Он знал, еще не дойдя до тела, что было слишком поздно. Ньяма мастера меча была сильной и заметной, но ее не было, когда Мамору упал на колени рядом с учителем. Юкино-сэнсей лежал на боку, Такенаги свободно покоился в его ладонях. Ветер ударил его так сильно, что его череп провалился, один глаз отчасти покинул глазницу.

Если бы Мамору был благородным воином, достойным его имени, он помолился бы. Он мог учесть, что этот мужчина был последним истинным мечником Юкино, что его смерть заканчивала род, тянущийся от предков, основавших Такаюби. Он мог найти слова уважения, чтобы облегчить переход учителя в Лааксару.

Вместо этого он дрожал, как ребенок, и сказал:

— Простите, сэнсей, — его голос был слабым. — Мне так жаль, — он коснулся ладоней мастера — рук, которые научили его, как держать меч. — Не уходите.

Он не учитывал, как ему повезло, что фоньяки не напали на его открытую спину. Он не заметил, когда вихрь и звон клинков окружили их. Он не двигался, когда ладонь мягко опустилась на его голову.

Дядя Такаши.

Он должен был что-то сказать. Должен был повернуться к дяде и командиру, но не мог заставить себя.

— Мамору, — сказал голос, и Мамору удивленно моргнул, поняв, что это был голос не дяди, а его отца. Он не думал, что Тоу-сама когда-то трогал его голову так… тепло. — Пора встать.

— Да, сэр, — автоматически сказал Мамору, но не мог заставить тело слушаться. Его ладони застыли на руках Юкино-сэнсея, не мог отпустить.

Он ожидал, что его отец нетерпеливо отругает его, может, поднимет на ноги. Но голос Тоу-самы был мягким:

— Он умер в бою, Мамору. Он родился для боя.

Мамору опустил голову в кивке, но не смог ее поднять.

— Фоньяка, сделавший это…

— Я убил его, — сказал Мамору без эмоций.

— Тогда ты отомстил за учителя, — сказал Тоу-сама со спокойной уверенностью, Мамору тоже хотел такое. — Он может покоиться с миром, но наша работа не завершена. Ранганийцы стали приплывать к берегу, как только торнадо разгромил рыбацкую деревню. Волны солдат не прекратятся. Следующая вот-вот дойдет до нас.

— Он умер, защищая меня, — Мамору не знал, почему сообщал об этом отцу. — Если бы он не спас меня, он бы еще…

— Тогда он оставил остальной бой тебе, — сказал Тоу-сама. — Ты разочаруешь его?

Мамору закрыл глаза. Тоу-сама, конечно, был прав. Он убрал руки от Юкино-сэнсея, сжал кулаки на снегу. Что он делал, рыдая на коленях? Юкино-сэнсей научил его быть лучше этого. Он ожидал, что Мамору будет лучше, когда отдал свою жизнь за ученика…

— Встань, — сказал еще раз Тоу-сама.

В этот раз, ради Юкино-сэнсея, Мамору послушался.

Мисаки не удивила спокойная решимость, охватившая ее. Но ее удивило, что Сецуко заразилась этим от нее. Крепкая рыбачка ходила по дому с энергичной решимостью, закрывая окна и двери от растущего ветра. После того, как ее муж пошл вниз по горе, она не пролила ни слезы. Дрожь покинула ее дыхание и ладони, она была сосредоточена, глаза были широко раскрыты.

— Хорошо, — она придвинула стол к последней двери и повернулась к Мисаки. — Что теперь?

— Нужно собрать детей и спрятаться в подвале, — сказала Мисаки.

— Ветер, похоже, замедляется. — Сецуко оглядела стены, которые перестали скрипеть. Буря еще выла, но уже не ощущалась так, что могла сорвать дом Мацуда с фундамента.

— Ты права… — Мисаки раскрыла ладони, искала жуткий рев, который чувствовала раньше. Его не было. — Торнадо пропал! — воскликнула она. Они это сделали! Робкая надежда расцвела в ее груди. Если мужчины победили торнадо, у них еще был шанс.

— Если не нужно переживать из-за торнадо, может, лучше укрыться тут, у центрального двора? — сказала Сецуко.

— О, Сецуко, — рыбачка была умной во многом, и Мисаки порой забывала, что она ничего не знала о бое.

— Что?

— Этот дом достаточно защищён против джийя и стражей, но эти стены не спасут нас от фоньяк.

Сецуко все еще была растеряна.

— Коро из Ранги могут прыгать так, как ты еще не видела, — объяснила Мисаки. — Эти стены не замедлят решительных фоньяк, да и бывают чертовы джиджаки, которые умеют карабкаться.

— Каа-чан сказала плохое слово! — воскликнул Нагаса.

— Но знаешь, что? — Мисаки подвинула стол, сдвинула дверь и прошла на крыльцо с видом на двор. — Мысль хорошая.

Она подвинула Изумо к левому боку, протянула правую ведущую руку и активировала джийю. Завладев снегом, покрывающим двор, она создала шипы изо льда длиной с руку, направленные к небу. — Посмотрим, как они приземлятся сюда.

Пока она работала, Мисаки удивилась, ощутив джийю Сецуко рядом. Сецуко подняла снег, формируя свой шип.

— Сецуко, ты не должна…

— Я хочу, чтобы они умерли, — прорычала Сецуко, направила джийю во второй шип.

Она была не очень хороша. Рыбаки-джиджаки обычно направляли силы, чтобы подогнать рыб в невод, разрезать их, когда поймали. Они редко создавали шипы против людей, и работа Сецуко была неуклюжей. Фоньяке нужно было упасть с силой, чтобы что-то сломать об ее шипы, но Мисаки не стала портить эффект. Она знала, как ощущалось, когда ты была бесполезной среди сильных бойцов, которым нужна была помощь. Потому она и начала серьезно тренироваться.

Она заметила пульс холодной джийи у локтя. Хироши стоял рядом с ней, опустив ладони на плечи Нагасы, словно успокаивал растерянного малыша, но смотрел на бесцветное небо. Из ее малышей только он был достаточно подросшим, чтобы понять, что происходило.

— Хиро-кун, будь хорошим, помоги тете, — сказала Мисаки.

— Да, Каа-чан, — Хироши тут же послушался, радуясь, что у него было занятие.

Мисаки вернулась к работе, подняла больше шипов, формация становилась выше и сильнее, пока ее джийя собиралась. Вряд ли ее шипы помогут, даже если фоньяки беспечно спрыгнут в центр дома. Но она могла выплеснуть так стресс. Это был хороший способ расслабить тело, посмотреть, что еще могла делать ее джийя… если придется ее использовать.

— Так хорошо, Каа-чан? — спросил тихий голос без эмоций.

Мисаки повернулась, ее рот удивленно раскрылся. Она не ожидала от Хироши многого, как и от Сецуко. Но пятилетний оправдал свое имя. Шипы его были почти такими же острыми и высокими, как ее. Они могли пустить кровь. Могли даже убить.

— Да, — сухо сказала она. — Очень хорошо, Хиро-кун. Спасибо.