— Мы не можем везти его к Габриэле в таком виде, — простонала Кэрол. — Тимми… мне страшно!

— Не бойся, Кэрол, это всего лишь старуха. Она только ясновидящая. Ее сила лишь в этом. Она ведь не может вышибать души взглядом, как Луи, или что-то подобное. А ее убийцы — так себе. Дилетанты. Сама видела, с какой легкостью мы с Иссой их уложили. Не думаю, что у нее есть парни, которые могли бы доставить нам проблемы. Так что тебе нечего бояться. И некого. Если нам что-то не понравится, мы уйдем. И никто нас не остановит, я тебе обещаю.

Остановившись, он притянул ее к себе и, наклонившись, горячо поцеловал. Кэрол обняла его за шею, привстав на цыпочки, и ответила на поцелуй.

Когда они вошли в комнату Патрика, мальчик все еще был без сознания, но в его внешности не осталось ничего необычного. Со вздохом невероятного облегчения Кэрол склонилась над ним, разглядывая.

— Слава Богу! Тим, смотри, это исчезло! Так быстро… Мы же ушли всего минут пять назад! Неужели это из-за Калена?

— Хочешь сказать, его свет загнал эту тварь, что из него вылезла, обратно… ну, туда, где она раньше была? — предположил Тим, недоверчиво разглядывая мальчика. — Если так, то это хорошо. Может, она никогда и не вылезет больше, если благословенный все время будет рядом с ним?

— Может. Но проблема в том, что Патрик так не хочет… свет блокирует его дар, а он не хочет жить без него. Он мне уже об этом говорил.

— Может быть, теперь он передумает… после всего.

Кэрол пожала плечами. Погладив мальчика по щекам, она окликнула его, пытаясь привести в чувства. Потом слегка встряхнула.

— Не просыпается, — снова расстроилась она. — Но почему?

— Кэрол, он очнется. Нам пора. Давай оденем его.

Она достала из шкафа его куртку. Тим приподнял его, помогая ей натянуть на него эту куртку, после чего взял мальчика на руки. На этот раз без труда.

— Он легкий! — Тим расплылся в радостной улыбке. — Он снова просто ребенок, Кэрол, не расстраивайся, все будет хорошо. Одевайся сама и, пожалуйста, захвати мою куртку.

— Разве ты не наденешь ее? Замерзнешь.

— Не замерзну.

Он не спеша вышел из комнаты. Заскочив к себе, Кэрол накинула куртку и захватила сумку со своими новыми немногочисленными вещами.

— Тим, из твоей комнаты надо еще что-то забрать? — окликнула она.

— Только куртку, остальное Исса уже погрузил в машину, — отозвался тот.

Поспешно проскочив мимо трупов, Кэрол вышла на улицу, где ее уже все ждали.

Кален со своими теперь уже покойными спутниками приехали за ними на минивэне, чтобы всех вместить. Тим уже расположил Патрика на самом последнем сиденье. Кэрол села поближе к сыну, Тим рядом с ней. Кален сел за руль, Исса, закончив с погрузкой вещей, расположился впереди, Торес — у него за спиной.

— И куда едем? — поинтересовался Исса, наблюдая, как Кален выруливает на дорогу. — В аэропорт?

— Нет. Габриэла прилетела сюда. Только побоялась ехать в Париж. Из-за Луи. Она ждет в Шартре. Это недалеко. От Парижа примерно час и минут пятнадцать-двадцать ехать, если без остановок. Возвращаться в Америку вам опасно. Она решила не рисковать. Нельзя, чтобы вас схватила полиция.

— Согласны, — кивнул Исса. — А куда мы потом, она говорила?

— Нет. Она хочет обсудить это только с вами, чтобы никто не знал. Она сказала, что у нее есть план, куда вас спрятать так, чтобы никто не нашел. Даже Рэндэл. Куда именно — никому не говорит, даже мне. Но это правильно. Чем меньше людей будет знать, где вы, тем надежнее.

— А разве вы не останетесь с нами? Или она приставит к нам другого благословенного? — спросила Кэрол.

— Из благословенных прилетел только я. Думаю, пока останусь я… Мы с Рэем так решили, и я ему пообещал присмотреть за вами. А потом я бы хотел вернуться к нему… когда все наладится. Возможно, меня сменит другой благословенный.

Кэрол кивнула, подумав о том, что ей хотелось бы, чтобы с ними был Кален, а не кто-то другой. Он ей понравился. Он внушал доверие. И он так был похож на Рэя. Но, конечно, нельзя требовать от человека, чтобы он посвятил себя им, тем более, когда сердцем рвался в другое место, к сыну и внукам. Сердце Кэрол тоже рвалось туда, к детям. Но, в отличии от Калена, она не могла к ним поехать.

Печально вздохнув, она уставилась в окно, разглядывая мелькавшие мимо улицы.

Она покидала Париж, так и не увидев его. Из больницы ее сразу привезли в этот домик, откуда она ни разу так и не вышла.

Тим обнял ее за плечи и привлек к себе. Положив ладонь на его руку, она удобно устроилась в его объятиях, откинувшись на его крепкую грудь, и продолжила с интересом смотреть в окно. Наклонившись, Тим нежно поцеловал ее в ухо. Кэрол невольно улыбнулась и пожала пальцами его предплечье, отвечая на ласку. И вдруг почувствовала на себе взгляд. Посмотрев вперед, она встретилась в зеркале заднего вида с глазами Калена. И почему-то от его взгляда ей стало как-то не по себе. Он перевел взгляд на дорогу, но Кэрол продолжала смотреть на его отражение в зеркале. Она не знала, что не так было в его взгляде, но была уверена, что ему не нравилось то, на что он смотрел. То есть на них с Тимом. Странно, ему-то какое дело? Неужели это из-за Рэя? Он знает о чувствах к ней Рэя, о том, что его дети — это ее дети? Неужели Рэй мог ему рассказать, ему, совершенно чужому человеку, только что появившемуся в его жизни, поведать эту страшную тайну, которая могла погубить его и, возможно, детей тоже?

И вдруг Кэрол поняла, что могла сама себя выдать, когда у всех на глазах достала фотографию близнецов, которую передал Рэй, и стала ее расцеловывать, забыв от радости обо всем на свете, начала выспрашивать о них. Возможно, Кален не знал, что в письме, и Рэй ничего ему не рассказывал… а она сама так неосторожно себя повела. Любой бы дурак понял, что к чему.

— Какая же я дура, — в ужасе прошептала она Тиму.

— Почему? — удивился он, тоже шепотом, снова наклонившись к ее уху.

— Я прокололась с детьми… когда он дал мне письмо. Уверена, Рэй не мог ему рассказать… а я… Как думаешь, ему можно доверять?

Тим помолчал, размышляя.

— Думаю, теперь лучше все ему рассказать до конца, чтобы он знал, чем грозит разоблачение вашей с Рэем тайны. Тогда он будет знать и станет, как и все, кто знает, держать язык за зубами. Не думаю, что он хотел бы навредить своему сыну и внукам. Как вроде, он неплохой чувак.

— Мне тоже так показалось. Да, ты прав. Придется все рассказать.

— Ничего страшного, не переживай из-за этого. Ну не сдержалась — с кем не бывает. Все равно он пока будет с нами и никому ничего не сможет рассказать. А мы пока к нему приглядимся. Если поймем, что ему нельзя доверять — я его пришью, и все дела. Так что успокойся, мы ничем не рискуем, и не будем рисковать.

— Но это же папа Рэя!

— Если этот папа может поспособствовать тому, что Рэндэл отправит его на тот свет, узнав, что он был твоим любовником и у вас общие дети — то такой папа ему не нужен. Уверен, Рэй бы со мной согласился.

Кэрол ничего больше на это не ответила. Тим тоже не хотел продолжать эту тему, весьма для него неприятную и болезненную. Он не знал теперь, к кому из этих двоих — к Рэндэлу или Мэтчисону — он ревнует ее больше, но с одинаковым удовольствием и облегчением убил бы обоих. И на самом деле был бы только рад, если бы Рэндэл расправился с Рэем. И чтобы сам Рэндэл тоже сдох или никогда не вышел из-за решетки. Они оба были словно две занозы в его влюбленном сердце, и он знал, что никогда не избавится от этих заноз, пока они живы. А еще Тим вовсе не расстраивался по поводу того, что ее малышня осталась в далекой Америке, и очень надеялся на то, что Кэрол никогда не представится возможность их забрать. К Патрику он уже привык и готов был с ним смириться, мальчишка даже по-своему ему нравился, но ее близнецов он всегда недолюбливал. Они напрягали его, постоянно напоминая своим существованием о ее связи с этим красавчиком, Рэем. А теперь еще появилась дочка Рэндэла. Тим не видел ее, но уже испытывал неприязнь. Этот ребенок причинял ему душевную боль, заставлял мучится от дикой ревности, которую он с большим трудом держал в себе, не показывая Кэрол. Он зарекся никогда не поднимать эту тему, не говорить об этом с Кэрол, боялся испортить тем самым отношения с ней. Но все это заставляло его страдать, отравляло изнутри. Он хотел верить, надеялся, что Кэрол говорила правду, утверждая, что не была с мужем по своей воле, но с ее согласия или нет, это между ними происходило, и этот факт причинял ему ошеломительную боль, душил ревностью и гневом. О, как же ему хотелось пристрелить этих двух ублюдков! Только тогда он смог бы обрести покой. Но он не мог этого сделать, Кэрол связала ему руки, и с этим он ничего не мог поделать. Его ненависть была страшной, но его любовь оказалась сильнее и имела над ним большую власть. Ему пришлось сделать выбор — либо месть, либо любовь. Он выбрал любовь. И сейчас он был счастлив. Но ненависть никуда не делась, она по прежнему отравляла его кровь и не давала покоя. Ему снилась по ночам Даяна, которая упрекала его в предательстве, в том, что он до сих пор не покарал ее убийцу. Тим чувствовал перед ней вину и стыд. И страдал от этого. Он задавался вопросом, заслуживает ли он уважение, как человек, как мужчина, который ради любви женщины отказался от кровной мести за родную сестру. Не осуждает ли его в глубине души Исса, не презирает ли, считая слабаком, который позволил какой-то бабе помешать отомстить за сестру, отказаться от своего долга. Исса ничего не говорил по этому поводу, но именно это и не нравилось Тиму. Исса не любил сдерживаться в высказывании своего мнения, но если он молчал, то только тогда, когда его высказывание могло серьезно угрожать их дружбе или если знал, что причинит ему, Тиму, боль. Тим знал, что Исса не понимает и не одобряет такой привязанности к женщине, ему не нравилось, что он так зациклился на Кэрол, поставил ее превыше всего, но он молчал, терпел, во всем помогал и поддерживал, несмотря ни на что. Лишь мог иногда шутить, предлагая подыскать ему другую девушку, чем только раздражал Тима. Легко это говорить тому, кто всегда нравился женщинам, у кого никогда не было трудностей в отношении с ними. Ведь ему никогда не говорили девушки, что с ним стыдно пройтись по улице, что подруги засмеют, если увидят с ним, подумают, что не может найти себе нормального парня, раз согласилась встречаться с ним… Кэрол была первой и единственной женщиной, с которой он почувствовал себя «нормальным», в искренность которой он смог поверить. Рядом с ней он забывал о своих шрамах, не ощущал себя уродом, ущербным. Он нравился ей, она его желала, он это видел, чувствовал. И при этом она не была какой-то обычной, никому не нужной дурнушкой, у которой выбор был невелик, которая бы согласилась хоть на какого-нибудь парня, лишь бы он был. Она была потрясающей женщиной, настоящей красавицей, которую любили такие непростые мужчины, как Рэндэл и Мэтчисон, о любви которых могла бы мечтать любая женщина, и такие женщины были, Тим даже не сомневался. Но эти двое никого не хотели, одержимые только ею. А она выбрала его, Тима. С ним она сейчас уезжала в неизвестность, готовая разделить именно с ним свою дальнейшую жизнь, у него искала защиты, ему дарила свою любовь, снова сбежав от этих двоих, которые всегда смотрели на него с таким презрением и пренебрежением, как на уродливое ничтожество. Тим злорадствовал, представляя, что они оба теперь чувствуют, зная, что она сейчас с ним, снова. Утер же он нос этим двум хреновым принцам, у которых было все — деньги, власть, внешняя привлекательность, восхищение женщин, он вытер об них свои ноги, он, бродяга, у которого никогда не было собственного угла, ничего не было, и самым дорогим из его имущества была винтовка, и он забрал себе их прекрасную принцессу. Как тут не подняться самооценке?