«…глаза, щупальца, пасти с зубами, словно крючья, а запах подобен…»

Он зажмурился, пытаясь вытеснить воспоминания о Скавенгарде. Остальные видели лишь очертания чудовища, слепящий свет оградил их от настоящего ужаса. Но Киль заглянул в эти нечестивые глаза и увидел там гнусный разум. Его будто обожгло. С тех пор мерзкая тварь снилась ему каждую ночь, а порой мерещилась и в часы бодрствования.

Скавенгард оставил свой след в каждом из них, но в Киле — особенно глубокий. Он мельком увидел природу созданий, которые таятся за гранью Страны Теней, огромных прожорливых чудовищ, мятущихся в темнице под Кар-Вишнахом, Твердыней Оков. Разве можно остаться прежним после такого?

— Папа?

Киль отнял руки от лица. Глаза Теда открылись, голова повернулась на подушке. Взгляд у него был ясный и твердый, а на лице отобразилось озадаченно-любопытное выражение.

При виде сына тьма в душе Киля рассеялась. Он отец; нельзя выставлять свою слабость напоказ перед сыном.

— Мальчик мой! — воскликнул он и расплылся в улыбке, раскрыв руки для объятия. — Я вернулся!

Тед не улыбнулся в ответ, не обрадовался отцовскому возвращению. Встретив столь холодный прием, Киль опустил руки; его восторженное приветствие показалось деланым и театральным. Ему всегда хотелось сына, с которым можно говорить по-свойски, которому понравится грубовато-добродушное обращение, которое сам он перенял у отца. Не в первый раз Киль подивился, как им с Мариеллой удалось произвести на свет ребенка, который не имел ничего общего ни с одним из родителей.

Он присел на табуретку возле кровати и откинул черные волосы со лба Теда.

— Мама сказала, что ты неважно себя чувствуешь, — произнес он.

— К сожалению, папа.

— Не надо сожалений. Болезнь может свалить любого силача. Эврик Рыжий половину юности провел прикованным к постели, а потом объединил Оссию после Падения, покорил варварских вождей и положил начало эпохе Королей. Он впервые за четыреста лет завладел Пламенным Клинком, который все считали утраченным. Все это время Клинок тайно хранили Рассветные Стражи, ожидая, пока явится достойный. Как тебе такое? Неплохо для хилого мальчишки.

Тед взглянул на него. Киль нежно погладил мальчика по голове, и в сердце вонзился холодный осколок скорби. Его пугала беспомощность сына. Он не знал, что сказать или предпринять. Возможно ли так любить кого-то и при этом оставаться чужим?

— У тебя были приключения? — спросил Тед.

— Были. По всей стране. Мы с дядюшкой Лейном повстречали множество опасностей. Открытое море, кроданские солдаты…

«Чудища», — добавил он про себя, и воспоминание снова обожгло мозг: черные щупальца копошатся в проходе, а за ними скрежещет зубами дюжина пастей.

— Мама говорит, ты сражаешься ради спасения Оссии. И поэтому постоянно в отлучке.

В груди у Киля защемило. Да, так он и рассказывал. А порой даже сам в это верил.

На лестнице послышались шаги Мариеллы.

— А вот и мама, — с облегчением произнес Киль.

Она вошла с миской похлебки и ободряюще улыбнулась обоим. С помощью Киля Тед сел на кровати, прислонившись к изголовью. Даже это нехитрое усилие измотало его, и он обмяк, захрипев.

— Может, я? — спросил Киль, протягивая руку к миске.

— Сам справится, — возразила Мариелла. — Просто дай ему передохнуть.

— Я хочу покормить сына, — с мягкой настойчивостью проговорил Киль.

Мариелла подала ему миску. Киль зачерпнул ложку, подул ни нее и протянул мальчику.

— Мамина похлебка, — сказал он. — Она подкрепит твои силы.

Тед открыл рот и проглотил похлебку, словно младенец. Киль зачерпнул еще ложку и почувствовал на себе взгляд Мариеллы, поднять на нее глаза не смог: боялся, что она увидит его боль, почувствует внутренний надлом.

— Вот и я, — пробормотал он, продолжая кормить сына. — Я вернулся.

Позже, когда Тед снова заснул, они занялись любовью, пылко сплетаясь телами под одеялами. В первый заход — отчаянно, дико влекомые желанием слиться воедино после долгой разлуки. Во второй — уже нежнее, неторопливо исследуя друг друга, нащупывая старые рубцы и новые шрамы.

Потом они лежали рядом; жена склонила голову ему на грудь, а взгляд Киля блуждал по потолку, выискивая знакомые разводы и трещины. По крайней мере, они остались прежними. Вскоре Мариелла заговорила о том, что произошло в Ракен-Локе за время его отсутствия. Сынишка Абны совсем от рук отбился. Из-за летних штормов улов ухудшился. Малышка Эспи родила, а кто отец, не признается. Киль слушал и кивал, пытаясь не замечать, что с каждым новым известием его душа иссыхает. Одни и те же имена, известные ему всю жизнь, одни и те же ничтожные сплетни, которые за пределами их городишка не стоят и китового чиха. Пока он пытается устроить переворот, она уговаривает рыботорговца сделать ей скидку.

Ему хотелось проявить искреннее участие к заботам жены, но самое большее, на что он был способен, это притворяться. Даже сейчас, бок о бок, они оставались далеки друг от друга, и пропасть между ними только увеличивалась.

— Джадрелл совсем разошелся; — говорила Мариелла. — Строит из себя вельможу, а с нами обращается точно с холопами в старину. Все знают, благодаря чему он сохраняет свой титул! Его отец хорошо нажился во время нашествия, но Джадрелл его переплюнул. Чуть ли не каждый месяц прибирает к рукам очередную ферму или дом. Уже половиной города завладел.

— Пособник, — злобно пробормотал Киль. Известия о лорде Джадрелле не оставили его равнодушным. Он бы с радостью вонзил меч в этого гада. Джадрелл с отцом беззастенчиво поддерживали новые порядки, и многие оссиане из Ракен-Лока отправились в лагеря и на виселицу из-за наветов Джадрелла. Обычно их преступления состояли в одном: подлец положил глаз на их имущество.

— Наш дом ему тоже приглянулся, — предостерегла Мариелла. — И ферма твоего брата.

Киль почувствовал, как испаряются последние остатки душевного спокойствия. Он готовился к неизбежному спору.

— А где Лейн? — спросила жена, постепенно приближаясь к главному. — Или Гаррик — так его теперь зовут? Зачем он переменил имя?

— Потому что Лейном в нынешние времена зваться опасно. Он в городе, обделывает дела.

— Чтобы тебе поскорее отсюда улизнуть, — пробормотала она.

Он вздохнул.

— Может, не надо?

Но Мариелла уже решила, что надо.

— Разве ты недостаточно для него сделал? — спросила она. — Неужели тебе не надоело за ним таскаться? Пусть борется сам.

— Я занимаюсь этим не ради него. А потому что это необходимо. И тогда людишки вроде лорда Джадрелла не смогут забрать наш дом благодаря тому, что умеют целовать кроданские задницы.

— Ты занимаешься этим по иной причине, — возразила Мариелла и отвернулась.

Киль тоже откатился на свою половину и подложил руку под голову. Снаружи брезжил серый день, на холме колыхался папоротник.

— Останься, — тихо попросила жена.

— Нам нужны деньги, — сказал он. — Много денег. В Ракен-Локе я столько не заработаю.

— Ну и что! — Она снова повернулась к нему, приподнялась на постели и вцепилась пальцами в плечо мужу. — Не уходи! Ты нужен Теду. Флюк подыщет тебе работу на ферме, он обещал.

— Ха! И всю жизнь терпеть его понукания? Будь я проклят, если соглашусь работать на собственного младшего брата. Если я и останусь, то снова пойду в китобои.

— И тогда будешь отсутствовать всего по месяцу кряду. Уже неплохо, — язвительно заметила она. — Я хочу, чтобы ты остался здесь, Киль. Хочу просыпаться рядом с тобой, хочу, чтобы у нашего сына был отец.

— Я обязан что-то предпринять! — крикнул он, скидывая одеяло и садясь на кровати. — Мне невыносимо смотреть, как Тед умирает!

— Нет. Ты снова уйдешь и сбросишь с себя ответственность.

Покорность, прозвучавшая в ее голосе, была хуже всего. Пусть бы жена вопила и молотила по нему кулаками. Не отступалась так просто. Он не выдержит, если она от него отступится.

— С нами путешествует друидесса, — сказал он. — Возможно, она справится лучше Подри.