– Брось монетку.
Бармен подкинул четвертак:
– Орёл или решка?
– Орёл.
– Она ваша, сэр.
– Налей ещё.
Взяв очередную порцию пойла, Кит скосил глаза. Над кромкой стакана появились "представительские" ноги. Он удовлетворённо икнул.
– Привет, глазастик, – мяукнула дива в облаке красного сияния и умеренно приторных духов.
– Падай, – похлопал Кит по соседнему стулу. – Эй, хранитель душ, плесни ей тоже.
– Ух ты, как я удачно сбежала! Уже боялась, что умру от скуки! Ты очень мил...
Кит обернулся и положил ладонь на открытый рот. Поднёс к размалёванным глазам кисть с часами, постучал пальцем в циферблат?
– Любишь Ролекс? Твои, если онемеешь до обеда.
Часть 2 Глава 4
Набат в макушку хамски вырвал из сна. Кит попытался не замечать боль, отгородился подушкой от света, который радостной дурью бил в распахнутое окно. Промычал ругательства и ткнул локтем соседа. Мышцы коснулись чужой плоти и рефлекторно напряглись.
Кит разлепил веки. Светло-русые пряди на другой половине кровати перемешались с синими простынями. Протянув руку, он обхватил круглое плечо, потряс. Сквозь путаницу волос на него взглянул большой серо-голубой глаз.
– Очухалась…
Он распластал по узкой спине пятерню, шумно выдохнул. По ногам разлилось щекочущее тепло. Собрав девушку с одеялом в охапку, уютно притянул под бок, погружаясь в прерванный похмельный сон. Под мышкой завозились. Гибкое тело выгнулось под руками, вскарабкалось на грудь.
– Ммм... привет, красавчик!
Отъезжая затылком в изголовье, Кит дважды мигнул. Взял в руку подбородок с ямочкой, покрутил, осматривая незнакомое лицо.
– Ты кто?
– О, мы не обменялись визитками?! Какое упущение! Этого не случилось бы, разреши голубоглазый изверг использовать рот по прямому назначению. Но я не в претензии, заметь. Иногда молчать и правда, полезно. Это была... феерическая, немая ночь!
Влажные губы прижимались и прижимались к шее. Кит вскинул руки, отрывая от горла лохматую пиявку:
– Да, ну. Я бы запомнил.
Не вникая, какого рода, физиологическое напряжение организм требует сбросить, сместил барышню под живот. Сунул макушкой под простыни. Она что-то промычала, но не возражала, азартно принимая правила игры.
Над полом слегка поднимались занавески. Кит повернулся лицом к потоку свежего воздуха. Птичий ор на все лады обрывал уши. Какой дебил оставил окно в сад открытым? Наверное, тот же, что подписался под восьмью концертами.
Восемь...
Кики лопнет от натуги. Втиснуть ещё восемь выступлений в забитый под завязку график? Он представил её лицо, усмехнулся. Мысль выдавать ежедневно по концерту натянула улыбку шире.
Сможет? Должен. Не забыть бы, вышвырнуть старика Сэма перед отъездом, обойдутся в дороге без инфарктов, вот уж кому давно пора на пенсию. И ещё надо выспаться, сообщить остальным.
Кит взял телефон. Что сегодня, суббота? Испортить парням уик-энд? Он полистал пропущенные звонки, набрал сообщение, стер. Ладно, пусть балдеют. Ничего не случится, если узнают в понедельник.
Разрядка наступила столь неожиданно, что в первую секунду Кит не сообразил, что произошло. В голове скучились кузнецы у наковальни и сотрясали ударами черепок – бум-бум! Он вспомнил щедрого бармена и выругался. Из-под одеяла появилась лицо в веснушках.
– Слазь, милая, мне надо отлить. Выйду из сортира, тебя здесь не будет, лады?
У девушки округлились глаза и рот. Она рывком поднялась. Голое тело вспыхнуло в лучах дневного света, источая ярость осязаемую и острую, как запах секса в подростковой комнате. Она подобрала с пола одежду, перекинула платье через плечо, подцепила пальцем бретельки босоножек. На пороге обернулась:
– Сволочь, ты Берри! Позвони как-нибудь. Номер на тумбочке.
Она позвенела в воздухе кистью с часами Ролекс и, как была голой, вышла в коридор.
Кит спихнул с кровати свалявшиеся простыни. Зарылся физиономией в подушку, решил ещё спать. Где-то над темечком затарахтел телефон. Несколько секунд Кит уговаривал себя забить, потом чертыхнулся и нашёл пальцами мобильный.
Концертный тур в поддержку нового альбома походил на побег из психушки: непрерывная гонка, маскировка и неотвязное преследование халата доктора Моррисона. Он нагонял, и был повсюду. Ходил бесшумно и подкрадывался тенью. Словно старина Хигс зорким взглядом следящий за техникой, контролировал работоспособность пациента, наступая на пятки навязчивым багажом. Вроде чемоданов Кимберли. Усилием воли Кит заставил себя не замечать сутулую фигуру с птичьим клювом. Что ж, сам назвал альбом "Травля". Именно. В точку.
Под круглым брюшком самолёта далеко внизу остался приветливый город Утрехт в Нидерландах и его милые жители, часть которых знали все песни Стренжерс и радостно сожгли деревянный клуб, построенный в прошлом веке. Благо не полностью – пожарные сработали безупречно и все кончилось благополучно. Группа вылетела в Хассельт в полдень, чтобы тремя часами позже снова взвить в небо в сторону Копенгагена.
Кит прижимал лицо к очередному иллюминатору бизнес класса. Напрасно думал, что трудно расстанется с "Птичкой". Со времён младшей школы ничего так долго не держал при себе, кроме гитар и этих "соколиных крыльев". Но отдал самолёт звезде мыльных опер безболезненно, даже с долей облегчения, почти так же легко как свёз на благотворительный аукцион Кёртиса. Куплю-продажу оформили за сутки. Мария сердилась, она рассчитывала выручить много больше, но Кит настоял. Он принял решение и хотел избавиться от хлопот с фальконом быстро.
Он опять свободен...
Моррисон деликатно кашлянул, оторвав от мыслей и привлекая внимание. Некоторое время Кит дурачился, делал вид, что соседнее кресло пусто, потом прикрыл глаза и захрапел. Пять минут ёрзания, и доктор перегнулся через подлокотник, вложил таблетки в ладонь. Не поднимая век, Кит закинул горсть в глотку, запил тёплой колой без газа и мысленно провозгласил тост актёрскому фиаско. Хорошо, что уже закончил фильм.
Лейпциг, Висбаден, Екатеринбург, Москва, Киев, Вроцлав, Прага, Вена, Загреб, Люцерн, Лондон... Без перерыва. Один за другим. Холодно там, ещё холоднее здесь. Strangers приветствовали на десятках языках. Поклонники разносили в пыль и щепки концертные залы, стадионы, павильоны, ангары и заброшенные взлётные полосы. В дело шли любые площадки, способные вместить несколько тысяч угарной молодёжи.
Толпы фанатов караулили в каждом аэропорту, таскались за ними по городу. В сети появилось интерактивная карта "выследи Стренжерс". Группа забыла, что такое по-человечески обедать и перешла на подножный корм. Джо без разбора жрал фаст-фуд, округлялся на глазах, курил как паровоз и пыхтел под басухой. Задыхались музыканты и техники. У Стю снова открылась язва желудка, он сел на "болеутолялки" с которых спрыгнул десять лет назад в реабилитационном центре. Перед концертом команда настраивалась на рабочий вид сорокаградусным шнапсом, а Френки днём и ночью сверкал бешеными амфитаминовыми зрачками, но лажал значительно реже. Наркотик явно улучшил его игру.
На "автопати" в Праге к компании прибилась сообщество европейских группи, часть поехала с ними в тур, трясясь в автобусах на мужских коленках. Джо с Френки поделили на двоих пятерых подружек.
Стюарт пересел на заднее сидение автомобиля.
– Кит, нужно поговорить!
– М?..
– Что с нашими правилами?
– Моими правилами.
– Да, твоими! Что с ними?
– Я их упразднил. Ввиду ненужности.
– Ненужности?..
– Ага, – Кит бился плечом в окно и тихо напевал, подбирая аккорды на гитаре.
Белобрысый настойчиво ловил взгляд:
– Но без них все летит к чертям! Разве не видишь?
Перестав играть, Кит сделал пометку в блокноте, уставился на ноты, задумчиво пожевал губы.
– Очнись! Ты ведь понимаешь, к чему эдак придём? Или напомнить из какой помойки выбрались? Я... боюсь! Да что там, посмотри вперёд – все боятся! Оттого только и делают, что трахаются и бухают!