— Как ты ее назовешь?
Она грустно помолчала.
— Пусть Джек даст ей имя. Я выбирала имя для сына… он предоставил мне такую возможность, позволив назвать его так, как мне хотелось. Теперь его очередь выбирать имя… пусть дочь назовет он… как захочет.
— Хорошо. Его порадует твое решение. Пусть пораскинет мозгами, поломает голову, выбирая имя для дочки, чтобы извилины не заржавели, пока за решеткой сидит, — Зак засмеялся.
— Как продвигаются дела, Зак? У Джека есть шансы? Сколько ему грозит?
— Нисколько.
— Как это? Я не понимаю…
— Невиновный он. Не он стрелял. Я сам видел, своими глазами. Это был Хок, — не моргнув глазом, невозмутимо заявил Зак, но глаза его смеялись. Губы Кэрол тоже тронула улыбка.
— Это хорошо. А Хок? Что он?
— Сбежал, — пожал плечами Зак. — Натворил дел и сбежал. Понятное дело! Не переживай, скоро Джек будет на свободе. Обвинение разваливается, у них нет ни одного свидетеля, нет доказательств. Прокурор еще пыжится, пытаясь что-нибудь откопать, но это бесполезно. Даже на орудии убийства не найдено ни одного отпечатка Джека. Только Хока. Да и его бегство говорит само за себя. Не был бы виновен, не дал бы деру.
Сердце Кэрол тревожно сжалось.
— Хок хороший, — шепнула она. — Джек к нему хорошо относился. Как ты думаешь… с ним все в порядке?
Зак понял, что она хотела спросить, и уверенно кивнул.
— Конечно. Что с этим громилой станется? Сидит себе сейчас где-нибудь за границей потихоньку и жизни радуется, — Зак заговорщицки подмигнул ей.
— Жаль… что все так вышло, — еще тише сказала Кэрол.
— Ничего. Всякое бывает. Разгребем и это дерьмо. Нам не впервой… сама знаешь. Все наладится. Джек скоро будет на свободе. И тебя мы вытащим. Ты только потерпи немного. Мы уже все продумали и занимаемся этим. Я лично этим занимаюсь, пока твой бездельник Джек в тюрьме прохлаждается. Устроил себе, видите ли, отпуск! — Зак фыркнул. — Ты мне лучше расскажи, почему это ты на человека перестала быть похожа? Что здесь происходит? А ну-ка, жалуйся, я внимательно слушаю.
Кэрол вымучено улыбнулась, с теплом смотря на него.
— На что жаловаться, Зак? На смерть? Никто меня здесь не мучает. Наоборот… Торес заботится. Только бесполезно это все. Я просто умираю, Зак.
— Чушь! — он подскочил, с негодованием сверкая глазами. — Я же сказал, мы вытащим тебя! Я лично даю тебе слово! Надо же… умирать она собралась! А дети? А Джек? Да он жить без тебя не может! Ты знаешь, что с ним было, когда он думал, что вы умерли? Я смотреть на него не мог… честное слово, уже был уверен, что он головой повредился… Все не мог успокоиться, искал вас, как ненормальный, не хотел признать вашу гибель. Вообще, он, конечно, прав оказался все-таки… Но все равно. Я… я даже боялся, что он застрелится… не сможет это вынести. Так что подумай, прежде чем о смерти говорить. Его за собой потянешь. Он себе не простит… ведь, считай, своими руками за решетку отправил… на смерть. А дети сиротами останутся. Джек не хотел, чтобы так все обернулось. Это все Джордж… у него за спиной. Потому он и взбесился тогда. Я жалею, что не успел ему помешать, ведь я рядом был… Но все произошло так быстро, неожиданно…
— Зак, — перебила Кэрол слабым голосом. — Скажи Джеку, что я его прощаю. Я верю в то, что он не хотел для меня смерти… Верю. Я все ему прощаю, только пусть выполнит мою просьбу. Он знает. Я для него написала… все написала, в тетради. Я дала ее Торес…
— Торес мне отдала ее. Я передам ее ему, не волнуйся.
— Обязательно передай. Это очень важно. А еще скажи ему… скажи… — она замолчала, словно не могла заставить себя произнести дальше слова, — что я люблю его.
— Ты сама скажешь. Как только его выпустят, он приедет к тебе, а потом…
— Да, хорошо, — перебила Кэрол раздраженно, словно слышать это ей было невыносимо. — Я устала, Зак.
— Ладно, не буду тебя мучить, отдыхай, набирайся сил. И чтобы никаких плохих мыслей, поняла?
Он вдруг наклонился и поцеловал ее в белые волосы надо лбом. Кэрол удивленно уставилась на него, когда он выпрямился и улыбнулся ей.
— Все хорошо. Все будет хорошо. Помни об этом.
— Спасибо, Зак, — Кэрол выдавила улыбку и кивнула, изо всех сил пытаясь изобразить, что верит ему. Только она знала, что видит его в последний раз. И Джека ей не суждено больше увидеть, никогда. А ей бы так хотелось. Попрощаться. И не только с ним. С Рэем, Касевесом. Поцеловать и прижать последний раз к груди детей.
Она отвела глаза, спрятав под длинными ресницами, почувствовав, как навернулись снова слезы. Никогда она больше их не увидит. Никого. Потому что смерть уже пришла, она стояла рядом, и Кэрол ее чувствовала. Она родила ребенка, и теперь ничто не защитит ее от проклятия.
Она думала, у нее есть еще месяц. Но черный туман не хотел больше ждать и отдавать ей своих пленников, которых она освобождала. Раньше она всегда считала, что хочет умереть. Мечтала заснуть и не проснуться, даже молила об этом небеса, измученная и истерзанная своей непростой и нелегкой жизнью. И только сейчас поняла, как на самом деле она не хочет умирать. Как ей хочется жить! Ведь она так молода, ей нет и тридцати. Какой длинной и одновременно короткой казалась ей своя жизнь! Такой неспокойной, наполненной страданиями и короткими промежутками счастья. Она все ждала и ждала, когда над ней разойдутся тучи, и она обретет покой и счастье… И не дождалась. Она не могла обрести покой даже теперь, умирая… она умирает так же, как жила — в страхе, беспокойстве и со страданием…
Обретет ли покой ее мечущаяся душа хотя бы после смерти?
Кэрол закрыла глаза, чувствуя, как снова погружается в глубокое одурманивающее забвение, навеянное наркозом, от которого она еще не отошла до конца. Суждено ли ей снова открыть глаза?
Это было ее последней мыслью перед тем, как они растворились в ее голове…
Торес осталась в палате на всю ночь.
Когда действие наркоза стало отступать, Кэрол начала тихо стонать от боли. Покопавшись в лекарствах на тумбочке, которые оставили врачи, Торес нашла обезболивающее и, разбудив ее, дала выпить. Были среди лекарств и ампулы с обезболивающим, и шприцы, но Торес не умела делать уколы. А капельница, которую подключили приезжие доктора, давно уже закончилась. Из медперсонала тюрьмы никого не осталось на ночь, сменить капельницу или сделать укол было некому. В блоке оставалась только охрана. А Зак Райли, видимо, это не учел, посчитав, что присутствия Торес будет достаточно, чтобы присмотреть за больной ночью. Может, капельницы и не нужны были пока, Торес не знала, но вот обезболивающий укол не помешал бы точно. Но, видимо, и таблетки помогли, потому что на некоторое время больная перестала стонать и крепко уснула.
Кэрол часто просила пить, и Торес поила ее, приподнимая за плечи.
Когда к полуночи Кэрол под действием обезболивающего погрузилась в спокойный глубокий сон, Торес решилась оставить ее, чтобы сделать себе кофе и перекусить. Она чувствовала голод, к тому же ее клонило в сон.
Выйдя из палаты-камеры, она заперла тяжелую дверь, перекинулась парой слов с дежурившей у двери надзирательницей и пошла к кофе-автомату. После операции смертница вряд ли способна была на то, чтобы хотя бы просто встать на ноги из-за сильной кровопотери и слабости, но начальник не посчитал это поводом для того, чтобы ослаблять охрану смертницы.
Торес долго возилась с заглючившим автоматом, который никак не хотел просыпаться и начать работать, и только после десяти минут сражений, он, наконец, соизволил выдать ей два стакана горячего черного кофе. Автомат со вкусняшками работал исправно, так как его недавно заменили, и Торес выудила из него пару пачек печенья и четыре шоколадных батончика. Рассовав все это добро по карманам, она с двумя стаканчиками горячего кофе в руках осторожно пошла по коридору назад, стараясь не расплескать и не отрывая от них взгляда.
Сейчас они с подругой по несчастью, которой тоже досталась внеплановая ночная смена в лазарете, взбодрятся этим кофе и порадуют себя сладостями. Заодно и поболтают, чтобы сон отогнать.
