Святоша атаковал первым, расплывчато целя в корпус, тут же использовав вторую руку для удара исподтишка. Я уклонилась, ответила, вынуждая отступать. Единственным моим шансом оставалась все та же скорость. И юркость: если Святу удалось бы ударить меня всей массой, боюсь, я бы прилегла на минуту-другую. Крутясь вокруг своего противника, я старалась держать темп, постоянно взвинчивая его, не проваливаясь в дистанцирование. Получив два неприятных удара, в плечо и ребра, я изловчилась и подсекла противника, подобравшись совсем близко. Мой расчет сработал: Свят оказался на полу, а я зафиксировала выброшенную в контратаке руку, заставляя остановиться. Святоша оперся на колено, принимая как можно более устойчивое положение. Я провела ребром ладони обозначающий удар по точке на шее, фиксируя свою победу. Не отпуская его, спросила:

— Ну как? Доволен?

Свят посмотрел мне в глаза насмешливым взглядом и внезапно рванул руку на себя. От неожиданности я чуть не упала, но, вовремя сообразив, сгруппировалась и перевела падение в кувырок. В том, что он не станет ломать мне кости, удерживая жесткий захват, я была уверена. Святоша, разворачиваясь за мной, действительно чуть ослабил хватку, позволяя мне безболезненно высвободить ладонь. Я завершила кувырок, встав на колени у него за спиной, и резко развернулась, блокируя его атаку. Уклонилась, пропуская кулак мимо скулы. Заметила открывшуюся на мгновение брешь в защите. И нанесла удар с левой. В лицо. Не сильно, но довернув руку, чтобы серебряное кольцо обеспечило необходимый мне результат. Святоша замер, вытер губы тыльной стороной ладони и уставился на пятно крови. Условия поединка я выполнила. Победа осталась за мной.

Я встала и молча протянула руку, чтобы помочь ему подняться. Свят хмыкнул, но помощь принял, хоть и чисто символически, не оперевшись на ладонь. Он подобрал тренировочный меч и вернул его в стойку. После чего вернулся, остановившись напротив меня и глядя мне в глаза.

— Я-то извинюсь. Проблем нет. Но ты, что, действительно считаешь, что сможешь справиться с вампиром? — спокойно, без тени злости поинтересовался Святоша.

— Да, — я безразлично пожала плечами, демонстрируя полное нежелание говорить на эту тему.

— Ты уже не справилась, — покачал головой товарищ. — И я сильно сомневаюсь… Ладно, чего уж там. Это твое решение. Но, Леди, если он сделает хоть что-то с тобой… не обижайся, но я ему зубы по одному вытащу. Через задницу.

— Спасибо, — сдержанно улыбнулась я. — Надеюсь, до хирургических экспериментов не дойдет.

Хуже всего было то, что Леди отказывалась с ним говорить.

Да, разумеется, поначалу это обуславливалось травмой и необходимостью сохранять челюсть в покое. Но регенерация, пусть и медленно, делала свое дело. Отчаянно не хватало крови. Без подпитки восстановление забирало слишком много сил. Ирвин не представлял, что может быть так плохо. Когда они вернулись в логово, он жалел, что не сдох там, на присыпанном снегом внутреннем дворе бара. В сравнении с той болью, что грызла его тело, испытывающее критическую потребность в крови, боль в челюсти казалась досадной помехой. Вин едва соображал, с трудом собирая мысли в кучку. И в первый момент ему отчаянно хотелось развернуться и уйти, приняв предложение наемницы. Но вампир заставил себя пересилить гордость и обиду. Игра стоила свеч. На кону стояло будущее. Возможность вернуться в нормальный мир.

Первое, что его шокировало — протянутая рука. В мире зубастых все было куда проще. Тот, кто оказался сильнее, распоряжался побежденным. И говорить о каком-то сочувствии или снисхождении не приходилось. Леди имела все основания злиться на своего ученика. И Ирвин, скорее, ждал от нее насмешек. Или новых ударов. Но не помощи. Вторым обстоятельством стала неподдельная тревога, проскальзывавшая в интонациях наемницы в беседе с Максом. Несмотря на угрозы ученику, призванные обеспечить безопасность врача, Леди не скрывала волнения за вампира. И он никак не мог взять в толк, почему.

Тем не менее, Вин тоже испытывал немалые злость и обиду по отношению к наставнице. И очень надеялся обойтись без ее участия. Но боль решила за него. Леди догадалась принести ему крови лишь в середине дня. Просить он не стал: достаточно было и просьбы об обезболивающем. Вин не хотел сдаваться, покоряясь воле человека. Он даже попытался самостоятельно ввести себе выписанные врачом лекарства. Леди, приняв его решение без комментариев, стояла, скрестив руки и скептически скривившись, глядя на неумелые попытки ученика сделать себе инъекцию. Наконец, она подошла и молча протянула руку, ладонью вверх. Ирвин так же молча вложил в нее шприц. Игла вошла под кожу резко. Вин дернулся, челюсть отозвалась вспышкой боли, и он не смог сдержать глухого стона.

— Прости, — отозвалась Леди, аккуратно извлекая иглу и прикладывая смоченную в спирте вату. — Я не специально.

Вин застыл, глядя на нее широко распахнутыми глазами. Тон наемницы звучал совершенно буднично, привычно. В нем не было ни вины, ни заискивания, ни насмешки. Только искреннее сочувствие. И вампир не мог постичь его истоков. Леди, привлеченная его долгим взглядом, посмотрела на него в ответ:

— Что? Я, действительно, не специально.

Помедлив мгновение, Ирвин осторожно прикоснулся кончиками пальцев к ее руке, выражая благодарность за заботу. Леди изумленно проследила взглядом за его жестом, но промолчала.

И с этого дня Ирвин иначе посмотрел на наставницу. И заново оценил свое поведение. Ему было мучительно стыдно за совершенный поступок. Вин и сам не мог понять, что толкнуло его оскорбить Леди. Почему он был так зол на нее в тот вечер. Вообще, события вспоминались довольно туманно, едва проникая сквозь заполонивший память алкогольный флер. Скорее всего, именно опьянение послужило толчком к дерзости. Вину очень хотелось извиниться. Вовсе не из-за совета, данного ему Санькой. По-настоящему, из-за давящего чувства вины. Но Леди уклонялась от разговоров, не позволяя ему выразить то, что терзало мысли и сердце.

Ирвин полностью восстановился еще через две недели. Зима была на излете, пронзенная копьями солнечных лучей. Диковинные морозы, удерживающие нас в плену, окончательно сдали позиции в конце января, уступив место солнцу и веселой капели. Снова стало сыро, слякотно и противно. Февраль звонко отсчитывал укорачивающиеся ночи, и жить зиме оставалось немного. В клинике нас ждал Макс и еще пара незнакомых специалистов. Рентгеновский снимок показал полное сращение кости, и врачи удивились, не веря тому, что этот пациент совсем недавно поступил с травмой. Я сделала себе пометку насчет скорости его регенерации. В будущем это могло пригодиться.

До снятия шины говорить Ирвин толком не мог, но, тем не менее, пытался хоть как-то объясниться со мной. Я оставляла его попытки без внимания. Мне требовалось время, чтобы осознать, как мне следует быть дальше.

Пока Вин выздоравливал, я успела навестить Ами, и мастер полностью изменила и мое самоощущение, и уверенность в дальнейших действиях. Тренировка не задалась: вместо привычных упражнений я попросила кофе и стала рассказывать новости. Мне требовался совет. Как выяснилось, большую часть Ами уже знала: Тень тоже наведывался к мастеру и успел поделиться информацией. Тем не менее, она с напряженным вниманием выслушала историю в моем изложении, но не произнесла ни слова, лишь задумчиво покачивала головой.

— Выходит, ты была права, — сокрушенно признала я. — Он, действительно, ни во что меня не ставил. И, да, мастер, вместо того, чтобы послушать тебя тогда, я дождалась прилюдного оскорбления. Но больше я этой ошибки не совершу. Я поставила Вина на место и…

— И это твое полное педагогическое фиаско, — сухо перебила меня Ами. Я, уязвленная ее словами, замолчала, непонимающе уставившись на мастера. Та вскинула брови, словно раздосадованная моим непониманием, поправила убранные в пучок черные волосы и задумчиво произнесла, глядя в пространство мимо меня: