— Паршивец глупый. Только кожеписцы умеют копировать татуировки, нанесенные другими кожеписцами.

— Стало быть, ты… унес его с собой?

Граб фыркнул.

— Нет. Он уже начал разлагаться. Я содрал с него кожу, обкурил дымом, а остальное бросил воронам.

На сей раз отвращение во взгляде Паршивца выглядело искренним. Граб не подал виду. Паршивец еще не знает худшего.

— Граб пошел к игольщику. Так называются бывшие кожеписцы, которые нарушили закон и стали изгоями. Но свое тайное искусство они помнят по-прежнему. Лучшие в мире татуировщики, они продают свои умения за деньги, наживают богатство. Граб не богат, но он попросил, так что игольщик помог собрату-скарлу. Все деяния того воина запечатлелись у меня на коже. Потом я пошел к скарлскому моряку и сказал: «Отвези меня домой!» И тот почел за честь оказать Грабу услугу.

Граб сделал последнюю затяжку и отшвырнул окурок; тот упал в толпу. Паршивец с облегчением раздавил свою сигару о стену.

— Худшее зло, которое скарл может причинить скарлу, — это сделать его Забытым, — сказал Граб. Эти слова дались ему с трудом, но произнести их было необходимо. — Закон гласит: если найдешь мертвого скарла, доставь его домой, чтобы деяния покойника были записаны. Если не можешь, оставь воронам. Вороны выклюют ему глаза и увидят то, что видел он; выклюют ему язык и узнают то, что он говорил; прочтут письмена на его коже. Все это они передадут Костяному богу, и он все запишет. Никаких похорон, никакого сожжения. Иначе воронам будет нечего прочесть. — Он выдохнул. — Но, когда Граб использовал ту кожу, он ее сжег. Он думал, никто не уличит его в содеянном, ведь кожу не найдут. Но его все равно уличили.

Паршивец понимающе взглянул на него, но на самом деле ничего не понял: такое доступно только скарлу.

— И быстро тебя поймали? — спросил он.

— Через несколько месяцев. Я успел пожить в свое удовольствие. Женщины, пиры, всеобщее восхищение. А потом объявилась старая подруга того мертвеца. Они вместе сражались на материке. Она шла по его следам и поняла, что мое лицо ей незнакомо. И назвала меня ханнаквутом. Я отправился на суд Мрачных Мужей.

Его голос ослабел. Говорить больше не хотелось, но предстояло сказать кое-что напоследок, чтобы немного сгладить углы.

— Прежде чем изгнать меня, они переписали с моей кожи его историю. Камнепевцы запечатлели ее на стене какой-то усыпальницы. В итоге он не стал Забытым, и в этом отчасти заслуга Граба.

Паршивец какое-то время разглядывал толпу.

— Значит, ты не завалил снежного медведя?

— Нет.

— И не вырезал целый корабль босканских контрабандистов?

— Нет.

— И не сражался с урдами во время Шестого Очищения? И не порешил десяток элару?

— Граб ничего этого не совершил.

— Но ты помог нам бежать из лагеря в Саллерс-Блаффе. И спас всех в Скавенгарде, когда нашел путь через пролом.

— Да. Но этого мало.

— Когда же будет достаточно?

Граб надул щеки. Ворона давно улетела, хотя он не заметил ее исчезновения.

— У скарлов есть сказание о герое по имени Хагга. Он убил собственного брата и украл его кожу. Его поймали и изгнали. Всю оставшуюся жизнь он совершал такие геройские подвиги, что трудно поверить, и вернулся с несметными сокровищами. Мрачные Мужи выслушали его и сказали, что он искупил свой долг перед Костяным богом. И кожеписцы сняли с него отметину ханнаквута. — Он провел рукой по глазам, будто пытаясь стереть пятно. — Граб должен совершить что-нибудь по-настоящему великое, чтобы Костяной бог его простил. Тогда, быть может, он вернется домой.

Наступило молчание. Потом Граб выпрямился и показал куда-то пальцем.

— Криволомец, — сказал он.

Киль как раз выходил на мост. Его было легко опознать по приметной прическе: длинная прядь посередине бритого черепа. Двигался он опасливо и торопливо, то и дело озираясь.

— Криволомец велел нам сидеть дома, — напомнил скарл. — Граб думает, он что-то замыслил.

Паршивец нахмурился.

— Я тоже так думаю. — Он слез со стены. — Идем.

Паршивец направился искать тропинку, которая выведет их вниз, к мосту, Граб последовал за ним. После разговора ему стало легче. В этом парне текла добрая кровь. На такого можно положиться. Граб даже почувствовал к нему смутную привязанность.

И с легким стыдом вспомнил, что замыслил насчет Пламенного Клинка. Ведь этот меч невероятно ценен и для оссиан, и для кроданцев. Что скажут Мрачные Мужи, если Граб принесет его домой? Разве такой подвиг не достоин легенды?

Граб позволит Гаррику выкрасть Клинок, а потом стащит его у Гаррика. И не станет мучиться угрызениями совести.

Ведь скарл никогда не сможет по-настоящему подружиться с иноплеменником.

Арену и Грабу пришлось пуститься бегом, чтобы поспеть за Килем. Им благоприятствовала удача, и на соседней улице они нашли каменную лестницу, ведущую прямо к мосту. Проталкиваясь сквозь праздничную толпу, направляющуюся к Государеву мосту, они искали Киля.

На мосту движение стало более упорядоченным, и они ускорили бег. Внизу искрилась река Мелководная, купеческие суда с расписными парусами держали путь к морю. Двое кроданских солдат с подозрением взглянули на Арена и Граба, пробегавших мимо, и Арен почувствовал тревожный трепет.

«Если нас задержат…»

Он остановился у выхода с моста. Граб неуклюже нагнал его, почти не запыхавшись. Он был медлителен, но, похоже, бежать мог без остановки.

— Паршивец устал? — ухмыльнулся Граб.

Арен пытался не смотреть на стражников, наблюдавших за ними.

— Нам нельзя привлекать лишнего внимания, — выдохнул он. — У нас нет дозволений, чтобы находиться в Моргенхольме.

— Паршивец подумал об этом сегодня утром?

Не подумал. Арену нечасто доводилось выбираться за пределы Шол-Пойнта. Поддавшись жажде приключений и нарушив приказ Гаррика, он пошел на безумный и неоправданный риск. В преддверии бракосочетания стражники проявляли крайнюю бдительность. Одна проверка — и всему конец.

— А ты знал, что нам нужны дозволения? — огрызнулся Арен, досадуя на собственную дурость.

— Граб знал. Просто ему все равно. — Он хлопнул Арена по плечу. — Идем, Паршивец.

Они проследовали на Государев остров, и, к облегчению Арена, стражники утратили к ним интерес. Тогда они ускорили шаг, но не слишком, чтобы не выделяться из толпы. Когда они пересекали большую площадь, на которую выходил мост Покровителя, Арен пристально вглядывался в окружающие лица, высматривая Киля.

— Криволомец может оказаться где угодно, — заметил Граб.

Тут Арена осенило.

— На другой стороне Государева острова есть еще один мост. Мы переходили через него по пути из порта.

— И что?

— Туда мы и двинемся, — сказал Арен. — Если Киль направляется на южный берег, мы сможем его перехватить.

Чутье Арена оказалось верным. Они добрались до Обетованного моста, как раз когда Киль входил на него.

Граб ухмыльнулся.

— Паршивец умеет шпионить. А теперь шагай за Грабом. И слишком близко не подходи.

Они проследовали за Килем через мост и вниз по холму до самых Каналов. Улицы приобрели захолустный вид, стали узкими и крутыми, в воздухе поплыл запашок гниения от поросших лишайником заливчиков, прохожие выглядели помятыми и нездоровыми.

Киль перестал озираться и зашагал уже целеустремленно. Арен догадался, что он приближается к месту назначения. Наконец криволомец остановился под вывеской трактира «Горелый медведь», она изображала медведя в жутких багровых подпалинах, привязанного к столбу и отбивающегося от собак. Вероятно, у названия была своя история, но сейчас Арена больше занимал Киль, вошедший внутрь.

— Наверное, выпить хочет, — предположил Арен, хотя сам в это не верил.

— Тогда незачем скрытничать.

— Может, хочет побыть один.

Граб покачал головой.

— У криволомца с кем-то встреча.

Арен нерешительно замялся, обдумывая следующий шаг. Ему претила вся эта таинственность. Честнее схватить Киля за грудки и спросить напрямую. Но Арен уже усвоил, что расспросами правды не добьешься. Ее надо добывать по крупице, как эларит из горной породы.