Арен разглядывал диковинные гладкие фигуры на стеле. Вот стоит дитя в капюшоне, а вокруг лежат мертвецы. А вот урды — приземистые, с покатыми лбами и мощными челюстями — разбегаются перед мужчиной и женщиной с мечами в руках.

— Жутко, правда? — спросил Кейд, пережевывая зачерствелый хлеб. — А вот этот похож на Граба, — показал он пальцем.

Арен никогда не видел живого урда, только на картине: тот корчился под латным сапогом Товена, а великий кроданский воитель погружал клинок в грудь врага. Но даже этот образ преследовал его в сновидениях, пока он был маленьким. Потом отцовский телохранитель Кун рассказывал о временах Шестого Очищении когда он сражался бок о бок с Дозорными Рыцарями, участвуя в очередной безуспешной попытке стереть урдские племена с лица земли. Он поведал о полчищах, что нападали по ночам, являясь из потайных ходов, запрятанных в низинах, об огромном подземном городе, отыскать который так и не удалось. Столетиями Преграждающие Народы упрямо противостояли мщению Первой империи. Сколь скверным ни было кроданское владычество, владычество урдов было бы гораздо хуже.

— Арен! Иди сюда! — Воодушевление Османа было заразительно. Первооткрывательский трепет заставил его позабыть об опасности.

Он указывал на запутанное родословное древо, изображенное на одной из стел. На вершине его располагалась одинокая мощная фигура с горделивой осанкой. От нее вниз шли шесть линий, то пересекавшихся, то вновь расходившихся; они соединяли изображения, на которых люди плавали под парусами, или прятались от солнца в пещерах, или воевали. С каждым уровнем люди постепенно менялись, делались ниже ростом и невзрачнее, а в самом низу стояли бок о бок шесть фигур.

— Что это означает? — спросил Кейд, заглядывая Осману через плечо.

— Так появились Шесть Народов, — ответил Арен, и Осман расплылся в улыбке. Арен принялся водить пальцем по камню. — Вот Создатель, а дальше идут исполины, под стать драккенам и чудищам, правившие этими землями после эпохи Хаоса.

— А потом началась Долгая Стужа, — подхватил Осман. — Спасаясь от льдов, исполины рассеялись кто куда. Одни попрятались в пещеры, другие переселились в дальние края; одни стали пожирать друг друга, другие — разводить скот.

— Постой, я вижу! — воскликнул Кейд, припомнив матушкины сказки. — Вот элару отбывают на запад. А вот гнавлы предают урдов и огров во время Восстановления и переходят на нашу сторону! — Он опустился на одно колено и перечислил фигуры, изображенные у основания: — Элару, люди, дварфы, урды, огры, гнавлы!

— Дварфы уже сгинули, — сказал Осман, — а огры в рабстве у элару. Время движется непрестанно, годы складываются в тысячелетия, а сколько человеческих судеб кануло в небытие за эти века! Если подходить с такой меркой, то тридцать лет под пятой у кроданцев — лишь мгновение в истории. Однако и оно кажется вечностью.

— Но ведь ты родился уже после вторжения? — спросил Арен, прикинув, сколько лет молодому воину. — Как ты можешь тосковать по тому, чего никогда не застал?

— А почему птицы знают, куда лететь, когда отправляются зимовать на юг? Сердце подсказывает, — пожал плечами Осман. — А тебе разве нет?

Арен не знал, что ответить, но от этой необходимости его избавил Гаррик, подошедший к ним вместе с Викой, по пятам за которой притрусила и Скирда.

— Берите пожитки, — сказал он. — Мы отправляемся.

— Вы знаете, куда идти дальше? — спросил Осман.

Гаррик взглянул на Вику с таким видом, будто ему хотелось плюнуть.

— Мы возвращаемся.

— Куда?

— В святилище, — ответила Вика. — Нам не выбраться из Скавенгарда просто так. Это место нас не отпустит. Оно хочет заманить нас подальше, чтобы нам было негде спрятаться, когда наступит ночь. Однажды мы уже чуть не потеряли обратную дорогу. В следующий раз, возможно, мы ее уже не найдем.

— А что потом? — спросил Осман, оторопев. — Еще одна ночь в этом гиблом месте? И что изменится завтра?

— С рассветом я собираюсь найти выход. Но мне нужно время, чтобы подготовиться.

— Что ты собираешься предпринять? — спросил Арен.

Вика взглянула на Арена, и он увидел, что сквозь личину суровой решимости проглядывает страх.

— Сегодня ночью это чудище явится снова, — сказала Вика. — Я намерена с ним поговорить.

Арен и Кейд сидели, привалившись к одной из девяти стен святилища, и наблюдали, как меркнет свет за окошками под крышей. После долгих часов гнетущего ожидания спускались сумерки. Чтобы убить время, путники беспокойно разглядывали саркофаг, утыканный иголками, разделочный стол, покрывало с острыми ворсинками. Память о совершенных здесь убийствах наполняла воздух тяжестью. Никто почти не говорил, каждый был погружен в собственные мрачные мысли.

Одна Вика была занята. Она велела Гаррику и Осману разломать стол на дрова и сложить костер, а сама разожгла его при помощи пергаментного свертка, испещренного таинственными записями. Осман пытался возразить: кто знает, какую мудрость могут явить эти страницы, если доставить сверток ученым в Гласском университете? Но Вика и слышать этого не хотела.

— Скавенгард погубили тайны, которые в нем скрывались. Я не настолько любопытна, чтобы повторять старые ошибки. Не бери отсюда ничего.

Вика достала из мешка горшок и треногу и принялась готовить отвар, всыпая туда травы, которые извлекала из многочисленных карманов, и вливая жидкости из глиняных пузырьков. Что-то бормотала на каменном наречии и описывала круги ладонью. Потом ножом порезала себе предплечье, прибавив еще один шрам к паре десятков уже имевшихся, и сцедила кровь в горшок. Потом вошла в круг посередине святилища и, скрестив ноги, уселась внутри серебряного кольца, а зелье поставила перед собой охлаждаться.

— Что бы вы ни увидели и ни услышали, не пытайтесь мне помочь, — предупредила она. — И ни в коем случае не вступайте в этот круг.

Она закрыла глаза и принялась что-то шептать нараспев, а Скирда бродила кругами вдоль внешней границы кольца. Минул час с небольшим, и Арен почувствовал, как на его рассудок немолчным прибоем накатывает тревога.

Кейд тоже места себе не находил. Стучал по полу носками башмаков, барабанил пальцами и ерзал. Граб ковырял ногти кончиком ножа. Осман внимательно изучал святилище, разглядывал все, что попадалось под руку, листал книги на неведомом языке. Киль сидел рядом с Гарриком, сгорбив плечи, сжавшись от напряжения. Глаза, еще воспаленные, понемногу приходили в порядок, но беспечная шутливость покинула криволомца. Гаррик смотрел в пол, на каменные плиты, время от времени мрачно зыркая на Арена.

Фен весь вечер просидела в сторонке, ни с кем не разговаривая, но с наступлением темноты поднялась на ноги и подошла к Арену и Кейду. Оба озадаченно уставились на нее.

— Я из Ольдвуда, — сообщила она вызывающим тоном, обращаясь к Кейду.

— И что? — непонимающе спросил тот.

— Там, у пристани, ты спрашивал, откуда я, — пояснила она. — Из Ольдвуда. Вот.

— Я спрашивал? Ну ладно.

Фен переминалась с ноги на ногу.

— А мы из Шол-Пойнта, — включился в разговор Арен.

— Знаю.

Прошло еще несколько мгновений; потом Фен покраснела, презрительно цокнула языком и с сердитым видом вернулась на место.

Арен и Кейд недоуменно переглянулись. Кейд усмехнулся и подтолкнул друга локтем:

— Похоже, я ей нравлюсь.

Арен посмотрел на Фен, угрюмо глядевшую в пол.

«Нет, дело не в этом, — подумал он. — Она боится. Хочет с кем-нибудь поговорить, но не знает, как завязать беседу».

Подстегнутый этой мыслью, он поднялся и зашагал через святилище.

— Куда ты? — удивленно спросил Кейд.

Фен напряглась, готовясь не то бежать, не то обороняться. Арен уселся рядом с ней.

— А откуда именно? — спросил Арен. — Ольдвуд большой.

Фен опасливо покосилась на него. В полумраке святилища девушка выглядела хрупкой и слабой, а если учесть ее окружение и боевые навыки, легко было забыть, что она ненамного старше Арена.