Не дав мне подняться и упорно настаивая на своем, она все же уложила меня обратно в постель. Затем, обернув холодные кубики в тонкое полотенце, Дебора приложила лед, принесенный Ками, к моему лбу.

Я же отчаянно пытался не обращать внимания на крики и шипение Мартина, похожие на замогильные вопли из кошмаров и полностью сконцентрироваться на чудодейственных глазах Деборы, что смотрели на меня сейчас с таким трепетом, смешанным с бесконечной тревогой.

Я был болен сколько себя помнил в прошлой жизни. Я должен был бы привыкнуть уже и к регулярной необходимости в постельном режиме, требующемся с каждым новым рецидивом. И к боли, и к все возвращающей слабости изнуряющих приступов… Но разве к такому привыкнешь? Каждый раз отлежавшись и вернувшись к нормальной жизни, мне казалось, что все в прошлом. Хоть умом я и понимал, что в любую минуту болезнь может вернуться с новой силой. И тогда все начнется опять.

Однако в те тяжелые мгновения, когда мне было особенно плохо, когда я больше всего поддавался депрессии, приходили мои друзья. Они подолгу сидели у моей постели, сменяя друг друга с упрямством часовых на важном посту, не позволяя сдаваться. Наверное, именно их отношение и поддержка дали мне силы и веру в тот безнадежный вроде бы миг, когда Провидение, отобрав жизнь у Никса, передало его тело мне. По всей видимости, по достоинству оценив мое непобедимое рвение жить.

В тот день в больнице, по роковому стечению обстоятельств у моего изголовья не было ни одного преданного друга, никого из тех, кто во время прежних приступов не отходил от меня ни на шаг.

Однако, возможно, именно это обстоятельство послужило нашей с Деборой судьбоносной встрече. И сейчас забота этой восхитительно прекрасной девушки воспринималась мною совсем иначе. Ее тревога и старания помочь мне были какими-то другими. Или, вероятнее всего, это для меня самого все, что касалось Деборы Никс выглядело ярче и особеннее.

А потом появился доктор Дерсшепред — высокий мужчина лет пятидесяти. Он попробовал разузнать, какие у меня жалобы, но я смог только промычать что-то невнятное в ответ, оставив объяснения Деборе. Она коротко расписала врачу все, что успела заметить, приправив все это своими догадками и страхами, в результате чего мне незамедлительно что-то вкололи. После чего я и провалился в глубокий сон. Спасибо, хоть без жутких кошмаров и призраков.

Итан.

Когда, с трудом разлепив глаза, я осмотрелся в поисках Деборы, за окном было темно, а комнату освещал только мягкий свет ночника. Дебора, очевидно, намучившись со мной, уснула тут же, в кресле у моей кровати. Она спала, подогнув под себя ноги и уронив голову на руку. И сон ее был очень беспокойным. Дебора постоянно вздрагивала во сне, что-то бормоча и смешно сопя носиком.

Я не мог оторвать от нее глаз. Такая сладкая, нежная малышка! Моя. Однако одна болезненная мысль комом сгущалась в районе моего горла, грозясь придушить меня своей неотвратимостью. Жестокая, бессмысленная мысль о скором расставании с Деборой.

Для чего тогда было все это?! — вопрошал я, устремив глаза, горящие от влаги, недопустимой у мужчин, вверх — к вечно безмолвным Небесам.

Ком в горле давил сильнее, причиняя почти нестерпимую боль душе.

А Дебора спала. И глядя на нее сейчас, можно было ошибочно принять ее за девушку хрупкую и крайне ранимую.

Однако я точно теперь знал, что на самом деле Дебора одна из самых сильных женщин, которую не сломить. Которая останется непреклонной и верной своим принципам даже рядом с таким чудовищем, как Мартин Никс.

И раз Дебора сумела выжить рядом с таким монстром, пусть даже вынужденно — лишь ради тех, кого любила, то ей по праву можно присвоить звание одной из сильнейших и волевых женщин города.

Я вдруг вспомнил, как тогда, в моем кабинете Сессилия, брызгая ядом, сказала, что Дебора лишь использует Никса в собственных меркантильных интересах.

И нет ничего странного в действиях подлого Никса, который забыл отметить, что сам изначально предложил Деборе оплату долгов. Таким образом он своей выгодной забывчивостью умело подвел мнение о жене под образ алчной дамочки. Причем не только в глазах реально жадной до денег любовницы, но почему-то и в своих собственных. Наверное, так ему стало еще легче использовать и унижать жену.

Да, Дебора рассказала мне все подробности совсем недавно. Мартин еще до того, как сделал ей предложение, зачем-то обещал Деборе помощь, намекнув на то, что в курсе бедственного положения ее семьи.

И что это спрашивается было? Подкуп? Изощренный способ манипуляции живым человеком? Причина, по которой Никс мог всю жизнь с кайфом упрекать Дебору в том, что она продалась ему и теперь обязана быть его покорной игрушкой?

Я все больше заводился, размышляя обо всем этом. До такой степени, что уже и сам желал вытянуть Никса из преисподней, чтобы призвать к ответу. Каким же конченым уродом нужно было быть, чтобы воспользоваться несчастьем целой семьи, заимев себе таким бездушным образом послушную марионетку?

И нет, чтобы взять в жены другую, готовую реально терпеть все выходки Мартина и с радостью лебезить перед ним, как та же Сессилия. Видно же, что рыжая с удовольствием душу дьяволу бы продала, не то, что Никсу — ради роскошной жизни в этой золотой клетке. В той самой, где Мартин изо дня в день, насмехаясь, душил Дебору, абсолютно не созданную для такого существования. Девушку, обладающую высокими идеалами и стремлением к прекрасному.

А самое противное это то, что если бы Никс обращался с Деборой не так жестоко, то, вполне вероятно, получил бы от нее не только безграничную благодарность, но и искреннюю любовь в придачу. Ведь Дебора настолько чистый и неиспорченный человечек, что, очень возможно, даже не заметила бы, с каким чудовищем живет бок о бок, будь он чуть снисходительнее с ней.

Если рассматривать их немыслимый брак с этого ракурса — еще неизвестно, может даже хорошо, что этот подонок не влюбил Дебору в себя.

Представить страшно для чего ему могли понадобиться ее чувства! Чтоб посмеяться? Сделать еще больнее? Быть может, Никс даже пытался затронуть сердце Деборы поначалу. Но девушке все же удалось сохранить себя. Допускаю даже, что его особая грубость по отношению к Деборе была продиктована именно осознанием того, что она никогда его не полюбит. Наоборот, искренне возненавидит по мере того, как будет узнавать мужа.

Да, думаю, именно поэтому Мартин хочет вернуться особенно сильно. Чтобы снова присвоить свободолюбивую Дебору себе. И отомстить. Ведь теперь, как Никс считает, у него еще больше поводов ненавидеть жену. Дебора, как выяснилось, умеет любить!

Но не его, не Мартина. А меня…

Жутко от одной мысли, что я могу стать причиной еще больших страданий любимой. Что же мне делать?! — прокричал я в душе, вновь обращаясь к Неизведанному.

А потом я опять вспомнил, как увидел ее впервые. Как мои собственные беды и страхи отошли на второй план. Дебора была такой грустной и одинокой. Уставшей. Ее глаза были полны отчаяния и боли.

И мне так захотелось узнать, в чем же причина? Я подумал, что она так несчастна из-за того, что с кем-то из ее близких случилось несчастье. Я ужасно хотел помочь ей, но ничего не мог сделать. Я был прикован к своему смертному одру, еще более слабый, чем Дебора в тот момент.

Для меня почему-то было жизненно важно, дотянуться до нее. Спасти. Теперь я помню это. Меня не просто влекло к Деборе, я мечтал выжить и защитить ее от всего мира. Ее. Незнакомку за стеклом. Вот почему я до последнего не мог оторвать от нее глаз.

Кажется, я, наконец, начинаю понимать в чем дело. Хоть и очень смутно. И пусть все это все равно остается нереальным, однако по крайней мере я почти нащупал логику происходящего.

Потянувшись к своему мобильному, я даже не подумал взглянуть, который час. Мне требовалось как можно быстрее набрать номер Люциуса. Через три мучительных гудка на другом конце раздался охрипший, прокуренный голос парня, заглушаемый сумасшедше грохочащей музыкой.