1911 «Приближается звук. И, покорна щемящему звуку…» Приближается звук. И, покорна щемящему звуку, Молодеет душа. И во сне прижимаю к губам твою прежнюю руку, Не дыша. Снится, – снова я мальчик, и снова любовник, И овраг, и бурьян, И в бурьяне – колючий шиповник, И вечерний туман. Сквозь цветы и листы, и колючие ветки, я знаю, Старый дом глянет в сердце мое, Глянет небо опять, розовея от краю до краю, И окошко твое. Этот голос – он твой, и его непонятному звуку Жизнь и горе отдам, Хоть во сне, твою прежнюю милую руку Прижимая к губам. 1912 «Рожденные в года глухие…» Рожденные в года глухие Пути не помнят своего. Мы – дети страшных лет России — Забыть не в силах ничего. Испепеляющие годы! Безумья ль в вас, надежды ль весть? От дней войны, от дней свободы — Кровавый отсвет в лицах есть. Есть немота – то гул набата Заставил заградить уста. В сердцах, восторженных когда-то, Есть роковая пустота. И пусть над нашим смертным ложем Взовьется с криком воронье, — Те, кто достойней, Боже, Боже, Да узрят царствие твое! 8 сентября 1914 Пушкинскому дому Имя Пушкинского Дома В Академии наук! Звук понятный и знакомый, Не пустой для сердца звук! Это звоны ледохода На торжественной реке, Перекличка парохода С пароходом вдалеке. Это древний Сфинкс, глядящий Вслед медлительной волне, Всадник бронзовый, летящий На недвижном скакуне. Наши страстные печали Над таинственной Невой, Как мы черный день встречали Белой ночью огневой. Что за пламенные дали Открывала нам река! Но не эти дни мы звали, А грядущие века. Пропуская дней гнетущих Кратковременный обман, Прозревали дней грядущих Сине-розовый туман. Пушкин! Тайную свободу Пели мы вослед тебе! Дай нам руку в непогоду, Помоги в немой борьбе! Не твоих ли звуков сладость Вдохновляла в те года? Не твоя ли, Пушкин, радость Окрыляла нас тогда? Вот зачем такой знакомый И родной для сердца звук — Имя Пушкинского Дома В Академии наук. Вот зачем, в часы заката Уходя в ночную тьму, С белой площади Сената Тихо кланяюсь ему. 5 февраля 1921 Константин Большаков Несколько слов к моей памяти Я свой пиджак повесил на луну. По небу звезд струят мои подошвы, И след их окунулся в тишину. В тень резкую. Тогда шептали ложь вы? Я с давних пор мечтательно плевал Надгрезному полету в розы сердца, И губ моих рубинящий коралл Вас покорял в цвету мечты вертеться. Не страшно вам, не может страшно вам Быть там, где вянет сад мечты вчерашней, И наклоняются к алмазящим словам Ее грудей мечтательные башни, Ее грудей заутренние башни. И вечер кружево исткал словам, И вечер острие тоски нащупал, Я в этот миг вошел, как в древний храм, Как на вокзал под стекло-синий купол. 1913 Посвящение По тротуару сердца на тротуары улицы, В тюль томленья прошедшим вам Над сенью вечера, стихая над стихов амурницей, Серп – золоченым словам. Впетличив в сердце гвоздичной крови, Синеозерит усталым взором бульвар. Всем, кого солнце томленьем в постели ловит, Фрукт изрубинит вазный пожар. И, вам, о, единственная, мои стихи приготовлены — Метр д'отель, улыбающий равнодушную люстру, Разве может заранее ужин условленный Сымпровизировать в улыбаться искусство, Чтоб взоры были, скользя коленей, о, нет, не близки, А вы, как вечер, были ласковая. Для вас, о, единственная, духи души разбрызгал, Когда вы роняли улыбки, перчатку с сердца стаскивая. «Милостивые Государи, сердце разрежьте…» Милостивые Государи, сердце разрежьте — Я не скажу ничего, Чтобы быть таким, как был прежде, Чтоб душа ходила в штатской одежде И, раздевшись, танцевала танго. Я не скажу ничего, Если вы бросите сердце, прощупав, На тротуарное зеркало-камень, Выбреете голову у сегодня-трупа, А завтра едва ли зайдет за вами. Милостивые Государи, в штатском костюме Заставьте душу ходить на прогулки, Чтобы целовала в вечернем шуме Слепое небо в слепом переулке. Сердца, из-под сардинок пустые коробки, Свесьте, отправляясь на бульвары, Волочить вуаль желаний, втыкать взорные пробки В небесный полог дырявый и старый, В прозвездные плюньте заплатки. Хотите ли, чтоб перед вами Жонглировали словами? На том же самом бульваре В таксомоторе сегодня ваши догадки Бесплатно катаю, Милостивые Государи. |
