Лина беспрепятственно гуляла по съёмочной площадке. Обходила тентованные грузовики, мини краны, серебристые пятифутовые баллоны, которые аккуратными рядами выстроились под деревянными навесами. Осторожно миновала тягач с огромным вентилятором. Над головой раздался свист. На краю высокой площадки рабочие в оранжевых касках монтировали трамплин. Лине помахала в ответ рукой и остановилась, пропуская заляпанных грязью мужчин, что обливаясь потом, толкали медицинский автомобиль к пятиметровому зелёному экрану.

Над широким котлованом дрожали обрывки дыма – остатки яростного пламени. Две пожарные машины заливали обуглившиеся смотровые вышки пеной. Замершую бойню накрыло белёсым одеялом. Стремительно потемнело, словно огромные крылья заслонили солнце. Лина подняла голову. Пурпурно-черные тучи сцепились с горными пиками и неподвижно зависли над долиной. Успели до ливня, – восхитилась, она и зашагала дальше.

Позади хаотично раскиданных трейлеров чадили на старых буржуйках огромные котлы, вокруг на пластиковых табуретах сидели вьетнамки, помешивали варево огромными половниками, резали на досочках овощи прямо на земле. Два парня в пыльных футболках, с темными кругами пота на груди, оторвались от карты на столе. Глазастый латиноамериканец ухмыльнулся, кивнул бородкой в сторону последнего прицепа.

Лина опустилась на ступеньку стального дома на колёсах, высившегося на пологом склоне особняком. Прислонилась горячим виском к перилам, стянула с глаз очки. Веки неодолимо опускались. Она перестала сопротивляться, отдалась жару нагретого металла, мужской разноязычной брани, шуму техники и отрывистым женским голосам.

Подняв голову, Лина прищурилась. Армейские ботинки глухо впечатывались в подсохшую землю. Группа мужчин в обтрёпанной форме остановилась под коричневым тентом у пластикового стола. Сплёвывая и посмеиваясь, они передавали из рук в руки мятую пачку "Лаки Страйк". Счёсанными в кровь костяшками Берри обхватил флягу, губы приложились к горлышку. Остатки воды, он вылил на голову, провёл ладонью верх-вниз по коротко стриженому ёжику, суровому солдатскому лицу, размазывая по щекам копоть. И вдруг необычайно светлые глаза резко вскинулись и сузились, словно Лина ткнула его в бок. Она попыталась приветливо улыбнуться, гладя, как прямые брови столкнулись на переносице. Сунув флягу с погнутой каской солдату, Крис шагнул вперёд.

– Чего тебе?

Опешив от раздражения в глубоком голосе, она неловко протянула термос со свёртком. Берри опустил уголки губ.

– Придумала развлечение?

Он опустился ступенькой ниже. Худая фигура источала жар, как раскалённая долина, словно Крис вобрал в себя стрельнувший в небо пожар. Одежда пропахла потом и костром. Лина смотрела, как он ест. Разбитые пальцы быстро отправляли блинчики в рот, методично двигалась перепачканная порохом челюсть. Прямой взгляд держал развернувшуюся под ногами жизнь. Лина чувствовала голод мужа, точно собственный, видела под остатками грима усталость. Этот мужчина игнорировал любые потребности, даже нужды собственного организма. Чистая энергия, направленная в действие. Рядом с ним выживают только подобные фанатики, а ещё паразиты, которые кормятся объедками с его стола, наподобие рыб прилипал. И ущербные вроде неё, которые не горят, а только отражают.

Лина кивнула на массовку с тарелками среди кипящих чанов:

– Как все эти люди оказались здесь?

– Какой ответ ты ждёшь?

Она пожала плечами. Дождевая капля ударила в макушку, потом ещё. В долю секунды на голову обрушился новый ливень, размазывая по порозовевшим от солнца голеням грязь.

– Значит, есть другой путь...

– Всегда есть другой путь.

– Он лучше?

– Длиннее.

– И лучше.

– Да.

– Хорошо.

Лина подставила лоб прозрачным иголкам.

– Они живут в отеле?

– Только те, кто не ночует на площадке.

Лина склонила лицо к обгоревшему плечу. Волосы прилипли к шее, вода сбегала с прядей на свесившиеся с коленей кисти, скатывалась с пальцев. Берри повернулся. Дождь ощетинил ресницы острыми треугольниками. Не замечая срывающихся с них капель, Кристофер вернул термос. Синие глаза смотрели мимо:

– Больше не приходи.

Неторопливо поднимаясь, Лина кивнула.

Дождь оборвался перед воротами, словно в небесной канцелярии починили кран, устранив течь. В омытое небо ненадолго выглянуло солнце, разлило оранжевые потеки по остывшим крышам вагончиков, декорациям, скользнуло всполохом по железным штыкам в загорелых руках актёров и скатилось за горный хребет. Неотрывно глядя вперёд, Лина медленно шла по дороге, не чувствуя ногами раскисшую жижу.

Лина помогала Ту хозяйничать в маленьком доме: кормить на заднем дворе кур с поросятами, развешивать на верёвке выстиранное бельё. Она следила, как девушка метёт крыльцо, чистит хлев, они вместе стряпали ужин. Лина училась готовить деликатесы южных провинций. Копируя движения ловких пальчиков, неуклюже заворачивала рис с утиными яйцами в банановые листья для пирогов Баньет и красиво накрывала стол, укладывая между овощами и соусами лепестки розовых лотосов.

Дождливый день сменяли короткие сумерки. Удушливая темнота, вязкая как вьетнамский кофе, вползала в открытые ставни, обесцвечивала кисти по сторонам голубой пиалы и пятна увядших цветов. Сидя напротив, Ту маялась, ей недоставало телевизора и подруг.

– Поздно уже. Иди к отцу.

Лина отпускала девушку в деревню. Убирала нетронутые тарелки, мыла посуду и принимала таблетки: две красных, зелёную и синюю. Застилала матрас свежими простынями и вглядывалась в завешенное марлей незрячее окно, пока не смыкались веки. Тревожный сон наваливался, как бесформенное слизкое животное, и не приносил облегчения. Лина мучилась духотой, насекомыми, лезущими в москитную сетку, и кошмарами.

Возвращается ли Берри домой? Лина не знала. Она переворачивала постель вверх дном, затягивала в узлы волосы, раздирала белье и расшвыривала подушки – определить, сколько демонов провели с ней ночь, было не возможно. На рассвете будил крик петуха. Двор наполнялся суетливой жизнью, но в доме стояла тишина. Потом приходила Ту.

Лина силилась вспомнить, когда гитара возвратилась в шкаф? Прошлым утром? На прошлой неделе? Она путалась в днях, но плакала уже реже. Три белых пилюли заменили завтрак. Они расслабляли и успокаивали, помогали шагнуть в очередные сутки, несущие маленькие радости. Например: обнаружить на топчане пропитанную потом футболку и заляпанные грязью джинсы.

Значит, приходит...

Лина стирала мужскую одежду на крыльце в жёлтом тазу. Проходила коричневым обмылком по каждой складке, долго полоскала в воде. Как злая собака, яростно отгоняла девчонку. Дико выкатывая глаза, та норовила умыкнуть её сладкую косточку. Лина не знала, хочет ли объяснять Ту, что только это, и мелькавшая в дыму фигура – всё, что ей принадлежало.

Лина засмеялась. Представила, как на пальцах объясняет маленькой вьетнамке, почему муж с ней спит. Или не спит?.. Смешок застрял поперёк горла. Она достала из серой пены майку, ткнулась лицом. Что можно объяснить?

Невзирая на молчаливое согласие не приходить, Лина простаивала у серебристого фургона часами. Ветер сушил волосы, солнце оставляло на коже волдыри. Она ждала перерыва в съёмках. Оставляла на ступеньках завёрнутые в полотенце сандвичи из французских булок и американо в термосе. Спускаясь с холма, Лина улыбалась, зная – Крис пьёт сваренный ею кофе. Видела, как он отказывается от густого варева, который разливают на походной кухне вьетнамки.

Местные жители свыклись с Линиными ежедневными прогулками вдоль деревни. Перестали впадать в оцепенение, завидев, только поднимали головы. Взгляд необычных глаз прилипал как банный лист, а руки сортировали рыбу, пололи огороды и собирали фрукты с деревьев. Утренний улов из жёлтого озера томился по дворам в плетёных корзинах. Над хижинами висел невыносимый запах. Дух готовившегося под солнцем рыбного соуса безмолвно провожал Лину к холму и обратно.