— Почему ты сегодня не играть? — задала, меня самого интересующий вопрос, Маура.

— Наш тренер, наверное, решил приберечь меня для решающих игр, — пошутил я, хотя в этом был совсем не уверен.

— Ой! — взвизгнула девушка, и запрыгнула мне на руки, — крыса! Боюсь краса!

— Сам крыс боюсь, — признался и я.

Я вынес практически невесомую девушку на освещённый бульвар и поставил на землю в целости и сохранности.

— Нам туда, — показала она рукой, — набережная Фламинио.

Мы прошли по какой-то кривой улочке, да, ночью тут одной ходить Минздрав точно не рекомендует, подумал я.

— А я всегда теперь работать на баскетбол, — задорно сказала Маура, — я поменяться!

— За меня болеть будешь? — улыбнулся я, хотя в потёмках вряд ли девушка видела выражения моего лица.

— Сюда, — итальянка открыла деревянную калитку, которая вела во двор дома, — это мой общежитие.

— Завтра выходной, — я посмотрел на тускло горящие окна, потом опустил голову и посмотрел в глаза девушки, — встретимся в Палаццетто послезавтра. Ты меня понимать?

Она вдруг резко встала на цыпочки, обвила руками мою шею и смачно поцеловала меня в губы. Я понимал, что мне нужно было как-то возразить. Ведь у Мауры есть любимый парень во Франции, а у меня Наташа в Москве. Буду считать, что это просто поцелуй благодарности, за то, что не бросил девушку ночью одну. И за то, что спас от крысы. Все эти мысли проносились в моей голове пока Маура вдоволь не нацеловалась.

— До послезавтра, — засмеялась она и убежала в общежитие Института Физического воспитания.

— Скажи спасибо, что не пригласила к себе на чай, — буркнул я себе под нос, — как бы ты в гостях оправдывался, что ты не такой, что просто зашёл попить этот самый чай.

На обратной дороге я устроил себе небольшую пробежку. Завтра обязательно поговорю с Суреновичем, если нужно встану на колени. Но эту Олимпиаду я просто обязан выиграть! Не больше километра занял обратный путь, пять минут и вот он наш уже родной корпус.

— Э, молодёжь! — возмутился я, шутя, целующейся в тени дерева парочкой, в которой распознал Борю Никонорова и американку Дорис Фукс, — вам спортивный режим уже не писан?

— Тьфу ты, напугал! — шикнул Боря, — я, между прочим, в четвертьфинал вышел, в отличие от вас пораженцев!

— Случайно, наверное, — со скорбным видом произнёс я.

— Да пошёл ты! — рассвирепел боксёр легковес.

— Юэ май хат, юэ май соул, — узнала меня американка.

— Ес оф кос! — ответил я, — Боря, чтоб через пять минут был под одеялом, один! Зайду, проверю!

Бросил я Никонору и чтобы не нарваться на серию убойных ударов, рванул к двери нашего корпуса. У самого входа я смело развернулся и погрозил кулаком.

— Хулиган! — добавил, похохатывая я.

28 августа на Олимпиаде совместили воскресенье и выходной день. Лично я такого в прошлой своей жизни не помнил, чтобы организаторы игр вообще устраивали выходные. Но поваляться в кровати мне кроме совести, не дал наш тренерский штаб. В дверь культурно постучался мой бывший физрук Анатолий Конев и пригласил на пепси-колу в комнату Суреновича. Конечно, поворчал я, за чай здесь платить надо, а пепси-кола в рекламных целях во всей Олимпийской деревне бесплатно.

— Ультиматум, бить будут, — буркнул я, входя к тренерам.

Второй тренер, Женя Алексеев, увидев меня, удовлетворительно крякнул, и действительно разлил пепси-колу по фужерам. Я на всякий случай сел поближе к двери, если что не то ляпну, чтобы была возможность побыстрее смотаться.

— Завтра выйдешь играть с первых минут, — глядя на меня исподлобья, сказал Спандарян, — и вот ещё что…

— Прости меня, Суреович, засранца, — сказал я, пока главный искал нужные слова, — это на меня жара так подействовала, да и зал забитый под завязку…

— Ты меня тоже прости, Богданыч, — буркнул тихо наш баскетбольный главнокомандующий.

— Как с Пуэрто-Рико завтра играть будем? — быстро перевёл на другие рельсы разговор Алексеев, — как-никак серебряные призёры Панамериканских игр. Бразилии уступили всего три очка, причём всю игру вели.

— Да, соперник не подарок, — поддержал коллегу ассистент Конев.

Суренович достал металлическую доску с баскетбольным полем и расставил на ней магнитики.

— Ты — разыгрывающий защитник, — он передвинул один магнитик на периметр в атаку, — кому выйти в начале игры центровым?

— Петров или Круминьш? — второй тренер Алексеев посмотрел на меня.

— Есть такая идея, — я придвинул банкетку поближе к журнальному столику, где лежала баскетбольная доска, — операция «Ы», чтоб никто не догадался.

Шутку мою никто не оценил.

— Играем начало сверхлёгкой пятёркой, — я взял магнитики в руки, — это я — разыгрывающий, это — Витя Зубков, это — Гена Вольнов, это — Юра Корнеев, а это — Валдис Муйжниекс.

Магнитики Вадиса и Корнея я поставил в разные углы, Витю Зубкова я поставил ближе к щиту, магнитики свой и Гены Вольнова я прикрепил на периметр.

— Корней же из угла не бросает? — удивился расстановке Суренович, — и Зубков далеко не центровой.

— Что-то ты тут чудишь, — выразился с использованием в последнем слове буквы «м», Алексеев.

— Устроим ураган на паркете, — я перемешал все магнитики, — с первых минут прессинг, все бегут, подбирают, идут в проход, мы с Валдисом шмаляем с дальней дистанции, и главное всё делаем в раннем нападении без расстановки. Пока пуэрто-риканцы будут разбираться, что к чему, мы им уже очков десять — пятнадцать привезём. Через три минуты выпускаем стандартную пятёрку с центровым, разыгрывающем, форвардами и минуты три тянем время.

— А через три минуты снова ураган? — Спандарян почесал свой затылок.

— Точно, буря в пустыне, — я выдохнул.

Последнее слово всё равно останется за главным тренером, подумал я, выходя из комнаты Суреновича, где наши наставники продолжали ещё спорить. В коридоре меня встретил загадочно улыбающийся Корней.

— Чё, поговорили? — спросил он.

— Да, спрашивали, не сильно ли ты храпишь, — улыбнулся я, — может меня нужно от тебя переселить. А я говорю, да вы чего, храпит, как младенец в люльке.

— Шуточки твои не смешные уже — во где! — Корней ладонь прислонил к своему горлу, — а, между прочим, тебя тут один человек внизу спрашивает.

— Неужели у меня родственник богатые за границей отыскались? — я сделал мечтательное лицо.

— Спустись сам узнаешь, да оденься получше, не позорь Советский союз, — засмеялся Юра Корнеев.

Вот уж сюрприз так сюрприз, подумал я, выходя с нулевого этажа на улицу, где меня поджидала одетая в своё рабочее светло-серое чуть выше колена платье Маура Лари. Либо на чай пригласит, либо на экскурсию, мелькнуло в голове. Девушка завила свои и без того вьющиеся чёрные волосы и нанесла аккуратный макияж на лицо.

— Салют! — поздоровался я, — предлагаешь экскурсию по городу?

Я сразу решил закрыть идею с чаем, так как это могло привести к самым непредсказуемым последствиям, а мне это вообще ни к чему. Олимпиаду нужно выигрывать, спасть свою жизнь и судьбу своих друзей.

— Экскурсия? — удивилась Маура, — много ходить у меня ноги болеть.

Я засунул руку в карман красных джипсов и нащупал пять бумажек по десять долларов каждая. Когда есть деньги, пусть и не такая великая сумма, проблема с колёсами, причём с разными, в капиталистическом обществе решается легко. Я взял девушку за руку, чтобы не торчать перед всей олимпийской сборной на виду, как три тополя на Плющихе, и повёл ее в ближайшую кофейню.

После субботнего поражения от Бразилии, бразильский бариста нас, советских баскетболистов встречал, как своих лучших друзей. Я взял две чашечки «Нестле» и мы присели за свободный столик. И пока мы мило под кофе общались, я обратил внимание на большущую стоянку полицейских мотороллеров, которые сопровождали в городе в виде эскорта автобусы всех олимпийцев. Гонял я в той жизни на «Тулице», не думаю, что наши тульские конструкторы изобретали новый тип мотороллера, наверняка скомуниздили европейский аналог.