Лина знала, что видит сон, хотела проснуться, и не могла. Мозг не подчинялся, зависнув в липком мороке. Холодной пот струился по спине. Она задыхалась. Неимоверным усилием воли закричала: "Нет"! И распахнула глаза в темной комнате. Дрожащей рукой убрала с лица спутанные волосы, прислушалась. В глубине дома едва слышно хрипло плакала гитара. Новая песня, – отметила Лина рассеянно, и провалилась в очередной кошмар.

Лекарства действовали.

Первого июня Диану Родригес обнаружила уборщица. В перевёрнутом кабинете, она первой нашла тело с прострелянной головой. Маленькое и поломанное оно некрасиво распростёрлось под черно-белой фотографией основательницы компании. После недолгого расследования полиция вынесла вердикт – самоубийство. Предсмертного послания не отыскали, но близкие к покойной источники утверждали, что последний месяц Диана пребывала в глубокой депрессии. Мэтт Салливан занял пост генерального директора в компании Родригес, и дал очередное интервью в чёрном костюме.

И это она, – думала Лина, обдирая ногтем заусеницу, – Диану, тоже убила она. Расплатилась всеми за своё безумство. Ян предупреждал – так и будет. Он знал, а Лина не вняла. Из последних сил она держалась за ускользающую реальность, по одному разжимая пальцы.

Душные летние дни наползали друг на друга как неспешные волны залива. Потоки света бесконечно разбивались о воду, сотни осколков резали глаза, вызывая мигрень и слабость. Лина задёрнула наглухо шторы. Она лежала на полу, свернувшись калачиком, куталась в старый кардиган и мёрзла. Лина думала о снах. Почему всё ещё кричит? Ведь она давно привыкла к кошмарам...

Поджав под себя колено, Лина привалилась к кровати, сменила положение затёкшего тела. Голова легла на простыни. Краем глаза отметила движение двери – в её комнате так и не починили замок. Запахло ментоловыми конфетами и кофе. Вошёл Стюарт. Лина не слышала, чтобы он стучал, но это не важно – Стюарта она, тоже не слыша. Обросший светлой щетиной рот двигался. Слова расползались к стенам, повисали в полумраке. Лина старательно собирала расплывчатые образы.

Закончили запись в студии... В какой студии? Кто? Аранжировка... Разъезжаются в отпуск... Ехать с ними?

Лина глядела в травянисто-зелёные глаза. Она могла повторить этот цвет на палитре, смешать зелёную, жёлтую и синие краски. Столько зелени она видела в Дорсете – умытые после дождя пастбища, изумрудные холмы под набухшим английским небом... Разомкнула ссохшиеся губы. Вопросы рассыпались. Она улыбнулась.

– Я устала.

Видимо задремала. И вскрикнула. Взрыв в голове растекся под веками белой болью. Лина подняла лицо. Глаза мигали и слезились, слепли от разом вспыхнувших светильников и люстр. Кому понадобился день? Зачем? Ночью так хорошо растворяться в неясных очертаниях, становится прозрачной, невесомой, и медленно таять с каждой секундой...

Стюарт исчез. Вместо него в дверной косяк упирался плечом Берри.

– Прячешься.

Голос отдавал звоном в затылке, словно туда въехал приклад. Лина попыталась подняться или отвернуться, но все что сумела, это уставиться в босые ступни, широко расставленные в дверном проёме.

– Собирайся!

– Зачем? – выдавила она.

– Летим во Вьетнам.

– Зачем?

– Загорать. Или ты передумала?

– Наверное...

– Тогда просто закончим съемки, в которые ты щедро вбухнула бабло. Или и это забыла?

– Нет, но это не важно. Я не еду.

Перестав заслонять дверной проем, Берри вошел в комнату, привалился к туалетному столику.

– Почему?

– Ты знаешь.

– Хочу послушать, – требовательно бросил он.

– Разве ты не следишь за новостями?

– Нет.

– Тогда, наверное, следят твои юристы и адвокаты. Я прокажённая. Не хочу никого компрометировать. – Лина облизнула губы, давно не говорила так долго.

– И что дальше?

– Не понимаешь?

– Нет.

– Не хочу марать тебя.

Кристофер беззвучно рассмеялся. Лина поняла это по тому, как затряслись худые плечи. Ладони звучно хлопнули по спинке кресла:

– Улетная байка. Карлин обрыдался в умилении. Собирайся!

– Не могу. Я… никуда не выхожу.

– Теперь выходишь.

– Нет, я... не лечу, Кит.

Имя прозвенело как выстрел. Лина прислушалась к ясному звуку короткого имени, едва ли не впервые произнеся его вслух, и подумала, как оно соответствует ему. Кит – а вовсе не Крис или Кристофер – безупречно и необратимо, словно разом отсеклось лишнее, весь блеск и мишура, все, что окутывало его саваном недоступности. А может, это разлетелась осколками мечта? Берри молчал, и казалось, прислушивался к тому же.

– Это всё?

– Да. Я... устала.

– Хорошо, выспишься в самолёте.

– Для чего? Ты ведь разводишься со мной, зачем тебе это?

Лина вскинула голову, нехотя посмотрела в замкнутое лицо. Играя желваками, Берри не двигался. Ждал её взгляд, подняв брови и опустив руки.

– Закрываю счёт.

Вьетнамская война. Тексткое наступление тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года, пережитое офицером Джеймсом Берри. Плен в Сайгоне и бесславная смерть в мирное время в ходе последней, нигде не упомянутой операции, спустя шесть лет после подписания Парижского соглашения, в одной из тюрем Северного Вьетнама. Автобиографический документальный фильм.

Это всё, чем поделился Кит за время двадцатичасового перелёта. Отец, – догадалась Лина, – глядя на растущие за шторкой иллюминатора разноцветные огни города Хо Ши Мин. Подражая Берри, подвела стрелки часов, прибавила четырнадцать кругов. И недоверчиво посмотрела на циферблат – словно разом постарела, отмотав кусок жизни.

Они приземлились в международном аэропорту Таншоннят в три часа ночи. Предутренний город встретил косым ливнем. Крис повернул от терминала направо, уверенно лавируя меж припаркованными автомобилями и мотороллерами. Громыхая колёсами чемодана, Лина втянула непокрытую голову в плечи и потащилась следом.

Серебристый Мерседес мерцал под фонарём в мареве капель. Берри постучал костяшками в водительское окно, открыл пассажирскую дверь. Спасаясь от яростных потоков воды, Лина быстро забралась на заднее сидение. Шофёр арендованного автомобиля, миниатюрный вьетнамец, который едва выглядывал из-за руля, приветствовал на ломаном английском. Он улыбался от уха до уха, важно вручая пассажирам рекламные проспекты местных туристических бюро.

Перебросив на плечо мокрые волосы, Лина вытерла ладони о сырые джинсы. Она рассеянно листала брошюру по Южному Вьетнаму, поглядывала в тёмные стёкла с размазанными силуэтами сверкающих улиц и небоскрёбов. Положив свинцовый затылок на подголовник, слабо прислушивалась к непривычной музыке, льющейся из динамиков магнитолы. Она не чувствовала усталость, не чувствовала тяжесть долгого пути и тысячи километров за плечами, только муторный водоворот нескончаемого сна и невозможность проснуться…

Берри растолкал в уезде Кути:

– Выходи, приехали.

Лина поморгала. Дождь прекратился, за окнами сгустилась темнота. Такую непроглядную темноту она видела впервые, казалось, автомобиль погрузился в жаркое чрево чудовища. Открыв дверь, она вышла на улицу и утонула по щиколотку в луже, вдохнула тяжёлый воздух. Ещё раз. Подавляя панику, Лина отогнала облако назойливых мошек, не понимая, отчего задыхается. Обернулась на хлюпающие шаги, вгляделась в пятна домов, слегка рассеивающие мрак.

Приземистые здания с дешёвыми вывесками закусочных, прачечных и сувенирных лавок сгрудилась на бледном пяточке света. Подсвеченная пыльной лампочкой плакат на стене магазина предлагал экскурсии по тоннелям Кути. Лина заметила, как Берри скрылся в двухэтажном доме. Порыв ветра качнул выцветшую на солнце картонку с блёклой надписью «аренда авто».

Обхватив плечи, Лина тяжело и мерно дышала. Она уже чувствовала себя замурованной в узком тоннеле, когда низкий гул спугнул тишину. Два пучка света пробуравили ночь. Окатив тротуар водой, перед ней остановился подержанный серо-коричневый Джип Рэ́нглер. Берри спрыгнул с подножки, отсчитал водителю Мерседеса деньги и открыл погнутый багажник: