Эти глаза я бы не перепутал ни с какими другими. Я запомнил их глубокий таинственный свет на всю жизнь. Парадоксально, что видел-то я их впервые именно в тот самый страшный момент в моей жизни, когда думал, что она вот-вот прервется навсегда.

Я умирал.

Там, лежа на больничной койке, одинокий и напуганный приближающимся концом, я внезапно увидел эту самую девушку, застывшую по другую сторону застекленного большого окна моей палаты. Она не подходила близко. Просто стояла и смотрела. Но в ее взоре было столько всего намешано, столько искреннего сочувствия, поддержки, своей и моей боли, переплетающихся причудливым узором духовной связи, что мне вдруг безумно, невыносимо сильно захотелось жить!

Конечно, никто не хочет умирать. Но иногда этого мало. Нужно еще хотеть бороться. Выгрызать у самой судьбы право на существование. И я сумел. На последнем вздохе выбил у провидения роковую рокировку тел и душ. Каким-то неведомым ангелом хранителем был возвращен в этот мир, заслужив второй шанс. Простое право быть.

И я никогда не забуду ни то ощущение таинства, произошедшего со мной, ни Ее глаза, протянувшие мне незримую нить, за которую я ухватился, чтобы не исчезнуть навеки.

Сейчас, глядя на нее я был переполнен искренней благодарности, смешанной с благоговейным восхищением. Но, естественно, я не мог сказать Деборе Никс об этом. Не мог рассказать, что в ту волшебную секунду она вытянула мою душу, испаряющуюся в запредельных потемках небытия, каким-то чудом поспособствовав моему перевоплощению в ее мужа.

Нет, я не думал, что эта милая, нежная девушка может обладать какими-либо сверхчеловеческими способностями. Скорее, и она, и я почему-то оказались связанными, записанными вместе в неисповедимых скрижалях судьбы.

И теперь я был уверен, что выжил неслучайно.

Однако я оказался прав, и девушка явно питала к супругу не самые теплые чувства. Да что там! По ее виду, по тому как она сжимала свои дрожащие пальцы сразу становилось понятно, жена побаивалась Мартина Никса.

Когда я это осознал, то неожиданно почувствовал такую вспышку гнева, что не сразу сумел взять себя в руки и вымолвить хоть слово в ответ на приветствие домочадцев. Вот и получилось, что я попросту стоял и тупо молчал.

Но наверное, это все таки списали на мое плохое самочувствие. И Дебора вместе со служанкой взялась проводить меня до спальни. Не буду описать, что я испытал, когда холодные ладошки девушки неуверенно коснулись моих рук. В эту секунду я готов был на что угодно, лишь бы она перестала так нервничать в моем присутствии.

До чего же нужно было довести женщину, чтобы она испытывала страх даже перед обессиленным и ослабевшим супругом?!

И вот меня проводили в спальню, осторожно уложив в постель.

Дебора еще ненадолго задержалась подле кровати, чтобы задать пару банальных вопросов о самочувствии, отстранено глядя сквозь меня. Я чувствовал, что ей не терпится сбежать отсюда и, конечно, не стал задерживать ее. Да и не знал я, что сказать. Точнее, мне чудилось, что стоит произнести хоть слово, и Дебора сразу поймет, что я не Мартин. Будто это было возможно определить по голосу.

Стыдно признаться, но в какой-то момент, несмотря на весь драматизм ситуации, мне стало внезапно смешно. А все оттого, что я вдруг почувствовал себя волком из известной сказки, переодетым в бабушку.

Однако в наших с Деборой реалиях я, вероятнее всего, был наоборот безобидным персонажем, пришедшим на место опасному хищнику.

Только вот проблема была как раз в том, что я никак не мог понять, как теперь вести себя с ней?

Если до того мгновения, как я увидел жену Никса и узнал в ней девушку из госпиталя, я был твердо намерен продолжать играть роль сурового Мартина, то сейчас я сильно сомневался в верности этого плана. Хотя тут я немного кривлю душой. На самом деле намеченный план действий был, определенно, правильным. И со временем я мог бы подвести все к беспроблемному разводу. Так, чтобы не причинить никому вреда.

Однако теперь мне больше не хотелось терять эту удивительную девушку из виду. Мне внезапно безумно захотелось узнать ее поближе. Я и сам не заметил, как за пару минут успел убедить себя, что просто обязан наладить с ней контакт и помочь почувствовать себя счастливой.

А я, если уж втемяшил себе что-то в голову, то уже не передумаю. Таким образом мне оставалось лишь ждать, наблюдать и думать — как исправить все то, что играючи сломал Мартин Никс.

Дебора так больше ни разу и не посетила комнату мужа. Ко мне заходили слуги, приносили еду прямо в спальню на посеребренном подносе, помогали переодеваться и прочее.

Однако подспудно каждый раз, когда раздавался тихий стук в дверь, я ждал Ее. Но Дебора не пришла.

Зато на следующий день меня обрадовали замечательной новостью — мы можем ехать в домик на озере. Этот момент мы обсуждали с Клаусом еще во время моего пребывания в клинике. Он сам предложил идею на время удалиться на отдых, услышав мою историю о потере памяти.

Я же в свою очередь с радостью ухватился за предложенную возможность побывать вдали от ежедневной суеты незнакомой мне жизни Мартина Никса. К тому же пожить за городом было бы сейчас как нельзя кстати. Мне необходимы были покой и уединение, чтобы спокойно поразмыслить и принять все как данность.

Помимо всего перечисленного сейчас я был несказанно рад вырваться, наконец, из плена серых стен комнаты Никса, мало чем отличающейся от тоскливой обстановки той же больничной палаты.

Первое, что поразило меня на подходе к месту, именуемому «домиком на озере» — это поистине хищные масштабы предпочтений Никса. Вышеназванное построение, скорее, нужно было назвать «Домищем на озерке», а не наоборот.

Однако нужно отдать должное неизвестному мне архитектору, проект был одновременно и впечатляющим, и в то же время сохранившим особенный стиль загородного деревянного дома, отнюдь не лишенного должного уюта.

Однако сразу осмотреть дом и его окрестности мне не посчастливилось. Меня вновь проводили, полагаю, в лучшую и самую большую спальню, которая была в доме.

Но, к моему неописуемому восторгу, отсюда открывался чудесный вид на озеро с прилегающими деревьями, все еще сохранившими свою пышную желто-оранжевую красоту, несмотря на то, что осень была уже в самом разгаре. А кое-где частично опавшая листва образовывала колоритный ярко-бурый естественный ковер, по которому так и хотелось пройтись, внимая его еле различимому шуршанию.

Оставив меня одного, Дебора и кухарка тихо прикрыли за собой дверь. Но я и не был против. Дорога и в самом деле меня сильно утомила, и я нуждался в отдыхе. Ведь несмотря на весь энтузиазм, который во мне неожиданно проснулся при виде Деборы Никс и чудесного местечка у волшебного озера, я все еще чувствовал себя не совсем здоровым.

А еще я продолжал упорно молчать. Казалось, никакими силами невозможно заставить меня заговорить, рискуя выдать в себе Итана Рида.

Чуть позже кухарка, приятная пожилая женщина по имени Аделаида — помогла мне спуститься вниз, в большую гостиную, обустроенную в деревенском стиле, однако с удачно добавленными модными элементами.

Например, здесь тоже был камин и даже кресло-качалка. И даже не одна, как я отметил чуть позже. Но неуловимой нитью всюду проходил почерк дизайнерского пера, следующего мрачным предпочтениям Никса.

Почему-то мне казалось, что сама Дебора обустроила бы тут все совсем по-другому. Оживила бы красочным налетом чувственно прекрасного настроения.

И с каждым днем я убеждался, что мое первое впечатление о ней абсолютно правдиво. Чем больше я узнавал эту необычную девушку, тем сильнее восхищался ее стойким внутренним миром, силой, с которой она сумела сохранить себя, несмотря ни на что.

А сегодня, усадив за стол, они с Аделаидой практически вынудили меня съесть суп, заботливо приготовленный для меня кухаркой. Аппетита не было от слова совсем. Однако после непонятной каши, которой пичкали меня в больнице, а затем и в городской спальне Никса, этот простой домашний суп показался настоящим шедевром кулинарии!