Есть циклы — холод наступает порывами. Когда теплеет, она снова засыпает, так проще сохранять энергию. Как жаба на холодном северном болоте.

Мочу пить нельзя. Можно только посмотреть, сколько воды вышло и не восполнилось обратно. Начало тошнить, она не смогла сдержаться, на бетонный пол вырвало кислотой из живота.

Сколько времени прошло? Начались судороги. Пока непродолжительные. Сначала начало загибать пальцы ног. Затем перешло на мышцы икр. Конечности ледяные. Особенно нос.

Пульс слишком высокий, чтобы я могла думать. Алиса не может успокоить ни судороги, ни пульс. Встанешь и голова кружится. Она не понимает в каком положении находится её тело, она спит? Это и есть смерть? Каменный мешок без людей, событий, времени и вонючее ведро, куда нужно опорожнить себя от начала и до конца всю.

Вся её жизнь теперь представляется серией голограмм, которые она может перелистывать пальцем — они накладываются на серый бетон. Это деревня. Низкое северное солнце и травинка, она разрезает её крошечный пальчик, выступает красная капля крови. Охота. Она идёт за лосем в тайге, от страха он перестал быть осторожным и повсюду оставляет следы — сломанные ветки, следы от рогов на деревьях. Его поступь становится тяжёлой. Он выпадает из леса, лес отказывается от него. Природа не выдерживает страх.

Затем идут поля и просторы Казахстана, куда же без них. Она много времени провела там наедине с собой. Её целью стали люди, она перестала быть просто агрессором так же, как и просто охотником. Будто началось осмысленное существование, цель которого — благо всех людей в системе. И убийства, убийства, одно за другим.

Алиса осматривает свои владения — не так уж много. Они привели её сюда — и теперь у неё четыре стены, да решётка. Всю жизнь гонюсь за тобой, думает Алиса, как гончая за зайцем и каждый раз ты виляешь, резко изменяя траекторию. Я даже тебя не знаю. Я не уверена, что ты существуешь. Ещё и потому что иногда я говорю с собой, вроде бы от твоего лица. Иногда я думаю, а как ты бы поступила, будто ты моя копия. Как будто у тебя есть то, чего нет у меня. Эмоции, чувства. Цель. Но ты, ты выбрала раздор и хаос, почему? Ты угрожаешь всему, что существует! Ты угрожаешь мне! Маленькая девочка не умеет прощать.

Алисе чудится, что она слышит скрежет, она то ли открывает глаза, то ли нет. Сон перепутался с явью. Дверь открыта настежь, решётки нет.

— И никогда не было, — слышит она голос сестры из коридора.

Чёртовы судороги. Алиса кричит, но встаёт, чёртово бедро, приходится опираться на стену. Как там было? Ни шатко ни валко, она выковыливает из камеры. В конце туннеля зажигается свет. Или смерть. Алиса уже не различает. Нужно пройти пять камер. Из последних сил она берёт себя в руки, а точнее, в ноги и бредёт вперёд. Там есть вода. Должна быть. Но нет, там снова решётка. Проступает из тени. Есть ещё кто-то. Ослабевшее внимание различает человеческую фигуру — то что раньше бы в ней кричало, теперь слабо мерцает, будто маленькая точка-лампочка на брелоке — враг, враг, враг.

К решётке подходит девушка. Высокая, как Алиса, но более женственная близка к тридцатилетнему рубежу. Девушка морщит лоб — это сочувствие:

— Ну привет, сестрёнка. Я тебя вытащу отсюда.

— Ты стала красивой, — хрипит Алиса и удивляется своему голосу.

В сестре нет угловатости мальчика, которая осталась в Алисе с подросткового возраста. У Маши есть подкожный жирок, хоть она и в форме. У неё более широкие скулы и полные губы. У неё тоже зелёные глаза, а на бледной коже нет веснушек. Не рыжие, а скорее терракотовые ухоженные волосы убраны в хвостик, но по длине, они ниже плеч. Её бедра шире, грудь больше, хоть и прижата спортивным топиком. Она носит платье. Она размякла.

— На выпей, — сестра даёт ей бутылку, но Алиса не берёт её и тогда Маша усмехается.

— Что так долго? — спрашивает Алиса.

— Примчалась, как только узнала, что ты тут.

— Ложь, я здесь, потому что этого хочешь ты.

— И ещё полтысячи пиратов на базе, так что я постаралась, чтобы они тебя не пытали. Поверь мне.

— Ну и для чего ты всё это устроила? — Алиса стоит за решёткой, привалилась к стене, как и все стены, с которыми Алиса успела познакомиться на Марсе: холодной, влажной, пропахшей известью.

Маша достаёт из кармана на поясной сумке небольшой хрустальный квадратик, два на два, как игральная кость:

— Ультровода, которую создал Марс.

Держит между указательным и большим. Еще в сумке есть небольшой нож-складник. Она начеку, нужно дестабилизировать её — тогда получится завладеть ножом. Это ловушка? Вот нож у меня, что она сделает? Ничего. Нет, ловушки нет.

— Синчен? — Алиса отлипает от стены и подходит вплотную к решётке. Сестра остаётся на месте.

— Я получила от него то, что хотела.

— Последний вопрос, — Алиса выдерживает паузу и осторожно произносит, — почему ты хотела убить меня? Тогда в детстве.

— Алиса! — взрывается её сестра, — это ты напала!

— Нет! — Алиса тоже повышает голос и это действует.

— Разве ты не помнишь? — изумлённо открывает рот Маша.

Глядя ей в глаза, Алиса незаметно расстёгивает молнию на поясной сумке сестры. Маша продолжает:

— Лигостаев нас разделил! Ты была слишком маленькой, чтобы забрать тебя от родителей. Ты бы стала неуправляемой. Поэтому уехала я. Ты хотела убить меня. Попробуй вспомнить этот день.

Это так удобно, когда я за решёткой. Можно говорить что угодно. Создать иллюзию, ловушку из клочков воспоминаний и ложной памяти — завербовать меня. Если это и было твоим планом, Маша, ты меня разочаровала.

Алиса выхватывает из сумки Маши складной нож, пальцем выщёлкивает лезвие. И, схватив сестру за талию, притягивает к себе. Короткое лезвие легко проходит ткань, кожу и входит в полость живота в районе печени. Сестра не сопротивляется, но обхватывает плечи Алисы и сильнее прижимает её к себе через решётку. Она не даёт Алисе вытащить нож, чтобы ударить еще, и зажала кисть Алисы в решётке, чтобы та не смогла вспороть живот. Нет, она не удивлена, Алиса смотрит в её глаза, а потом вверх. Мари занесла над её лицом хрустальный квадрат. Это какое-то оружие. Алиса отпускает талию сестры и перехватывает занесённую над её лицом руку.

— Тот самый нож, — улыбается Мария, будто и нет лезвия в ней, — которым ты хотела убить меня. Помнишь? Ты таскала его с кухни. Постоянно.

Точно, от изумления Алиса открывает рот и Мария раскрывает пальцы, отпуская частицу в полёт. Та падает на растрескавшиеся губы Алисы и тут же становится просто водой. Алиса облизывает её и только потом понимает, что сделала. Это был инстинкт. Вода проникает в неё. Уже в ней.

— Ты не оставила мне выбора, прости, — шепчет Мария, перехватывает ручку ножа и, не вынимая из живота, отстраняется от Алисы.

Алиса отшатывается от сестры. Это не бред, не кошмар, не спятившее безумие запертой в камере охотницы. Она реальна, точнее, она была реальна — её лицо искажается, каждая пора на коже становится преувеличенной, будто смотришь через оптический прицел. Но озноб проходит, даже судороги, попеременно дёргающие икры, наконец отпускают, а рот увлажняется слюной. Алиса встаёт в полный рост. Её обезвоживание полностью проходит — и это от одного кубика. Она восхищена быстротой восстановления и готова дать отпор сестре.

— Не так быстро, — говорит ей Мария, — лучше присядь, — теперь сестра говорит своим настоящим голосом.

Всё, что было до этого — забота, сочувствие, удивление, злость и растерянность, попытка убедить — игра. И она выиграла.

У неё есть аптечка. Не вынимая нож, Маша обкалывает место раны по периметру из медпистолета. Хочет свести кровопотерю к минимуму. “Морозилка” проникает в кожу, а затем и глубже, по периметру останавливает кровоток, даже из крупных артерий. Одним движением Маша вынимает нож — быстро и по-деловому. Кровь не идёт. Алиса успевает проникнуть в рану своим новым зрением биноклем — задела печень, ничего серьёзного, можно решить проблему биомедом — остановит кровотечение внутри и покроет место корочкой для усиленной регенерации. Через неделю порез внутри зарастёт.