Тёплая рука потихоньку растирала спину. Уронив подбородок, Лина дышала в ритме, который поднимался со дна живота. Салон пульсировал конфетным, приторным запахом цветов. Платье жалило кожу, но горячие ладони успокаивали. Лина тёрлась о них, выгибалась как кошка. Знала, что здорова, но её лихорадило. Высокая температура сворачивала кровь. Каменные сгустки рвали сосуды и стремились к сердцу, которое отбивало чечётку. Как больно! Она вся открытая рана. Она умерла в аварии...

Лина не хотела просыпаться. Под веками роились красные муравьи, яркий свет нервировал. Открыла глаза, но легче не стало. Лазурное небо минуя прозрачные занавески, вылилось всем цветом в комнату. Сколько синего… Она застонала, повернула на другой бок чужое тело, сморщилась от прикосновения простыней. Мигрень вдавила виски в череп, но физическая боль не притупляла боль другую. Она нанизала внутренности на ядовитую спицу и отравляла каждый вдох.

Ничего не исправить.

Возвращаться из иллюзорного кошмара в реальный, каждый раз становилось больней. Лина зарылась головой в подушку. Глухой рык перешёл в сдавленный скулёж, затем вернулась спасительная темнота.

Воспалённый мозг бесконечно рисовал ночные картины. Во сне Лина заново подсматривала за мужчиной и женщиной. Они поворачивали к ней плоские акварельные лица. Лица стекали, шевелили усами, как тараканы, часы Дали. Потом, они с Кристофером оказывались наедине. Он прижимал к себе и шептал: "Ничего-ничего, все образуется". Они занимались любовью. Лина изнывала от похоти, одеяла горели, липли к коже, а муж все тяжелел, раздувался и лопался как мыльный пузырь…

Лина свесилась над кроватью, её вырвало на паркет. Откидываясь на подушки, она провела ладонью по сухим губам. Из коридора позвали. Настойчивый стук выколачивал глазные яблоки из глазниц. Лина не отвечала, не могла пошевелиться.

В дверной проем сунулась светлая голова, близоруко помигала:

– Миссис Олсен, наконец-то, вы проснулись! Это Петра, я войду, пожалуйста? Я принесла таблетку от головы, очень хорошая.

Тяжелый поднос звякнул о тумбочку.

– Ой! Не тревожитесь миссис, это пустяки, я сию минуту все здесь приберу! Сейчас-сейчас... обождите...

Петрана исчезла с правой стороны кровати. Лина не двигалась, вперилась в потолок, сдерживая рвущийся наружу желудок. Шарканье туфель доносилось издалека, словно с улицы, потом прекратилось. Горничная ушла. Медленно протянув руку, Лина нашла таблетку. Стараясь не смотреть на уродливый синяк, растёкшийся по бедру, потихоньку спустила ноги на пол. Держась стен, потащилась в ванную, которая сместилась на задворки Иллинойса.

Дрожа всем телом, Лина стала под тугую струю. Беспорядочно выливала на себя гели из всех банок, нещадно сдирала кожу мочалкой и крутила до упора горячий кран. Душевую кабинку наполнил обжигающий, карамельно-медовый пар. Тяжело дыша, Лина съехала по стенке на корточки. Спрятала в коленях лицо и сжалась в комок. Очутилась где-то вне времени. Не знала, как подняться, как справиться, как жить…

Поток воды оборвался. Толкнуло в холодную, звенящую тишину, голова заходила ходуном. Лина терпела кораблекрушение. Тонула и тонула в разъярённом океане, пока не осознала, откуда взялся шторм. Она уставилась в злые глаза.

Только не он! Лина оттолкнула пальцы, которые трясли как тряпку. Забилась в угол, прикрываясь руками:

– Уйди!

Берри не стал спорить, сгрёб в охапку и выволок из душа. Мешком картошки Лина полетела на кровать, не успев охнуть. Барахтаясь в западне одеял, с трудом выпростала из-под себя руку. Стащила с лица душившие волосы, и взвыла от боли. Берри упёрся коленом в матрас, грубо растирая её лопатки, бока, поясницу, энергично водя полотенцем по свежим ссадинам... Оглушённая и пристыженная, она отскочила в сторону:

– Что ты делаешь? Прекрати! Не трогай меня!

– Серьёзно? Вообще-то, я тебе муж, и если память не изменяет, трогаю сколько влезет четырежды в неделю.

– Не очень-то тебя волнует исполнение обязательств! – огрызнулась Лина.

– Свяжешься с моим адвокатом, а сейчас заткнись и одевайся. Тебя заждались.

– Кто? – она стянула с макушки сухое полотенце, которое Берри бросил из ванной, и запахнула на груди.

– Ваш с Марией обычный сброд. Правда, сегодня его меньше. Выходите из моды?

– А ты зовёшь мать по имени? – буркнула Лина, пытаясь собрать мысли, которые залазили друг на друга.

Кристофер провёл ладонями по волосам, стряхивая капли воды.

– Ты снова испортила мне одежду! – знакомым движением он стянул футболку.

Лина отвернулась. Но недостаточно быстро, чтобы не заметить свежую горизонтальную царапину под татуировками.

– Тебя прислала миссис Берри? – глухо спросила она.

– Вызвался добровольцем. – Крис скрутил мокрую футболку и забросил на плечо. – Твоя обслуга плохо вышибает двери. Найми кого-нибудь покрупнее что ли, не всякий раз я окажусь под боком.

Лина подняла лицо. Смотрела на распахнутую дверь, торчащие из косяка щепки, и не могла вспомнить, как закрывала её. Должно быть, переполошила весь дом.

– Извини, я не знала, – вздохнула она.

– Угу. – Берри взял с тумбочки мобильный, сунул в задний карман, закатанных над босыми ногами, джинсов.

– Кристофер… – Лина хмуро следила за собранной фигурой, хозяйничающей каждым движением заточенного, словно пуля тела. – Как твой ожёг?

– Нормально, – он направился к выходу.

– Крис…

– Что?

– Я ничего не знаю о тебе...

– Какого черта? Поройся в Википедии.

– Там сказано, ты не женат и на два года старше, – она крутила тёмное от воды обручальное кольцо.

– Тебя это волнует? Допиши, что захочешь. Не возражаю.

– Кто она для тебя, Крис?

– Она?

– Диана Родригес…

– Без понятия, – хрипловатый голос окрасился раздражением.

– Без понятия? – ужаснулась Лина. – Тогда... зачем? Зачем, ты так? Ты ведь знаешь… – она заставила себя поднять глаза. – Я люблю тебя. Всегда любила.

Лицо Берри стало скучным.

– Бывает и похуже. Например, рак яичек.

Внутри онемело и заскорузло. Мороз сковал нервные окончания. Лина едва разогнула скрюченные пальцы. Видимо мозг щадил ее и оберегал от боли, которая скоро раздавит.

– Ты унижаешь меня в моем доме, – бесцветно произнесла она.

– Ба! – выдохнул Берри, раздув щеки. – А вчера он был наш!

В столовой звенела посуда, голоса гудели, перекатывались как галечные камни. Небольшая компания ужинала за длинным столом с зажжёнными свечами. Официант придвинул стул. Откуда взялись силы, спустится? Лина присела на край, кивнула гостям. Они едва обратили внимание на её появление, которое стоило двух таблеток аспирина и повторного, но уже ледяного душа.

Кто её здесь ждал?

Лина скользнула взглядом по анфасам и профилям на другом краю стола, то ли разыскивая, то ли боясь увидеть Диану Родригес. Среди женских лиц, рамкой локонов обрамляющих голову мужа, её не было. Берри ритмично жевал салат, который подкладывали соседки. Воротник рубашки упирался в свежевыбритый подбородок, спортивный пиджак облегал крутые плечи, только застёгнутый не на те пуговицы вносил диссонанс в безупречный облик. Торопился или поклонницы опять раздевали Криса, делили… Лина не хотела об этом думать. Не хотела смотреть на него, ненавидела нездоровую потребность в нём. Она ничем не отличалась от других женщин.

Лина уставилась в тарелку, понимая, кому обязан элегантный вид Кристофера. И вновь подивилась силе материнского влияния. Ну почему, почему Мария не велит сыну любить жену хоть малость?!

Миссис Берри, словно почувствовала её горький взгляд. Ободрила мимолётным кивком и вернулась к беседе. Маленькая ручка теребила обшлаг рукава соседа, а он откинулся на стул и смотрел... на Лину. Из бороды сверкнула знакомая улыбка.

Столовую затопило конфетным запахом магнолий. Пустой желудок скрутился узлом. Выдерживая плотоядный взгляд, нагло щупающий лицо, Лина с треском разорвала на коленях кружево салфетки. Ночные картины сложились воедино, спасительных пробелов не осталось. Борясь с тошнотой, она отдёрнула голову от последнего увлечения Марии, и обожглась холодом глаз с другого конца стола.