— Не у смерти… Я не точно выразилась. У проклятия. Я могу возвращать к жизни только тех, кто в черном тумане. И я не возвращаю им жизнь. Я только вырываю их оттуда, а они после этого уже сами возвращаются в наш мир, а почему — я не знаю. Не знаю, почему они рождаются заново, а не отправляются куда-то в другое место… куда отправляются другие души всех остальных. Вот призывать и общаться я могу со всеми мертвыми, но вытащить в наш мир — только пленников тумана. Как и почему — я не знаю. Пока я еще не нашла ответы.

— Если это правда… спасибо, что вытащила мою маму. Пусть, она не будет моей мамой, но она снова будет жить. И это… это здорово! — Дженни вытерла сбежавшие по щекам слезы. — Но если… если она родится после того, как ты… уйдешь к папе, как я тогда узнаю, как найду ее?

— Попроси Патрика, он призовет ее и все узнает. Он намного сильнее меня.

Дженни спрятала взгляд и поджала горестно губы.

— Мы поссорились. Он больше не хочет со мной общаться. Даже выгонял, требовал, чтобы я уехала, только дядя Рэй меня не отпустил.

Кэрол погладила ее по руке, ласково улыбнувшись.

— Ничего. У него отцовский характер. Бескомпромиссный. И ему сейчас тяжело. Очень тяжело. Ему будет еще тяжелее… когда меня не станет. Но если ты хочешь узнать о своей маме, тебе придется с ним помирится. Я не доживу до ее рождения.

— Но почему? Люди, приговоренные к казни, десятилетиями ждут приговора, я знаю. Я узнавала. Всякие там апелляции…

— Нет, Дженни. Это не мой случай. Я не доживу до казни. Да и не хочу дожить… Я так ее боюсь. Так боялась столько лет… видела постоянно ее в своих кошмарах. Я и поседела из-за того, что увидела ее в своих видениях, в первый раз. А теперь мои кошмары стали реальностью, все это происходит со мной на самом деле. Представляешь, как это, когда твой самый страшный кошмар вдруг оживает?

— Значит, ты специально это с собой делаешь? — Дженни указала на ее язвы и синяки. — Чтобы умереть быстрее?

— Я делаю это, чтобы перед смертью успеть искупить свою вину перед всеми, кто погиб из-за меня и моего проклятия… избавить их от него, все исправить. Чтобы они снова жили, как должны были жить. Ведь эти смерти — не их судьба, они не должны были так умереть, попасть в этот туман… Наверное, потому они и возвращаются в этот мир, освободившись от проклятия. Я так предполагаю. А проклятие меня за это убивает. Ну и пусть, такова цена. А я все равно обречена и умру. Так хоть напоследок что-то полезное и хорошее сделаю.

— Ты добрая. Как такое страшное проклятие, такое зло, может быть в таком человеке, как ты? Ты пыталась спасти моего папу… спасла меня. Теперь спасаешь тех, кто умер от твоего проклятия. Разве зло может жить в человеке, у которого такое доброе и самоотверженное сердце?

Искреннее недоумение девочки рассмешило Кэрол.

— О, моя девочка, я не такая уж добрая, как ты думаешь! — она рассмеялась, чего давно уже не делала. — Ведь я убила твою маму… И Дебору Свон. Убила хладнокровно, безжалостно только потому, что она могла выдать… того, кто на нее напал. Убила Кейт Блейз и помогла задушить ее брата… Во мне есть это зло, о котором ты говоришь. И я на самом деле убийца. Убийц с добрым сердцем не бывает. И я заслужила эту казнь, Дженни. Так что жалеть меня и плакать по мне не надо. Единственное, о чем бы мне хотелось попросить… не вспоминайте обо мне, как об убийце. Если это возможно. Мне бы этого не хотелось.

Она перевела взгляд на Рэя, который молча сидел рядом, не вмешиваясь в разговор. Закрыв лицо руками, он, должно быть, опять беззвучно плакал. Кэрол с любовью положила ладонь на его крепкую кисть. Опустив руки, он посмотрел на нее обезумевшими от боли глазами.

— Кэрол… я не смогу это пережить. Моя жизнь без тебя… я даже не представляю… — прошептал он в отчаянии.

— Ты сможешь, Рэй, — твердо возразила Кэрол. — Ради наших детей. Ты нужен им, никогда об этом не забывай, как бы тяжело тебе не было. Я знаю, ты очень любишь меня. Ты сделал для меня все, что мог. Ты спас меня от матери… подарил совсем другую жизнь. Ты всегда помогал мне, заботился, хотя совсем не обязан… ведь мы с тобой даже не родные. Но ты — моя семья. И я тоже тебя очень люблю, всегда любила. Куртни тоже скоро появится на свет в нашем мире. Пусть Патрик найдет ее, когда это произойдет. Убедись, что в новой жизни у Куртни все будет хорошо. Наблюдай за ней, позаботься, если будет нужно. А обо мне не плачь. Смерть — это не конец. Теперь ведь ты это знаешь. Я просто буду в другом месте. Не одна, с Мэттом.

Она повернулась к Дженни.

— И ты не вздумай никуда уезжать, чтобы Патрик там не говорил сгоряча. У Рэя тебе будет хорошо. Присмотри за ним, чтобы не расклеился. Единственное, что меня беспокоит — это чтобы не узнали органы опеки о том, что ты у него живешь. Твоя тетя по-прежнему является официальным опекуном, она, конечно, не будет ничего никому сообщать… но все равно, вдруг станет известно… Тогда тебя заберут, а у Рэя могут возникнуть проблемы. Он неженатый мужчина… не известно, в чем его могут обвинить…

— Не переживай об этом, — перебил Рэй. — Касевес пообещал мне уладить эту проблему. У него есть связи, он поможет мне получить опеку над Дженни. Ее тетя ничего не имеет против, он уже с ней это обсудил. Единственное, что требуется — это чтобы я был официально женат. Мне одному опеку не дадут, а вот обеспеченной семейной паре — да.

— Ты собрался жениться? — не поверила Кэрол.

— А в чем проблема? Касевес и это решил — он сам подыщет мне женщину, согласную заключить фиктивный брак, за деньги. Она будет приезжать во время визитов сотрудников из опеки и изображать любящую супругу и мать, — Рэй пожал плечами. — Детка, у меня есть деньги, а деньги решают многие проблемы. Не зря я всю жизнь их так любил!

Он невесело усмехнулся.

— Это хорошо, — кивнула Кэрол. — Очень хорошо. Вы с Касевесом здорово придумали, молодцы. Спасибо тебе, Рэй. За все. И прости меня. Тоже прости. За все.

— О, малыш, ты же знаешь, я всегда и все тебе прощаю, никогда не сержусь, — он поцеловал ее кисти. — Это я должен просить прощения у тебя… за то, что сделал. Я не хотел тебя обидеть, ты же знаешь. Это… это от отчаяния…

— Забудь. Я прощаю тебя, — Кэрол поднялась и потянулась к нему скованными руками. Он подскочил и сжал ее в объятиях, крепко, отчаянно, тихо застонав от невыносимой боли.

Больше Кэрол его не видела. Он приезжал еще, но она больше не выходила к нему, хоть ей этого и очень хотелось. Она не могла больше видеть его слезы, отчаяние и страдание, у нее не осталось сил на это.

— А Рэй? — спросила Кэрол у Патрика. — Он знает о том, что сейчас происходит? Он был в курсе ваших планов?

— Конечно! — воскликнул мальчик. — Это он отвез меня к Нолу и Иссе. Он давал нам на все деньги, Луи только организовал, а он все оплатил. Весь твой побег. Рэй с нами, мам.

— Почему же вы мне не сказали? Почему он не сказал?

— Зачем? Чтобы ты выкинула какую-нибудь глупость, чтобы нам помешать тебя спасти? Ты же так вознамерилась умереть, что ничего иного и слышать не хотела.

— Ну зачем ты так, сынок? Я просто не верила, что меня возможно спасти. Ведь от проклятия спастись невозможно.

— Тебе повезло больше остальных, потому что у тебя есть я — самый сильный и крутой из всех проклятых. Я Болли Брант, древний и могущественный, восставший из самых недр этого тумана — так говорит Луи. Я и есть этот туман, его часть. Я и есть это проклятие. И я сильнее его. Потому что у меня есть еще и мой дар… наш дар. Луи сказал, что и этот дар во мне очень силен. Он никогда раньше не видел такого. Он был поражен, когда я не позволил тебе умереть в самолете. Говорит, никто и никогда так не мог — не позволить проклятию забрать свою жертву. Ты знаешь, после этого он стал как-то странно смотреть на меня. Как-то настороженно… иногда мне даже кажется, что в его глазах появляется страх. А знаешь, почему? — мальчик говорил с восторгом, даже с пафосом, чуть не лопаясь от собственной важности и гордости. — Потому что он понял, что я намного сильнее его. Он сам не ожидал, что настолько. Он ошеломлен. И растерян. Я вижу. Он даже как-то сказал, что перестарался и надо было вытащить кого-то менее древнего… но он побоялся, что просчитается, и более молодой окажется недостаточно сильным, чтобы перенять всю силу… он перестраховался. А теперь считает, что слишком уж перестраховался. Но говорит, что это ничего. Даже хорошо, что я такой сильный. Только силу эту мне следует применять правильно. А то, что я не отдал тебя туману — это неправильно. Он сказал, что я должен соблюдать правила. Я согласился, а про себя послал к черту с его правилами. Я буду устанавливать свои правила. Чего это ради я должен подчиняться этому проклятию, раз я сильнее его? Правильно, мам?