Джек все это прекрасно понимал. Как и то, что если его все-таки закроют, и очень надолго, все изменится. Его переведут в тюрьму первого уровня, где содержатся опасные преступники. Криминальные друзья, может, и не бросят его, обеспечив защиту, так как его фирма и адвокаты все еще могут быть им полезны, даже если он сам будет за решеткой. А может, он станет им не нужен, и они найдут других. Ведь его адвокаты — это не он сам. И неизвестно, что станет с его фирмой без него.
Все его связи и власть держались на его силе, возможностях, «нужности» важным и сильным мира сего, а отнюдь не на любви к нему. Если он упадет и не сможет встать снова на ноги так же крепко, как стоял, если перестанет быть полезным и нужным, потеряет свои силы и возможности — все эти связи и могущественные друзья и партнеры исчезнут. Таким людям слабаки не нужны. Если он позволит запереть себя за этими решетками на десятилетия, он безвозвратно утратит свой авторитет. Он перестанет быть сенатором, непобедимым адвокатом… Перестанет быть Джеком Рэндэлом, каким его все знали. Он будет всего лишь заключенным, которому, скорее всего, не суждено будет выйти когда-нибудь на свободу. А даже если и выйдет через десятки лет — о нем, к тому времени, уже и не вспомнят. А если и вспомнят, то так — «О, этот старик и есть тот, кто когда-то был знаменитым Джеком Рэндэлом, кумиром мира юриспруденции, которого самого упекли за решетку. Который защищал успешно всех, а себя не смог, потерпев свое единственное поражение». О да, такой крах не забудут. Его поражение будет громче, чем все его победы.
Лучше уж быть застреленным Спенсером, как предрекала Кэрол, чем такой позорный и бесславный конец.
Но пока он еще был самим собой, Джеком Рэндэлом, с которым все считались, он еще был силен и дрался за свою жизнь. Все, и друзья, и враги, наблюдали за этим. Если он выиграет эту битву, он станет еще сильнее. Если нет — он останется один издыхать медленной смертью под кустами, как поверженный и смертельно раненный лев. Если его не добьют, растерзав. Но «издыхать под кустом» или позволить себя растерзать он не собирался.
Как всегда, он держался уверенно, как будто и не сомневался в своей победе. И эта уверенность оставляла все меньше сомнений и у окружающих.
Все с самого утра поздравляли его с рождением дочери.
Вчера вечером Зак сообщил ему, что Кэрол пришлось прооперировать, она потеряла много крови, организм истощен и очень ослаблен, но серьезных опасений врачи не высказали. С ребенком тоже вроде все было хорошо, если не считать, что родился на месяц раньше положенного.
Джек успокоился, потому что сообщение Торес о том, что начались роды и с Кэрол что-то явно не так, напугало его. Не долго думая, он отправил туда бригаду врачей со всем необходимым, не рассчитывая на помощь тюремной больницы.
А потом Зак порадовал его, сказав, что Кэрол передала для него целую тетрадь со своими записями, и что она захотела, чтобы он сам назвал дочь. Но с этим Джек решил повременить, пока не получит подтверждение, что это действительно его дочь. Утром у него тайно взяли соответствующий анализ, и результаты не заставили себя ждать. Уже после обеда ему позвонили и сообщили результат — новорожденная была его дочерью.
Джек сам не ожидал, что это его настолько сильно обрадует. Ему вдруг нестерпимо захотелось увидеть малышку. Дочку. Почему-то ему думалось, что она должна быть похожей на Кэрол, именно так он себе ее представлял. Белокурую, с вьющимися волосиками, с огромными прозрачно-голубыми прекрасными глазами. Когда Зак вернется, он должен был привезти ее фотографию, Джек велел ему съездить в больницу и сфотографировать малышку. Келли. Келли Рэндэл.
Ее должны будут выписать через месяц. К тому времени Джек рассчитывал выйти на свободу. Он сам заберет ее домой. Надо уже сейчас заняться поисками няни. Он ни за что не останется с таким младенцем один на один. Поиски подходящей няни он поручит Саре, своей секретарше. Она, женщина и мать двоих сыновей, лучше в этом разбирается. Он в нянях ничего не смыслит, для Патрика они няню не нанимали, Кэрол сама им занималась.
А потом он вернет своим детям их маму. А себе — любимую жену.
И они начнут все сначала, как договорились, забыв обо всем, что стояло между ними.
Джек сам не замечал, что улыбается, размечтавшись о будущем, которое сам себе нарисовал, сидя во дворе под моросящим дождем в сторонке ото всех. Невидящим взглядом он наблюдал за играющими в баскетбол заключенными, украдкой курил, пряча сигарету в ладони. Надзиратель делал вид, что не замечает этого. Заключенные занимались своими делами, не обращая на него никакого внимания. Рядом с ним сидел его сосед по камере, Энтони Хоуп, тихо и молча. Он старался быть ненавязчивым, чтобы не мешать и не надоедать Джеку, и пока тот сам не выявит желание пообщаться, не лез к нему. Джек знал, что он боится заключенных, и не возражал, что он ходит за ним по пятам, ища защиты. Это был ничем не приметный на вид мужчина лет сорока, в круглых очках, с лысеющей шевелюрой и заметным брюшком. Но Джек с первого дня знакомства понял, что он обладал колоссальным интеллектом, и проникся к нему симпатией. К тому же, он был просто идеальным соседом, тонко чувствующим его настроение, знающий, когда надо помолчать, а когда поговорить.
Сегодня было воскресенье, у начальника тюрьмы был выходной, а это значило, что партии в шахматы не будет. Джек любил шахматы, а вот сам начальник его раздражал. Он понимал, что тот рассчитывает на его благодарность после того, как он будет освобожден. Джек видел насквозь его лицемерие. Как и его людей. И надзиратели, и начальник в его глазах выглядели стервятниками, которые с опаской кружили над ним, гадая, падет ли он. Конечно, если бы это и случилось, им его потерзать все равно бы не удалось, потому что его бросят в другую клетку, в другую тюрьму, уже поверженного и побежденного. Но этому не бывать.
Джек ждал звонка Зака, но тот до сих пор не позвонил. И Торес не звонила. Видимо, все было хорошо, и с Кэрол, и с ребенком. Будь что-то не так, она бы сразу сообщила, как вчера.
После прогулки Джек сходил в душ и вернулся камеру. Остальные заключенные тоже подтягивались по своим камерам. В пятнадцать сорок пять была перекличка. Камеры закрывались до шестнадцати тридцати. После этого было свободное время. В будние дни Джека в это время провожали в кабинет начальника, по выходным он проводил время в библиотеке или смотрел телевизор. Скука и однообразие угнетали. Привыкший в активной жизни, Джек маялся, не зная, куда девать свою энергию и потребность в движении и деятельности. Хоть с соседом ему повезло, это был образованный и очень умный человек, банкир, попавшийся на мошенничестве по отмыванию денег. Вернее, он не попался, его сдали, подставили его сообщники, с которыми он этим занимался. Что-то они там не поделили между собой. Помимо того, что был финансовым гением, банкир оказался разносторонне очень развитым человеком с большой копилкой знаний и информации. Они с Джеком нашли общий язык. И с ним Джек с гораздо большим удовольствием и интересом играл в шахматы и шашки и беседовал, чем с начальником, который считал себя достаточно умным и эрудированным, чтобы мнить, что мог на одном уровне поддерживать беседу с Джеком, блистая перед ним своими познаниями и остроумием. Не всегда Джек мог удержаться от презрительного взгляда или ухмылки, наблюдая его потуги, но открыто демонстрировать свое умственное превосходство позволял себе только в игре в шахматы, принципиально не желая поддаваться, не позволив начальнику ни разу выиграть. Тот досадовал и обижался, считая, что Джек мог и уступить ради благодарности за то, что ему здесь райскую жизнь устроили. Но Джек считал, что уже то, что он позволял этому тупому индюку перед собой умничать и не ставил его на место, было достаточной благодарностью. Он не выносил таких людей, которые пытались казаться умнее, чем есть на самом деле, и всегда с удовольствием окунал их мордой в грязь, выставляя идиотами. А действительно умных людей он уважал. Например, таких, как его сосед по камере, с которым они даже подружились. Тому грозил серьезный срок, и Джек решил ему помочь, подумав, что нельзя допустить, чтобы такая светлая и гениальная голова пропала за решетками. Джек предложил ему своих адвокатов, тот с радостью принял помощь. И теперь они готовились выйти на свободу вместе. Его новый друг не сомневался в том, что спасен, и Джеку это льстило, несмотря на то, что он к этому привык.
