать?