Створки с шелестом открылись. Внутри стоял Андрей Евгеньевич с букетом цветов и бутылкой вина. Судя по выражению лица, он слышал все, что говорилось на площадке.

— О! Вы как раз вовремя, — Аля протянула выходящему Андрею Евгеньевичу безымянный пузырек с лекарством. — Ваши таблетки. Тут они вам, похоже, пригодятся.

Она посмотрела на Лидию Андреевну, хватающую ртом воздух, и зашла в лифт. Андрей Евгеньевич проводил ее восторженным взглядом. Похоже, он ее сильно недооценил.

___

Пожалуйста, пишите комментарии.

Автору очень важно знать ваше мнение.

____

— Слушай ветер.

Двое стояли на берегу озера: мужчина с обветренной кожей и угловатый подросток с закрытыми глазами. Мужчина приобнимал мальчишку за плечи и шептал ему:

— Слушай ветер, идущий с горы. Он несет в себе шорох камней, дыханье земли, шелест травы.

Мальчишка старался. Зажмурившись, пытался уловить каждое слово своего учителя и каждый вздох скал.

— Вслушивайся. Вслушивайся до тех пор, пока этот шепот не превратится в песню. Длинную тихую песню с ритмом твоего сердца.

Мужчина убрал руки с плеч мальчика, отступил на полшага назад, но не спускал с него страстный немигающий взгляд.

— Ты почувствуешь. Обязательно почувствуешь. Когда шелест и шорох сольются в единое, когда твои губы будут сами петь песнь озера, а крики птиц разрывать сознание, тогда…

Мужчина слегка подтолкнул мальчика ближе к воде. Тот постоял пару мгновений, после опустил в воду пальцы.

Вот он. Поток. Струится легко и свободно. Губы мальчишки поют песнь. Он слегка раскачивается в такт ветру, сердце его бьется в одном ритме с дыханием земли, и он поймал ее, эту нить. Это непередаваемое ощущение — нити жизни в руках. Она приятно щекочет, скручивается, струится вдаль, завязывается узелками: играет.

Мужчина видит, что все получилось:

— Чувствуешь ее? Ухватись покрепче и ныряй.

Мальчик делает шаг.

Вечно ледяная вода мириадами игл впивается в лицо, в руки. Обжигающий холод. Из груди рвется крик, но не боли, а радости. Свобода, экстаз, предвкушение. Нет. Это не то. Нет слов, чтобы это объяснить.

Холод превращает лицо в маску, почти невозможно двигаться. Воздух маленькими пузырьками уходит из легких. Тело камнем идет ко дну. Сейчас. Сейчас оно придет. Вот. Падение прекращается. Песнь ветра превращается в тихий долгий звон. Мальчишка не достиг дна, но остановился. Он растворяется. Сейчас он все и ничто, нигде и везде. Он там, где надо. И тут, наконец, он открывает глаза…

Теплый, мягкий свет. Он приглашает к себе. Немного даже манит. Хочется укутаться в него, слиться с его сиянием, впитать его лучи. Приветствую его, говорю «спасибо», объясняю, зачем я здесь. Свет меняется, проход открыт.

Не колеблюсь ни секунды. Ныряю и отдаюсь его власти. Несколько мгновений просто наслаждаюсь. Потом собираю волю в кулак и прохожу вперед, глубже. На границе света меня встречают Хранители. В нашем мире это просто огромные глыбы с едва намеченными чертами лица и конечностями. Недвижимы, как камни. Отец говорит, что в нашем мире есть такие памятники. Почему-то принято их называть «Каменные бабы». Ну что ж, вероятно, я не первый, кто их видит. А может, раньше граница между мирами была тоньше, и Хранители встречались чаще, в том числе и на этой стороне? Они не открывают мне своих тайн. Я почтительно киваю им и прохожу мимо. Сегодня мне нужно уйти вглубь.

Пролетаю сквозь толщу воздуха. Я так называю этот слой. Как если бы влетал на Землю из космоса и преодолевал верхние слои атмосферы. Но тут в межмирье все не то, чем кажется. Вокруг меня то и дело всплывают лица. Духи. Наверное, это и не воздух вовсе, а мир духов, окружающий мир людей. Не всегда они хотят быть увиденными, вот и кажется, что летишь через прозрачную массу. А на самом деле…

Ближе к тверди встречаются те, кого я называю заблудшими. Они когда-то были людьми и еще помнят об этом. Им уже не место в нашем мире, но они никак не найдут свой путь, или не хотят по нему идти, и у них хватает сил болтаться вот так, между мирами. Мне иногда хочется попробовать помочь кому-то из них. Я же вижу пути живых людей. Почему бы не попробовать помочь мертвым. Но я тут всегда с определенной целью. И межмирье ждет, что я буду делать свое дело. Вероятно, у него свои планы на заблудших.

Сегодня я ищу мальчика. Восемь лет. Пропал из дома. Ушел гулять в компании. Все вернулись домой, а он — нет. Уже третий день — нет. У меня в руках деревянная лошадка. Он выточил ее сам. Точнее, там, в своем мире я взял в руки сделанную им игрушку. Здесь я вижу лишь сгусток энергии. Голубой комок, переливающийся то сизым, то фиолетовым. Это как запах для ищейки. По сути, я и есть ищейка.

Спускаюсь ниже, в поселок, где он жил. Пролетаю над улицами. В одном из домов отблески сизого перламутра. Это его дом. Мальчика там нет, но повсюду его следы. Всматриваюсь в улицы вокруг дома. Вот шалаш, где они играют с мальчишками. Вот полянка, где прячут свои взрослые секреты от родителей.

Перламутр рассеивается, смешивается с другими следами. Его все труднее вычленять. Где же ты, малец? Куда тебя занесло? Чуть поднимаюсь, смотрю как бы сверху. А это вот что?

В стороне от их поселка снова появляется его след. Но в нем отчетливые красные нотки. Красным часто видится страх. Но тот ли это след? Присмотрелся к комочку энергии в своей руке. Сравнил с тем, что видел. Да, точно он. Мальчишка где? Иду по следу. Какое-то строение. Стены, камень, пол. Ему холодно. Он замерз, голоден и ему больно, но это все мелочи по сравнению с тем ужасом, который он испытывает. Первобытный, животный, нечеловеческий. Малыш на грани помешательства от страха. Он боится не то что кричать, просто открыть рот.

Он не может отсюда уйти. Почему? Вот. Привязь. Веревка? Нет. Металл. Цепь. Ребенок прикован. Времени мало. Кажется, счет идет даже не на часы. На минуты. Быстрее, смотрим, надо найти зацепки.

Здание. Пустое. Жизни в нем нет и не было. Четыре этажа. Нет, три и подвал. Ребенок на самом верху. Поднимаюсь выше: рядом такие же. Еще два по три и одно пятиэтажное. Какой-то заброшенный цех. Завод. Да, похоже. Заброшенное предприятие. Оглядываюсь: справа — лес. Не густой. Так, пролесок. Потом дорога. Широкая. Большая. Слева — поле. Какая-то железная жила идет через поле. Пути. Железнодорожные пути. Непосредственно к заводу. Все. Хватит.

Возвращение в себя всегда тяжелое. Наверное, как рождение. Только что ты парил, только что был самой Вселенной, и вот толчок, и ты в теле. В своем теле. Каждый раз это больно.

Стиснул зубы, оттолкнулся ногами, поплыл наверх. Вынырнул и почувствовал дикое жжение в легких и звон в ушах. То ли от недостатка кислорода, то ли отголоски той боли. Закружилась голова, свело ноги. Чьи-то знакомые руки подхватили меня. Папа.

— Как я не люблю, когда ты надолго ныряешь, — в короткой фразе отца чувствовалось беспокойство, смешанное с досадой.

Не отвечаю. Незачем. Отец гребет к берегу. Несколько привычных, отточенных движений, и лодка утыкается носом в сушу. Еще не успел сойти на берег, но уже слышу измученный рыданиями женский голос:

— Ну же, вы нашли его? Говорите!

— Нашел. Мальчик не сам потерялся. Его похитили. Он находится в заброшенном здании. Промзона. Три трехэтажных здания с глубокими подвалами и одно пятиэтажное. По одну сторону от завода — пролесок и шоссе, по другую — поле с железной дорогой. Пути подведены прямо к заводу. Ребенок во втором по счету трехэтажном здании на самом верху. Он прикован цепью. Надо спешить. Времени очень мало.

Уже знакомый женский голос истерично закричал. Вмешался осипший мужской голос: