Место ночлега обустраивали во многом с помощью магии. Сначала Имир заставил уйти воду, Дилана выровняла землю и убрала траву вокруг места, где решили разжечь костёр. Эйн высушил всё, Олан создал щит, защищающий от дождя, а я поставила защиту от нежити и случайных гостей. Один Ёрн решил, что он слишком устал и вообще он благородный маг, чтобы заниматься такими глупостями.

На ужин решили приготовить кашу с мясом. Никогда не любила каши, но после целого дня скитаний по лесу, она показалась мне пищей богов. Поев, все стали укладываться спать. Постелью нам служил лапник, который предварительно просушили магией. Защитный круг — это хорошо, но постановили, что будем дежурить по очереди. Парни решили побыть рыцарями и вызвались дежурить, не трогая меня с Диланой. Ёрна тоже решили исключить, по принципу — не трогай, не воняет.

После насыщения, когда стали укладываться спать Имир достал лютню. В унынии этого леса, музыка была очень кстати. Он затянул эльфийскую балладу о вечной любви, периодически поглядывая на Дилану. Она смотрела на него очень даже благосклонно, не отводя восхищённого взгляда. И было с чего. Пел Имир изумительно.

— Эйн, может и ты чем порадуешь? — улыбнулась Дилана, после того, как Имир закончил.

— Прости, не хочу, — покачал он головой.

— Он, наверное, не умеет, — поддел Имир.

— Умею, но меня больше прельщает исскуство боя, чем песенки, — отмахнулся Эйн.

— Пожалуйста, Эйн!

Противостоять просящим глазам Диланы он был не в силах. Интересно, все ведьмы могут так воздействовать на мужчин? Уверена, проси его я, при горячей поддержке остальных, ни за что бы не согласился. А одно «пожалуйста» от Диланы и Эйн сдался.

Ещё утром я подметила значительное потепление во взаимоотношениях между этими двумя. Эйн стал куда благодушнее. Даже холод и сырость вокруг на него действовали меньше, чем на остальных. Зато Имир почти не улыбался и был непривычно мрачен.

Эйн тоже пел о любви, но не между мужчиной и женщиной, а о любви к родному дому и матери. Голос Имира был чистым и звонким, тогда как у Эйна был он был ниже, но его звучание пробирало до мурашек.

Что же ты делаешь, Эйн? Зачем подвергаешь меня таким испытаниям?

Нельзя показывать, как на меня действует этот голос. Обхватив себя руками под походным одеялом, сосредоточилась на словах песни. На чувствах, которые он вкладывает в каждый звук. У меня перехватило дыхание от безысходной тоски звучащей в каждой ноте и робкой надежды, отражающейся в раскосых эльфийских глазах.

Предысторию жизни Эйна я хорошо помнила. Возможно, даже лучше собственного прошлого. Ему было всего семнадцать, когда отец узнал о его существовании и отнял у матери угрозами и шантажом. Все эти годы, он мечтал вернуться в родную деревеньку, чтобы хоть раз обнять мать и не мог этого сделать, потому как отец пообещал вырезать всю деревню, если неугодный и строптивый отпрыск только посмеет к ней приблизиться. Ради этого — свободы самому решать, как жить, Эйн пошёл в академию, после которой собирался домой. И боялся, до смерти боялся не успеть. Ведь его отец своими действиями лишил мать ведьминского дара и положенного с ним долголетия.

Когда отзвучали последние ноты, под впечатлением были все. Эйн молча вернул лютню Имиру и присел у костра. Остальные устраивались на ночлег. Понадобилось время, чтобы чувства, которые охватили всех после исполнения Эйна поостыли.

— Я начинаю думать, что Ёрн не так уж и не прав, — неожиданно выдал Олан, когда все улеглись на свои лежаки.

Первым дежурил Эйн, который повернулся к нему вздёрнув точёную бровь. Остальные тоже приподнялись на своих «постелях» сверля Олана смотрящего в хмурое небо заинтересованными взглядами.

— С чего вдруг? — спросил Эйн.

— С того, что я прав, — влез Ёрн. — Вы их вообще видели? Запущенные, заросшие, наверняка сутками пьющие.

— Мы весь день бродим по лесу и месим грязь, и никаких признаков нежити, — проигнорировав Ёрна ответил Олан. — А деревенские утверждали, что нежить осаждает их, в дома лезет. И где она?

— Если мы имеем дело с личем, или не дай Боги с личем-магом, то он и его создания могли затаиться, узнав о нашем приезде, — задумчиво произнёс Эйн.

— Ну не знаю, — фыркнул Олан. — Читал, что личи разумны и даже могут колдовать, если при жизни были магами, но что-то мне не верится.

— Зря, — прилетело в ответ. — Мне доводилось встречаться с личами, и от живых они отличаются не так сильно, как хотелось бы. Умные твари.

— Гм, — послышалось в ответ.

— Может уже спать будем? — недовольно проворчала Дилана. — Всем добрых снов.

Несмотря на усталость, уснула я далеко не сразу. В голове была какая-то каша. Мысли крутились вокруг поиска твари орудующей в этом лесу, завтрашним днём, песней Эйна и моей собственной, такой непонятной в этом мире жизнью. Под боком устроилась Мурка, которая оправдывала своё имя тихо мурлыча и убаюкивая меня, пока наконец сознание не уплыло в сон.

Проснулась неожиданно. Резко, будто толкнул кто. Прислушалась к окружающему пространству, но ничего, кроме тихих голосов в стороне не услышала. Так-так, и кто это у нас секретничает? Решив не привлекать внимания, перевернулась лицом к звуку, будто спящая. Сквозь ресницы видела занимающийся рассвет, и яркое пламя костра, у которого сидели двое. Имир и Дилана. Слов разобрать я не могла. Зато чётко смогла рассмотреть момент, когда Дилана потянулась к Имиру и поцеловала его. Тот теряться не стал и какое-то время парочка страстно целовалась. После Дилана упёрлась ладошками в мужскую грудь и что-то сказала. Имир что-то ответил. Мне даже не было интересно, что именно. Полностью закрыла глаза, незаметно натягивая одеяло на нос.

Странно, меня всё это вообще не касается, но я ощущала горечь. Будто Дилана сейчас не Эйна частично предала, а меня. Было обидно за него. Очевидно, между ними недавно что-то произошло, что вселило в тёмного эльфа надежду. Всего день прошёл, а она уже целует другого. На краткий миг захотелось вскочить и спросить: какого чёрта она творит? Сколько ещё будет играть с чувствами хороших парней, то давая им надежду, то отталкивая, но не желая отпускать?

Сдержалась, убеждая себя, что это не моё дело. Между собой они так или иначе разберутся, а вот я рискую остаться крайней. А в свете этой истории с моей осмеянной массами симпатией к Эйну, мне вдвойне противопоказанно соваться в подобное. Если, конечно, не хочу утвердить всех, что до сих пор неровно дышу к Эйну.

Эйн

Мне нравилось проводить время на природе. В детстве я любил убегать в лес. Там было красиво и никто не цеплялся ко мне из-за происхождения. Я чувствовал себя счастливым. Потом, пусть не сразу, но я привык к Тёмному Лесу. Полюбил величественные и могучие литисоры которые росли там повсюду, и чья листва создавала известный всему миру густой полумрак. Научился находить очарование в его суровой природе. Здесь же… Этот лес навевал на меня беспросветную тоску. Лысые серые деревья, где-где разбавленные яркой зеленью елей. Серое тяжёлое небо без устали поливающее нас дождём. Мерзкая серая чавкающая грязь под ногами. Но самой угнетающей была тишина. Неправильная, противоестественная для леса тишина. Всё это вместе вгоняло настроение в глубокий минус.

Даже мысли о Дилане и недавнем примирении не помогали бороться с хандрой. И судя по всему, тошно было не мне одному. Имир привычно скалился и пытался казаться жизнерадостным, но получалось плохо. Олан был молчалив, девушки вымученно вдыхали сетуя на погоду, лес, практику и всё-всё-всё. Ёрн в выражениях вовсе не сдерживался и порой из его рта вылетали ругательства, которые отпрыск благородного рода вовсе знать не должен.

— Мне одной кажется, что что-то не так? — неожиданно спросила Тэя.

— Да с самого распределения всё не так! — огрызнулся Ёрн. — Я угодил в жуткую дыру в компании придурков!

— Ты мог отказаться, — по-акульи улыбнулся ему Имир.

— И вылететь из академии?! Не надейся, ушастый.

— Слушайте, а давайте его «случайно потеряем» тут? — внёс Имир предложение. — Лес большой, мало ли что могло случиться…