— Все еще вяло! У тебя жалкая защита! — Такеру пробил защиту Мамору и попал рукоятью меча по его солнечному сплетению. Слишком сильно.

Мамору согнулся. Мисаки на миг подумала, что его колени не выдержат, но он устоял на ногах.

— Встань, — холодно сказал Такеру. — Если бы я хотел покончить с боем сейчас, я бы ударил острым концом. Встань передо мной.

Мамору пытался выпрямиться, пошатнулся, кашляя, зажал рукой рот. Мисаки была уверена мгновение, что его стошнит, но после пары вдохов он сглотнул и поднял взгляд на Такеру. Сжимая катану, как нить жизни, он занял боевую стойку.

Такеру принял приглашение, не ожидая, пока Мамору оправится. Их клинки столкнулись так сильно, что Мисаки ощутила удар костями, ее предплечья дрогнули, она представила, как ее тело бьют с такой силой. Удар выбил катану из рук Мамору, и она улетела, крутясь.

В обычный день они остановились бы на этом. Но Такеру продолжал. Катана еще не упала на пол додзе, он напал снова. Мамору вовремя успел создать ледяной щит на руке.

Такаши говорил, как изобретателен был Мамору с быстрыми щитами изо льда, но Мисаки не понимала, что он имел в виду, пока не увидела, как мальчик призвал лед, защищаясь от Лунного Шпиля. Клинок Такеру съехал по щиту раз, другой, а потом вонзился в мягкий внешний слой льда.

Мисаки узнала замысловатую технику обезоруживания. Она ею не овладела даже на пике, но Мамору исполнил тщательно. Его джийя поглотила Лунный Шпиль и замерзла вокруг него. А потом он повернул свое тело и выбил меч из рук отца.

Такеру позволил этому произойти. Его джийя могла подавить силу сына, но он ослабил хватку и позволил Мамору выбить его меч.

— Хорошо, мальчик, — Такеру размял пальцы, стало холоднее. — Если ты хочешь биться так…

Вдруг вспыхнул Шепчущий Клинок. Мамору пригнулся и прокатился к своей катане, но столкнулся со стеной льда.

— Нет уж, — сказал Такеру. — Если ты решил оскорблять меня в лицо, ты можешь сразиться и джийей.

На следующее было больно смотреть.

Мамору овладел всеми атаками джийя из Кумоно и не только. Он мог бросать метко снаряды, бить хлыстами воды на ослепительной скорости и поднимать стены толщиной в ствол дерева. Он был достаточно умным, чтобы использовать это все, держа Такеру и Шепчущий Клинок на расстоянии.

Это ничего не изменило.

Такеру рассекал защиты, как рисовую бумагу, сократил за мгновения расстояние между ними. Вблизи Мамору приходилось отвечать на ледяную катану отца своей. В идеальной имитации технике Такеру он разжал ладонь и собрал джийю, она заполнила форму меча изо льда. Было похоже на Шепчущий Клинок — прямой, острый и чистый меч — но Такеру рассек ее одним ударом.

— Слабо, — фыркнул он, Мамору поспешил сделать клинок целым. — Грязные намерения рождают нечистый лед.

Мамору взмахнул мечом. Такеру поднял в защите Шепчущий Клинок, и лед Мамору разбился об него. Процесс повторялся снова и снова, пока Такеру не потерял терпение. Он разбил весь меч Мамору, оставив его с горстью осколков льда.

Мамору без оружия стал создавать щит, но Такеру пробил его и оттолкнул мальчика на татами.

— Я с… — начал Мамору, но дыхание вылетело из него, когда нога Такеру опустилась на его грудь, прижимая его к полу. — Сдаюсь! — смог прокричать он.

— Да? — прорычал Такеру и направил меч вниз.

Мисаки завизжала.

В миг слепого ужаса она увидела, как Такеру вонзает клинок в рот Мамору, но произошло не это. Кулак Такеру несся вперед, его Шепчущий Клинок превратился в безвредную жидкость. Она замерзла на его костяшках, и они попали по лицу Мамору. Голова мальчика дернулась, кровь расцвела из его рта, и он лежал, оглушенный.

Такеру выдохнул.

Казалось, он ударит Мамору снова. Потом он замер.

— Что ты делаешь, Мисаки?

— Что? — Мисаки опустила взгляд и поняла, что стояла. И она прошла на два шага в додзе. Лед на ее ногтях уже начал превращаться в когти. — О… — вяло сказала она. — П-прости, я… Прости, — она быстро отпрянула от запрещенного пола и опустилась на колени, потрясенная. — Простите, Такеру-сама. Продолжайте.

Такеру долго смотрел на нее, а потом повернулся к Мамору. Мальчик все еще лежал на спине, рот и нос были красными от крови. Его глаза были пустыми от шока, и Мисаки гадала, думал ли он о том же, что и она на миг: что Такеру убьет его.

— Мацуда не сдается, — сказал Такеру. — Он бьется с врагами перед собой или умирает, пытаясь, — кулак Такеру был все еще сжат, лед был холодным на его костяшках. — Если ты боишься врагов империи, ты не можешь звать себя частью этой семьи. Ты не имеешь права стоять передо мной в этом додзе.

Мисаки едва слышала слова Такеру. Она смотрела на кулак, и ее разум кричал: не дай ему ударить снова. Боги, не смей ударять его снова. Она не сможет удержаться на месте, если придется смотреть на еще один удар по Мамору. Она так пристально глядела на ледяные костяшки Такеру в крови Мамору, что вздрогнула от звука приближающихся шагов.

— Сецуко! — воскликнула она, женщина появилась на пороге рядом с ней.

— Простите, — Сецуко поклонилась Такеру. — Я, кхм… — она замерла, глядя на лед на полу и кровь на лице Мамору. — Я не хотела прервать вас.

— Чего ты хочешь? — рявкнул Такеру.

— Мой муж хотел, чтобы я напомнила, что у вас с ним встреча в одиннадцать в его кабинете.

— Скажи ему, что я опоздаю.

— Вы уже опаздываете, — только Сецуко смела так говорить с Мацуда Такеру, пока он стоял, ощетинившись джийей, забрызганный кровью и кристаллами льда.

Он хмуро смотрел на нее миг, а потом посмотрел на Мамору.

— Убери бардак, — сказал он. — Тренируйся сам, пока я не вернусь. Ты не покинешь додзе, не исправив неуклюжую технику.

— Нами, что тут случилось? — шепнула Сецуко Мисаки.

— Объясню позже, — тихо сказала Мисаки.

Она и Сецуко встали, пропустили Такеру, выходящего из додзе.

— Я пойду с вами в Кумоно. — сказала Сецуко Такеру. — Мой муж забыл обед, и я принесу ему еду. Только закутаю Аюми от холода…

— Иди, — сказал Такеру без интереса. — Собирай, что нужно. Я буду, когда ты будешь готова идти.

Сецуко поняла намек, поклонилась и ушла. Такеру холодно посмотрел на Мисаки.

— Ты это сделала? — тихо спросил он. — Или только тот городской мальчишка?

— Я… — Мисаки не знала, что сказать. Она была виновата, вложив опасные мысли в голову Мамору, и она не знала, как сильно повлиял на него Кван Чоль-хи, так что было сложно понять, кого винить в его сомнениях. Но он не мог от них набраться храбрости бросить вызов отцу. Гнев Мамору принадлежал лишь ему. — Простите. Я не знаю…

— Плевать, — Такеру отвернулся от нее. — Просто исправь это.

— О чем вы?

— Если это твоя вина… эта слабость в нем, исправь это. Понятно?

— Да, сэр, — робко сказала Мисаки.

Она напряженно стояла в коридоре, пока Такеру уходил, забирая с собой почти весь холод.

В додзе Мамору встал на колени, но не мог пока подняться. Мисаки хотела пройти к нему, поднять его, исцелить синяки. Но она только тихо спросила:

— Ты в порядке?

— Да, — Мамору с трудом встал, кровь капала на хакама изо рта и носа. Прижав ладони ко рту, он взглянул на дверь. — Прости, — сказал он в ладони. — Прости, что тебе пришлось это видеть.

Было не ясно, говорил он о своем поведении, слабом поединке или крови. Мисаки поняла с каплей странного изумления, что Мамору думал, что она не видела жестокости страшнее.

Она смогла выдавить то, что, как она надеялась, звучало утешающе:

— Я видела хуже.

Мамору стоял один посреди додзе, закрывая руками рот, пока не услышал, что шаги Такеру и Сецуко покинули дом, и дверь за ними хлопнула, задвинувшись.

А потом он пробудил движением ладоней джийю. Мисаки удивленно смотрела, как он вытянул кровь с лица и одежды, сделал корку на нижней губе. Он показал в детстве, что умел управлять кровью, но она не понимала, что он еще помнил те капли, которым она его научила годы назад. А еще он смог улучшить навык. Может, за годы, которые мальчик рос на ее глазах, она умудрилась это упустить.