Он выскользнул на улицу. Арен поспешил следом. Крысы кинулись врассыпную к водосточным канавам, поверхность которых покрывали багровые отсветы безумного глаза Тантеры. На другой стороне улицы Арен нагнал Гаррика и схватил за руку.

— Ты в долгу передо мной, Гаррик, — процедил он сквозь зубы. — Мой отец погиб из-за тебя. Киль поведал мне, кто ты такой, но не рассказал об отце. Я хочу услышать это от тебя.

Глаза Гаррика вспыхнули.

— Сейчас не время, мальчишка! После поговорим!

— Меня зовут Арен. Я тебе не мальчишка.

Гаррик перехватил его взгляд. Решимость Арена, по-видимому, впечатлила его, поскольку он наконец сдался.

— Да. Пожалуй, ты должен услышать этот рассказ, пока еще не поздно. Тебе известен мой позор; нет причины утаивать остальное. Но если нас поймают, будет не до разговоров, так что пошевеливайся.

Гаррик довел его вдоль улицы до следующего поворота, за которым снова начинались извилистые переходы. Арен чувствовал одновременно воодушевление и страх. Его хитрость сработала; Гаррик решил, что если Арену известно его имя, то известна и вся история. Но что за позор он упомянул? И что расскажет об отце Арена? После стольких попыток добиться правды Арен вдруг понял, что лучше не ворошить прошлое.

— Когда я познакомился с твоим отцом, его звали Эккард, — спокойно повел рассказ Гаррик, когда они торопливо пробирались по узким переходам. — Эккард Стремительный. Раньше я не видел, чтобы кто-нибудь столь ловко орудовал клинком, да и после тоже — пока не повстречал страхоносца у ворот Скавенгарда.

Внутри Арена словно разверзлась бездна. Эккард Стремительный. Каждый слог этого имени обрушился на него, словно камень. Всю свою жизнь он даже не знал, как звали отца.

— Он попал к нам молодым и пылким. Постоянно лез в драку почем зря, — продолжал Гаррик. — Он нуждался в руководстве, а иначе просто погиб бы. Кесия отыскала его, распознала в нем выдающиеся достоинства, ввела в наш круг. Лучше бы она этого не делала. Тогда мир был бы совсем иным.

Арен едва удержался от вопросов — кто такие «мы»? кто такая Кесия? — но заставил себя промолчать. Если он перебьет Гаррика, сразу выдаст свою неосведомленность.

— Тогда я тоже был новичок, и того же возраста, — вспоминал Гаррик. Они подошли к перекрестку, где из обломанных сточных труб сочились нечистоты, а из окна свисало тряпье. На мгновение замешкавшись, Гаррик выбрал, в какую сторону направиться дальше. — Мы сразу подружились, а потом стали близки, словно братья. Мне первому следовало заметить неладное, но я слишком его любил. Присоединившись к нам, он отринул прежнюю жизнь, позабыл всех, кого знал, и никогда не оглядывался назад. Я принял это за самоотверженность, но ошибся. Он просто выбрал себе роль и следовал ей. Мне и в голову не приходило, что он может переменить ее снова, так же быстро и решительно.

Было странно слышать подобные слова об отце. Арену даже не приходило в голову, что у Рэндилла есть свои желания и потребности; юноша воспринимал его только как родителя, в котором воплотились лучшие мужские качества, и не узнавал Рэндилла в той изворотливой личности, которую описывал Гаррик.

— Мы поклялись насмерть сражаться за Пламенный Клинок, — сказал Гаррик. — Но для Эккарда то были просто слова.

Арен застыл на месте.

— Мой отец был Рассветным Стражем? — выпалил он.

Гаррик смутился.

— Ну разумеется, ты догадался, — сказал он. — Ведь ты уже знаешь, что я тоже… — Тут он осекся, и в его тоне появилось невольное уважение. — Понимаю. Отлично сыграно, Арен.

Арен не верил собственным ушам.

— Вы оба ими были?.. Но я думал… они сгинули много веков назад!

— Чтобы разрушить клятву Рассветных Стражей, королевского распоряжения недостаточно. Мы превратились в тайное общество, скрытно трудясь на благо Оссии, искореняя измену, подспудно помогая нашим королям и королевам. Так было, когда я присоединился к Рассветным Стражам.

Он заглянул за угол и направился дальше. Арен двинулся следом; услышанное не укладывалось у него в голове. «Гаррик — Рассветный Страж». Это совсем не вязалось с жестоким, грубым человеком, который однажды избил его до полусмерти.

«Значит, Рассветные Стражи были великими героями?» — спросила его Сора в тот вечер перед призрачным приливом, когда Арен был мальчишкой, сгоравшим от любви.

«Да, — ответил он. — Они были великими героями. Когда-то среди нас водились и такие».

А теперь один из них стоял перед Ареном. Угрюмый вояка, у которого всегда были наготове кулаки и язвительный язык. Человек, который спас их от стражников и страхоносцев, провел сквозь проклятый Скавенгард и вынашивал дерзкий замысел выкрасть Пламенный Клинок.

— Мы понимали, что вторжение неизбежно, — сказал Гаррик, понизив голос, и Арену пришлось нагнать его, чтобы расслышать продолжение. — Но королева Алиссандра слишком радела о сохранении мира, а вельможи были заняты собственными дрязгами, и нашим предостережениям никто не внял. Вторжение произошло так быстро, что стало неожиданностью даже для нас. Мы едва успели вовремя завладеть Пламенным Клинком.

— Я думал, он пропал, когда взяли в плен королеву Алиссандру.

— Да, так рассказывают. На самом деле мы выкрали его раньше, чем до него дотянулись кроданцы. Пламенный Клинок переправили в потаенное место в лесной чаще, намереваясь с его помощью сплотить страну. Мы потеряли Моргенхольм, но на запад кроданцы не продвинулись, и Дождливый край еще оставался свободным. Тамошние дворяне хоть и медленно, но поднимались на борьбу. Лишившись королевы, они поначалу растерялись, однако мы всегда имели склонность менять своих правителей; для некоторых это наилучшая возможность заполучить королевский венец. Тот, кому достанется Пламенный Клинок, объединит Оссию, в этом я уверен. Люди будут сражаться. Возможно, даже победят. Однако твой отец считал иначе.

Арен заметил, как ладонь Гаррика легла на рукоять меча.

«Если увидишь Полого Человека, беги. Беги и не останавливайся. Ведь он пришел тебя убить».

— Кроданцы пообещали, что хорошо обойдутся с нами, если мы покоримся. Дворяне сохранят свои земли и состояние. Если же будут сопротивляться, их казнят, а простой народ обратят в рабство. Мы все знали, во что превратилась Брунландия, когда кроданцы с ней покончили.

Твой отец выступил за то, чтобы покориться. Сказал, что кроданские войска слишком сильны, слишком хорошо обучены, а мы не готовы к борьбе. Его не захотели слушать, подняли на смех. Мы поклялись, что Пламенный Клинок останется в руках у оссиан. Твой отец ушел разозленный; он был уверен, что для Оссии правильнее всего покориться. Считал, что если мы дадим отпор, то нас ждет… — Они завернули за угол, и Гаррик умолк, его взгляд упал на то, что лежало впереди. — Кровавое побоище.

В багровом лунном сиянии виднелось три, а может, четыре десятка трупов, валяющихся на земле. Из темнеющей груды беспорядочно наваленной плоти выглядывали застывшие лица мертвецов. Те, чьи губы и глаза еще не были объедены крысами, выглядели одутловатыми и обрюзглыми, щеки вздулись от крови, которую сердца перестали перегонять по телу. Этих людей убили и голыми свалили в кучу в углу маленькой захолустной площади, над которой еще были натянуты бельевые веревки. Благодаря сумраку отвратительное зрелище открывалось не во всех подробностях, но Арен все равно различал среди страшной груды зеленые проблески — мертвые глаза сардов, неестественно яркие даже после смерти.

— Очевидно, все прошло не так гладко, как рассчитывали кроданцы, — пробормотал Гаррик. — Или сарды пытались спрятаться, но неудачно.

— Но… — Арен не находил слов. — Их просто бросили здесь… как животных…

— Да. Наши обожаемые властители ведут себя не столь безупречно, когда их никто не видит. Но ты и так это знаешь.

Арен не ответил. При виде столь бесчеловечного, столь гнусного убийства у него перехватило дыхание. Мухи покамест угомонились, но черви, без сомнения, делали свое дело, а крысы беспокойно шныряли и копошились среди трупов. Вонь стояла такая, что Арену сделалось дурно.