Гаррик промолчал и зашагал прочь. Другие тоже промолчали. Скарл явно ничего не понял. Гаррик не хотел себе такого спутника. И Арен, честно говоря, тоже. Хотя часть пути они прошли вместе, это не делало их друзьями.

Все принялись беседовать между собой. Кейд наклонился к Арену и открыл было рот, но друг его опередил:

— Я знаю, что ты собираешься сказать. Ты не хочешь их покидать, верно?

— А зачем? Они отличные спутники, разве нет? — Тут он увидел выражение лица Арена и быстро пошел на попятную: — В смысле, если не считать, что Гаррик в тот раз тебя отлупил. Но он сам сожалеет! Погляди на него.

— Кейд… — Арен силился облечь свои чувства в слова, понятные другу. — Я его ненавижу, понимаешь? Все наши беды случились из-за него.

— Неправда, — возразил Кейд, подняв палец. — Кто убил твоего отца? Кроданцы. Кто отправил нас гнить на каторге? Кроданцы. Однако ты по-прежнему не спешишь обвинить квадратноголовых в том, что лежит на их совести. А теперь спроси себя: кто нас выручил, когда нам оставалось только отправиться на растерзание костоголовым псам или шагнуть с утеса?

— У нас был план, помнишь? — язвительно заметил Арен. — Добраться до безопасного места, а потом понять, куда ветер дует. Перед нами открылась бы вся Оссия. Кажется, ты хотел стать лицедеем?

— Да, но то было раньше, — сказал Кейд. — Они делают благородное дело. Правильное дело. Сражаются за нашу страну, и им нужна помощь.

— Помощь? — презрительно фыркнул Арен. — Ты даже с мечом обращаться не умеешь, да и я не воин. Чем мы поможем?

— Не знаю, — ответил Кейд, гоняя по тарелке соленый огурец. — Зато знаю, что мой папаша будет горд, услышав, что я присоединился к повстанцам.

Эти слова отрезвили Арена. Иногда он забывал, что Кейда многое связывает с Шол-Пойнтом. Для Арена все мосты были сожжены, когда погиб отец, но у Кейда там осталась семья. Какие мучения испытывают его родители, не ведая о судьбе единственного сына?

— Ты по ним скучаешь? — спросил Арен.

Кейд пожал плечами.

— По папаше — не то чтобы очень. А вот матушка… По ней я сильно скучал, когда мы были в лагере, а потом — не особо. Понимаешь, приятно, когда куда-то двигаешься. Не важно, в какую сторону, лишь бы подальше оттуда. — Тут в голову ему пришла какая-то мысль, и он слегка нахмурился. — Я собирался написать им весточку, когда мы разберемся с нашим положением. Наверное, ты мог бы мне в этом подсобить?

— Разумеется. О чем бы ты хотел рассказать?

— Ну, не знаю. Что все хорошо и я странствую по свету. А папаше передать, что может засунуть свои проклятые стамески и пилы куда подальше. — Он усмехнулся.

Взгляд Арена упал на Гаррика, который стоял возле стойки и беседовал с трактирщиком. Ксуланину на вид было не то за сорок, не то за шестьдесят — сказать трудно. Одет он был в пурпурный камзол, слишком нарядный, чтобы в нем работать, а в манере держаться и жестикулировать проступало нечто вельможное. Он явно происходил не из простых: высокородные ксулане считались завзятыми щеголями. Но почему он содержит захолустный трактир в порабощенной Оссии?

— Послушай, — сказал Арен Кейду. — Я знаю, тебе нравится, за что ратует Гаррик, но ведь его самого преследуют. И не кто-нибудь, а страхоносцы. Мы не представляем для кроданцев никакой ценности, просто послужили наживкой. За нами никто не гонится. Мы можем делать что угодно. Не этого ли мы всегда хотели?

— Пожалуй, — мрачно согласился Кейд. Он не сводил глаз с Фен, которая весело болтала с Килем, разомлев от еды и выпивки, и Арен невольно разозлился, что так легко теряет друга из-за девчонки. Новое увлечение ослепило Кейда, и он не понимал, что ничего у него не выйдет.

— Кроме того, — встрепенулся Кейд, которого посетила новая мысль, — разве ты не хочешь узнать, кем был твой отец на самом деле? А рассказать об этом может один Гаррик.

— И теперь я должен таскаться за ним следом? — бросил Арен куда более язвительно, чем собирался, но тут же смягчил тон: — Извини. Есть эль и сладкое вино, хорошая еда и хорошая компания. Пусть сегодня будет сегодня, а завтра будет завтра.

Кейд лукаво улыбнулся ему:

— Когда-то ты считал, что оссианские поговорки годятся только для мужланов вроде нас.

— Ну так называй меня мужл…

— Мужлан! — выкрикнул Граб, ухмыльнулся и сделал еще глоток, вполне довольный собой.

Лютнистка закончила песню, встреченную разрозненными рукоплесканиями, и села, чтобы поднастроить инструмент. Арен решил попытать счастья и поднялся.

— Ты куда? — крикнул Кейд ему в спину.

Киль заметил, куда направляется юноша, и воскликнул во всеуслышание:

— Думаешь, тебе что-то светит?

Арен покраснел до ушей и ускорил шаг.

При его приближении спутник лютнистки поднялся с места и загородил дорогу. Он был очень высокий, облаченный в изящный кольчато-пластинчатый доспех, явно дорогой, и начищенные поножи и наручи. Ладонь он придвинул поближе к полуторному мечу, висевшему на поясе. Однако, несмотря на устрашающий рост, голова харрийца выглядела слишком мелкой по сравнению с телом, подбородок почти отсутствовал, а маленький рот высокомерно кривился.

— Стой! — воскликнул воин. — Не подходи ближе!

Голос у него оказался высокий и визгливый. Если по прическе и манере стоять навытяжку Арен уже догадался, что этот человек родом из Харрии, то резкий выговор и надменный тон выдали его окончательно.

— Спокойно, — сказала лютнистка. Голос у нее был глубокий, мягкий и напевный, свойственный ее народу. — Ты чересчур бдителен.

Лицо рыцаря не изменилось. Повисло гнетущее молчание, но в итоге харриец отступил, хотя руку по-прежнему держал поближе к мечу.

— Присаживайся, — сказала лютнистка Арену. — Меня зовут Орика, а это Харод.

— Арен, — представился юноша, не успев подумать, мудро ли называться настоящим именем. Он обругал себя за безрассудство, но его слишком взбудоражила красота лютнистки. Ему припомнились истории о видениях и чародействах, которые рассказывали парни и девчонки из Шол-Пойнта, посещавшие сардские становища, и он решил проявить осторожность.

Он опасливо пододвинул табурет и сел. Харод угрожающе навис у него над плечом. Арен внезапно вспомнил о синяках, которые еще не полностью прошли. В поношенном дорожном платье он выглядел грубо и неопрятно, даже после бани. Неудивительно, что Харод держался столь настороженно.

— Мне… э-э… мне очень понравилось твое пение, — учтиво вымолвил Арен.

— Спасибо, — ответила она с легким кивком. — Удивительно, что ты расслышал его за разговорами своих товарищей.

Арен смутился.

— Мы вели себя слишком шумно?

— Шучу. Никакое пение не сравнится с веселой пирушкой. Смех есть жизнь, верно?

— Хорошая мысль, — кивнул Арен. — В последнее время смеху было маловато.

— Тем больше поводов его ценить.

Арен опасливо взглянул на Харода.

— Вы проделали далекий путь?

Орика закончила настраивать лютню и обратила на него томные зеленые глаза.

— Я долго находилась в отлучке, — ответила она. — Пять лет в подручных у мастера-барда; мы обошли всю Пламению и насобирали песен. Два года играла для высоких домов Харрии. Там и повстречала Харода. — Она улыбнулась своему спутнику. — В нынешние беспокойные времена он мой верный друг и защитник.

— Расскажи лучше, кто ты сам, мальчишка! — потребовал Харод.

— При чужих он не отличается сдержанностью, — многозначительно заметила лютнистка, смерив Харода суровым взглядом. Тот пристыженно сглотнул.

— Я не хотел прерывать твоего пения, — торопливо пояснил Арен, — но у меня есть один вопрос… Тебе нужна помощь?

Орика засмеялась от неожиданности.

— Похоже, что я в беде?

— Дело в том, что я встретил одного сарда и… — Арен показал ей маленькую красную отметину. — Он оставил мне этот знак.

Глаза у Орики округлились.

— Где ты его встретил? — выпалила она.

Арен решил поостеречься. Опрометчиво признаваться, что он беглый узник.

— Не могу рассказать. Он хотел остаться неизвестным, и я должен уважить его желание.