Среди десятка лиц, мелькающих на съёмочной площадке, первыми Лина выделила актёров и каскадёров – по самой грязной и оборванной одежде. Иногда путала с плотниками и монтажниками, но приглядевшись, все же замечала, что форма последних несколько чище. Художника картины – седобородого старика – запомнила по разъеденным краской ладоням и скабрёзным шуткам. Рослый финн – издающий клич викинга при встрече – оказался не телохранителем или охранником, как думала Лина, а оператором-постановщиком. Ассистентов, декораторов, координаторов, гримёров – тонких, миловидных азиатов со стаканчиками кофе и рациями – Лина не научилась отличать. Она ни с кем не разговаривала, не знакомилась, не искала общения, иногда не раскрывая рта по нескольку дней.
Солнце стояло в зените. Заливало сухим пламенем вытоптанную сотней ног площадку позади расставленной техники и спин съёмочной группы. Второй режиссёр повернулся в раскладном кресле. Спустил с обгорелого носа зеркальные очки и уставился на Лину. Полный немец с бульдожьей челюстью сузил голубые глаза, махнул рукой, подзывая. Она не сдвинулась с места, привычно подпирая бетонные блоки в тени эвкалиптовых деревьев. Матерясь, как коренной житель Бронкса, Маркус Гайер толкнул в сторону дольщика, прокладывающего в пыли рельсы, схватил Лину пониже локтя.
– Да-да-да! Именно! То, что нужно! – он смахнул с её лба волосы, собрал пальцами на затылке. – Знаю, как использовать её в следующем эпизоде! Отведи её к Фло, пусть выдаст форму медсестры! – крикнул курившему под зонтом ассистенту.
– Займись своим делом, Маркус.
Берри вырос позади квадратной фигуры, держа ладони в растянутых карманах потрёпанного комбинезона.
– Послушай, Кит, я должен снять эти глаза! Ей ничего не придётся делать! Просто пялиться в камеру, как сейчас! Уверяю, будет потрясный кадр, зрители обрыдаются! Я решил…
– Решать не твоя задача, Маркус. – Кристофер смотрел на Лину.
Она не вникала в спор, не чувствовала ногти Гайера, впившиеся в предплечье. Взгляд гулял поверх мужских макушек, взбирался по ступеням изумрудных террас. Горный пик опасно упёрся в рыхлое месиво туч. Она понимала, что это значит.
– Дождь пойдёт, – указала в небо.
– Возвращайся домой, пока не схватила тепловой удар, – произнёс Берри. – Отвези её, Нунг.
Лина опустила голову и потёрла руку, побрела за миниатюрным тайцем к стоянке мопедов. Лопатки царапали любопытные взгляды. Приглушенные смешки обернулись молчанием. С этого дня к Лине перестали обращаться. Исчезла непринуждённая болтовня, шутки. Мужчины прекратили беззлобно подтрунивать и посвистывать вслед. Вакуум шатался за ней по площадке, словно прозрачный зорб.
Лопасти завертелись быстрее. По взлётной площадке разметался мусор, поднялась пыль, чахлые кусты прижались к земле. С высоты облюбованного Линой плато все казалось игрушечным, вроде монументов в парке миниатюр. Эта мысль ей нравилась. Успокаивала, как синяя таблетка. Вытянув ноги в сухой траве, Лина упиралась ладонями за спиной. Прищуренные глаза рассматривали темно-зелёную жестянку, похожую на огромную стрекозу. Лина не слышала, что прокричал Берри своим спутникам. Застегнув на груди карабины парашюта, он помог оператору, согнутому под тяжестью камеры, забраться внутрь вертолёта и прыгнул следом.
Сквозь овальные листья тикового дерева и белое кружево цветов, она проводила взглядом серую точку. Набрав высоту, вертушка скрылась за горным хребтом. В ущелье звонко свистнул улар. Лина вытянулась в траве. В кожу впились мелкие камни и сучки. Пальцы смяли красноватую землю, обламывая шапки диких цветов.
Лина не слышала и не хотела слышать последние слова Берри. Каждые подобные приготовления, что стоять на краю скользкого утёса с завязанными глазами и ждать. Без бинокля и рации исход очередных каскадёрских трюков выполняемых Берри самим она узнает последней.
– Пусть выйдет с первого раза, – подумала вслух.
В способности Берри сигать с парашютом весь день, она не сомневалась. Дубль за дублем... Пока секундный кадр не удовлетворит раздутый перфекционизм продюсера, режиссёра, сценариста, композитора и главного актёра в одном худом теле со стальной сердцевиной.
Кристофер требовал от команды всех физических и душевных сил. Лина видела, как вытягиваются лица съёмочной группы под взглядом красивых глаз, как раскрывают рты умудрённые опытом осветители, звукооператоры, инженеры, словно юнцы массовки, слушая очередной дерзкий план. Берри давал один шанс проявить себя. Об этом знал каждый.
Непрестанные ливни сменились засухой. Нескончаемый солнцепёк. От духоты темнело в глазах, затылок покрывался ледяной испариной. Лина едва справлялась с дурнотой, иногда теряя сознание. Но упрямо тащилась в тень эвкалиптов позади пыльного трейлера. Съёмочная площадка то там, то тут впадала в сон, проявляя активность с приходом сумерек или Берри, считающегося только с собственными планами.
Жара подтачивала силы самых крепких мужчин. Задействованные в последних эпизодах актёры страдали в полном обмундировании от дневного пекла. Они выступили с предложением – перенести съёмки на заход солнца.
– Не вопрос. Используем мощные прожектора. Сделаем полуденное освещение. Будет достоверно, – подтвердили бригадир светотехников и оператор-постановщик.
Берри слушал молча, кулак упирался в стол. На свежевыбритом лице сардонически изогнулись губы.
– Пехотинцев раздирали гранаты, решетили пули, приклады крошили черепушки, яд выворачивал нутро, заражённое мясо гнило сутками – без перерыва, кондиционеров и дублёров – очень достоверно. Флоренс, закажи боевые патроны к АК-47 и Томпсмону, и раздобудь дефолиант. А пока к нам летит Агент Оранж, используем для достоверности нервный газ.
Бордовые, потные лица актёров сникли, обветренные пальцы с грязью под ногтями комкали защитные панамы.
– Девочки, у вас время до вечера собрать манатки и покинуть лагерь. – Крис вернулся к просмотру чертежа, дал знак пиротехнику:
– Хорошо, закладывайте взрывчатку. Блокгауз должен рухнуть здесь, – он ткнул линейкой в план.
В конце дня съёмочную площадку не покинул ни один актёр. Команда приступила к работе согласно графику. Трудились собрано и слаженно, чтобы свести к минимуму негодный материал. Поблажек больше не просил никто.
– Кит! Смотри, эти кадры дешевле снять в павильоне. Я уже говорил со студией, они готовы сотрудничать, – нагоняя стремительную фигуру, Маркус Гайер стучал карандашом по режиссёрскому сценарию.
– Выбились из сметы?
– Нет.
– Отстали от графика?
– Обскакали, шайсэ, на сутки!
– Хорошо. Перепиши календарно-постановочный план.
Гайер застонал и клацнул челюстями.
– Ладно... Так что с моим предложением? Сэкономим?
– Сэкономим. Снизь расходы на компьютерную обработку. И проживание. На пять процентов.
– Но... А, ладно! Думаю, смогу... Кит, ещё вопрос?
– Выкладывай, – подняв голову к палящему солнцу, Берри широким шагом огибал склад декораций.
Зарывая ступни в мягкий песок, выгруженный грузовиком под навес, Лина проводила Маркуса сочувственным взглядом. Короткие ноги толстяка месили сапогами пыль, стараясь не отставать от босса. Работать с Берри так же, как любить, – думала она и сочувствовала всем людям, которые живьём поджаривались в долине. Жалела Маркуса, и жалела себя.
В субботу съёмочная группа оседлала байки и рванула с просёлочных дорог к настоящей автостраде. После изнурительной недели ужин в караоке баре вылился в традицию. Берри редко принимал участие в этих поездках. И ещё реже брал Лину с собой, точнее не прогонял, когда замечал вдруг. Он протягивал ей второй шлем и садил позади себя на опасно мощный хромированный Харлей. Лина без страха обнимала мужа за талию, привыкнув, что Берри сдерживает норов железного коня и собственные порывы. Они ехали не быстрее тридцати миль в час, замыкая колонну.
До ближайшего в округе ресторана, предлагавшего посетителям меблированные комнаты и массаж, добирались час. Деревянный узкий дом высился над кромкой оливково-зелёной воды, упираясь сваями в коричневый берег круглого озера, заросшего бамбуком, словно гигантской осокой. Среди беспорядочно раскиданных мотороллеров и велосипедов худые мальчишки, высунув языки, усердно кололи глыбу льда. Подбирали осколки с песка и бросали в ведёрки. Лестница заканчивалась открытой верандой. Двенадцать мужчин и пять женщин сдвигали столы и возбуждённо галдели в предчувствии отдыха.