Но он молчал, прижимаясь к ее груди, как беззащитный беспомощный ребенок, ищущий утешения и защиты. Тогда Кэрол тихонько гладила его по затылку, успокаивая, понимая, что ничем он не может помочь. Настал её черёд позаботиться о нём. Спасти. Не было больше сильного умного Джека, способного как спасти, так и уничтожить, с которым все считались, боялись, уважали. Кэрол вспоминала, как они были в подвале, когда их похитила Кейт Блейз. Как защитил её, Кэрол, заступился, несмотря на тогдашнюю вражду и ненависть друг к другу, задушил Френка, тем самым предоставив им обоим шанс выбраться. Как ей сейчас не хватало того Джека, бесстрашного, дерзкого, несломленного…

— Ничего… ничего, любимый. Мы снова справимся. Выберемся. Как тогда. Я что-нибудь придумаю. Найдем Патрика и уедем домой. Тим и Исса думают, что мы мертвы, они не станут нас преследовать. Отстанут от тебя. Пророчество свершилось. Оно не может повториться. Патрик не дал тебе умереть. Спас нас. Мы победили смерть — что нам эти фанатики? Разберемся. Ерунда. Плюнем и разотрём, правда, милый?

Фанатики называли их нечестью, ожившими мертвецами. А состояние Джека — ничем иным, как последствием того, что его, убитого, оживили. Он зомби, потому и стал таким. Иначе и быть не может. Иногда и Кэрол начинали одолевать страшные подозрения — а может быть, фанатики были не так уж неправы в своих выводах? Может, Джек в таком состоянии не потому, что его мозг пострадал от ранения или операции, а потому что на самом деле был мёртвым, которого вернули к жизни каким-то невероятным образом? Зомби. Кэрол передёргивало от таких мыслей, и она гнала их прочь.

Чушь. Патрик возвращал её к жизни уже не один раз, она же не превратилась в ожившего мертвеца. Или превратилась? Она могла гнить заживо, как самый настоящий труп, в ней заводились трупные черви… там, в тюрьме, это с ней происходило, хотя раньше ничего подобного не случалось. Может, это стало происходить потому, что она на самом деле была мёртвой? Когда же она умерла? В больнице, когда наглоталась снотворного, и Рик впервые вернул её к жизни после того, как умерла?

Да нет. Чушь. Она ощущала себя такой же живой, как всегда. Ничего не изменилось, кроме того, что стала превращаться в гниющий труп после своих похождений за душами в туман… вернее, в портал монстров между мирами. Она живая. И Джек живой. А всю эту чушь о мертвецах нужно выбросить из головы и не думать больше об этом. Это что-то большее, чем ожившие мертвецы. Это такая же жизнь, полноценная и человеческая, которая не прекращалась, а просто на какое-то мгновение прервалась, а потом продолжилась дальше. Как клиническая смерть. Пережившие её люди не считаются же вернувшимися к жизни ожившими мертвецами, хотя по сути они на самом деле умерли на какое-то время.

— Ерунда, — говорила она Джеку, не задумываясь уже над тем, понимает ли он её. — Мы с тобой живые. Живее всех живых. Эти фанатики уже сами не знают, как нас назвать — то мы демоны и нечисть, то мертвецы. Потом ещё что-нибудь новенькое придумают. Фантазёры. Сумасшедшие. Лучше бы задумались над тем, кто они такие и что делают. Даже не замечают, что сами превратились в монстров, преследующих и убивающих людей, похищающих благословенных, лишающих их разума… А мы чудовища!

Она разговаривала и разговаривала, почти всегда, когда не спала, чтобы не сойти с ума, не впасть в отчаяние. А ещё не вынося безучастного молчания Джека. Она убеждала себя, что он слушает и всё понимает, просто пока ответить не может. А ещё она ужасно боялась, что ему может стать хуже. Всё-таки то, что произошло с его головой — не пустяк, который без проблем сам по себе заживет, как царапина. Он должен находиться в больнице под постоянным наблюдением и должным уходом, а не здесь, на железном полу, иссушенный жаждой и измученный издевательствами и пытками. Он мог умереть здесь в любую минуту, и она ничего не сможет сделать, чтобы его спасти.

А эта ведьма, Рамла, не знала жалости.

Смотря на неё сейчас сквозь прутья клетки, Кэрол ощутила, как её обдало горячей волной жгучей ненависти и жаждой убить эту уродливую тварь своими руками.

— Я знаю теперь, что ты не врёшь, — сказала негритянка гундосым, похожим на мужской голосом. — Ты потеряла свой дар. И проклятие оставило тебя. Кровь невинного благословенного очистила тебя, от всего, вернув к жизни.

Кэрол недоверчиво смотрела на неё. Рамла рассмеялась, видя на её лице удивление и сомнение.

— Ты не можешь связаться с сыном. Он больше не слышит тебя, не видит, не чувствует. Вы утратили свою связь. Интересно, он сам-то понимает, что произошло, почему потерял тебя и не может найти? Вот почему ты так слаба и беспомощна. Я не ожидала. Мои люди боялись тебя не меньше, чем твоего сына-монстра. Ты могла убивать прикосновением. Мы никак не ожидали, что ты окажешься такой жалкой и никчёмной. Что, тяжко стало без своего дара и проклятия? Не помогут они тебе больше? Как не вовремя они тебя оставили! Как раз сейчас бы не помешали, правда, чтобы вырваться и помочь своему ублюдку? И какого это теперь, после всего, оказаться просто человеком?

— Я всегда была «просто» человеком.

— Нет. Ты — демон, потерявший свою демоническую силу. Но, кто знает, потеряла ли ты её навсегда, или это временно, пока не иссякнет в тебе свет благословенного, которым тебя наполнил твой сын, чтобы спасти? Ты будешь уничтожена, как и твой сын. Все вы, проклятые, будете уничтожены. Мы очистим от вас наш мир.

Кэрол не удержалась от гримасы отвращения, которую вызвала в ней эта напыщенная бравадная речь. Внимательно она изучала негритянку взглядом, как изучают смертельного врага, пытаясь оценить его силу и выявить слабости.

— Зачем вы хотите, чтобы сюда пришёл Патрик? — спросила она, проигнорировав угрозы. — Он же вас всех убьёт. На что вы рассчитываете?

— У нас нет выбора, — холодно ответила Рамла. — Случилось то, что предсказывала Габриэла. Его отец, — она перевела взгляд на безучастно смотревшего на неё Джека, — погиб. И ты заодно. Габриэла всегда говорила, что чудовище нельзя провоцировать, что боль, страх или злоба заставят его пробудиться.

— Оно пробудилось до того, как… стреляли в Джека, — возразила Кэрол.

— Габриэла не это имела в виду. Ты просто не понимаешь. Оно показывалось, но не пробудилось до конца… не обрело свою силу. Но теперь всё изменилось. Оно очнулось… вместе со всей своей силой. Благословенные и их свет больше не влияют на него. Оно сильнее их всех вместе взятых. Пророчество сбылось. Чудовище придёт в наш мир, и оживут мёртвые, которых оно вернёт к жизни… и усеет улицы бездыханными человеческими телами, которых сожрёт изнутри… И откроет портал в наш мир таким же монстрам, и станут они хозяевами нашего мира, а мы — их рабами, пищей… И ничто не спасёт тогда нас и наш мир.

— Так зачем же вы охотились за нами, зачем провоцировали его, если сами знали, что нельзя этого делать? — проговорила Кэрол возмущённо. — Мой сын был обычным ребёнком… ну, почти обычным, это вы и Луи, будь он трижды проклят, довели до того, чтобы он превратился в… это существо. Загнали, затравили, довели до отчаяния! Вы пробудили в нём этого монстра!

— Мы не собирались этого делать, но когда появился Луи, у нас не осталось другого выхода. Мы не собирались вас убивать. Хотели взять вас под свой контроль.

— Взять под свой контроль? Это как? Посадить в клетку?

— Типа того, — невозмутимо кивнула Рамла. — И сейчас мы не собираемся его убивать. Мы даже не знаем пока, как это сделать. И возможно ли вообще. Гариэла говорила, что эти чудовища бессмертны. Их можно усыпить, если не давать им пищу, энергию. Можно потом оживить, накормив… правда как, мы пока не узнали. Этот Луи знает, он один из них. Они оживляют своих мёртвых вместо того, чтобы плодиться. Хотя, зачем я тебе говорю об этом, ты наверняка всё это знаешь. Ты знаешь намного больше, чем мы, правда? И ты нам расскажешь. Всё расскажешь. Или мы его замучаем, — Рамла кивнула в сторону Джека.

— Но я знаю то же, что и вы, не больше. Мы с Патриком сами не во всём ещё разобрались. Даже в его чудовище! Это правда, жизнью клянусь!