Мгновение на лице Такеру трепетало что-то, почти похожее на эмоции. Почти. Мисаки гадала, почему попытки найти эмоции на лице того мужчины ощущались как попытки ухватиться за паутину, пытаться вспомнить сон…

— Спасибо, Котецу Кама, — Такеру поклонился.

Он не успел покинуть комнату, замер рядом с Мисаки, опустился на корточки перед ней и прошептал:

— Твое поведение было позорным. Ты останешься тут и будешь молчать, пока не сможешь вести себя подобающе. Понятно?

— Конечно, сэр, — Мисаки изобразила тихий голос Такеру и акцент Широджимы. — Слава Кайгену. Долгой жизни императору.

Если он собирался ее убить, пусть делает это сейчас. Похоже, потеря близких членов семьи не означала для него ничего. Но он не поднял на нее руку. Он просто опустил ладонь на ее плечо, словно подтверждал, что она останется.

— Тебе плохо, — сказал он. — Отдыхай.

Он ушел, как в день первого выкидыша Мисаки, как он делал всегда. Она смотрел ему вслед, желая, чтобы он ударил ее.

Ямманки не пускали гражданских к своим палаткам два дня. Мисаки пыталась поговорить с одним из солдат Яммы, надеясь, что он расскажет больше, чем полковник Сонг и его тупой переводчик. Таджака был значительно дружелюбнее и проявлял больше уважения, чем полковник, но она все еще выяснила мало.

— Простите, Короя, — повторял он каждый раз, когда она пыталась узнать, что они делали с телами. — Я не могу пока раскрывать детали.

Ямманки стояли ближе друг к другу, чем кайгенцы, при разговоре. Это позволяло Мисаки стоять достаточно близко, чтобы слышать биение сердца мужчины, да и жар был приятен.

— Мы тут, чтобы помочь, — сказал он. — Клянусь на Фаллеке. Если мы тут преуспеем, это не позволит напасть снова на эту деревню или другие.

Его пульс оставался ровным, он был или честным, или очень хорошим лжецом.

Импульсивный шпион в ней думал проникнуть в лагерь. Мимо таджак было ужасно тяжело пробраться ночью, ведь на странные звуки они отвечали огнем, озаряющим место. Мисаки умела двигаться тихо, и она могла сделать тело той же температуры, что и снег, стирая жар, который мог заметить таджака, но в лагере точно были джиджаки Империи, которые могли уловить ее джийю.

Прокрутив в голове несколько сценариев, Мисаки посмотрела на Изумо, спящего в ее руках, гадая, чем она думала. Это эгоистка Сираву, жаждущая трепета, рисковала жизнью, чтобы утолить любопытство. Разве она не говорила Мамору, какой гадкой и наивной была? Она не научилась лучше? Это были не приключения в Ливингстоне, где у ее действий не было последствий. Тут ее дети могли умереть.

— Прости, — шепнула она в сторону лагеря и прижала кроху Изумо ближе, чтобы опустить щеку на его мягкую голову. — Каа-чан так с тобой не поступит. Не снова.

Она ушла по горе, не оглядываясь на палатки Яммы, но любопытство не утихло. Той ночью она видела тело Мамору, закрыв глаза, и сон не шел. На рассвете она была на выступе с видом на деревню кузнецов. Туман скрывал почти весь лагерь далеко внизу, но трепещущий огонь в тишине склона горы намекал, что таджаки работали ночью. Снег тихо хрустел под таби, и Мисаки ощутила, как ее брат встал рядом с ней.

— Доброе утро, Цусано-доно, — она не сводила взгляда с огня, который становился все четче, пока туман рассеивался. Такеру настоял, чтобы она звала Казу по титулу, хоть это ощущалось забавно. Изумленный вздох у ее плеча сказал ей, что Казу чувствовал то же самое.

— Доброе утро, Мацуда-доно, — ответил он. — Люди не смогла уснуть?

— Лорд не может заниматься своим делом? — Мисаки все еще раздражало, что он не упустил ее к полковнику Сонгу. Она знала, что не должна была — он повел себя разумно — но злилась.

Казу рассмеялся.

— Я не знаю, почему думал, что ты будешь добрее со мной, раз я стал главой дома.

— Как и я, — сказала бодро Мисаки. — Глупая мысль.

— Ты всегда будешь подлой со мной?

— До смерти.

— Мисаки-нээ-сан… ты в порядке?

— Что мне на это говорить, Казу-кун? Я только потеряла сына.

— Прости. Конечно, ты не… я говорил не об этом. Я… — Казу притих на миг, не знал, стоило ли уточнять. Он сглотнул. — Все хорошо… с твоим мужем?

— Что, прости? — Мисаки приподняла брови, удивленная прямотой брата.

— Он… был хорошим с тобой?

— Не глупи, Казу.

— Что?

— Умный коро должен думать о своем положении, прежде чем задавать такой вопрос.

Казу смотрел на нее, не понимая.

— Мое положение?

— Я жаловалась на мужа? Я говорила, что он — воплощение зла, захваченный демоном, и тебе стоит меня защитить в бою? Как это прошло бы?

— Я…

— Ты смог бы победить? — спросила Мисаки. — Если ответ «нет», лучше держи рот на замке.

— Я хорошо бьюсь, — возразил Казу, звуча так же, как в десять лет.

— Ты очень хорошо бьешься, — сказала она, — но тактик из тебя плохой.

— Как это понимать?

— Хороший тактик знает, когда ему не победить.

Казу хмуро посмотрел на нее.

— Я вижу, почему Тоу-сама все еще так сильно по тебе скучает. Вы звучите одинаково. Так сложно хоть немного верить в меня?

— Хорошо, — Мисаки скрестила руки, хотела повестись, хоть это и был шанс сменить тему. — Вдохнови меня, Цусано-доно. Что у тебя за план? Гипотетически, если тебе придется биться с Шепчущим Клинком, что бы ты сделал? Ты даже не взял хороший меч, — она заметила, что Казу носил только большой Анрю, не взяв катану обычного размера, какую обычно носил лидер Цусано.

— У меня есть Бьющие волны, — возмутился Казу, похлопал за собой рукоять Анрю длиной с предплечье.

— Ах, да, — сказала Мисаки насмешливо драматично. — Могучий Анрю, Гробовщик, Топящий Корабли.

Меч предков был до смешного большим, таким, что его можно было носить только на спине с помощью широкого кожаного ремешка, чтобы он не стучал и не волочился по земле. По легенде, меч выковали кузнецы Ишино для героя войны, Цусано Райдена, который жил в одно время с Мацудой Такеру Первым. Райден, по рассказам, был в два этажа ростом, и он мог ходить в море и рассекать корабли пополам своим мечом. Мисаки всегда забавляла эта легенда, учитывая скромный рост современных Цусано, но это объясняло, почему меч был таким большим.

Мисаки во многом завидовала младшему брату, но не урокам владения Бушующими Волнами. Ее плечи и предплечья пылали от мысли о маневрах с таким огромным мечом.

Как миряне не могли понять, почему мастера Мацуда тренировались со стальными мечами, многие не могли понять, почему Цусано тренировались с Бушующими Волнами. Если мужчина мог кружиться и атаковать с Анрю в руке, его нельзя было остановить обычным мечом. Дело было в сочетании максимальной скорости и силы, как тренировки с грузом на запястьях и лодыжках. Анрю был хорошим орудием для тренировок. Хотя кузнецы Ишихамы затачивали клинок, биться с ним было глупостью.