5 ноября 1902 «Полюби эту вечность болот…» Полюби эту вечность болот: Никогда не иссякнет их мощь. Этот злак, что сгорел, – не умрет. Этот куст – без нетления – тощ. Эти ржавые кочки и пни Знают твой отдыхающий плен. Неизменно предвечны они, — Ты пред Вечностью полон измен. Одинокая участь светла. Безначальная доля свята. Это Вечность Сама снизошла И навеки замкнула уста. 3 июня 1905 «Девушка пела в церковном хоре…» Девушка пела в церковном хоре О всех усталых в чужом краю, О всех кораблях, ушедших в море, О всех, забывших радость свою. Так пел ее голос, летящий в купол, И луч сиял на белом плече, И каждый из мрака смотрел и слушал, Как белое платье пело в луче. И всем казалось, что радость будет, Что в тихой заводи все корабли, Что на чужбине усталые люди Светлую жизнь себе обрели. И голос был сладок, и луч был тонок, И только высоко, у царских врат, Причастный тайнам, – плакал ребенок О том, что никто не придет назад. Август 1905 Перстень – страданье Шел я по улице, горем убитый. Юность моя, как печальная ночь, Бледным лучом упадала на плиты, Гасла, плелась и шарахалась прочь. Горькие думы – лохмотья печалей — Нагло просили на чай, на ночлег, И пропадали средь уличных далей, За вереницей зловонных телег. Господи Боже! Уж утро клубится, Где да и как этот день проживу?.. Узкие окна. За ними – девица. Тонкие пальцы легли на канву. Локоны пали на нежные ткани — Верно, работала ночь напролет… Щеки бледны от бессонных мечтаний, И замирающий голос поет: «Что́ я сумела, когда полюбила? Бросила мать и ушла от отца… Вот я с тобою, мой милый, мой милый… Перстень-Страданье нам свяжет сердца. Что́ я могу? Своей алой кровью Нежность мою для тебя украшать… Верностью женской, вечной любовью Перстень-Страданье тебе сковать». 30 октября 1905 Друзьям Молчите. проклятые струны! А. Майков Друг другу мы тайно враждебны, Завистливы, глухи, чужды, А как бы и жить и работать, Не зная извечной вражды! Что делать! Ведь каждый старался Свой собственный дом отравить, Все стены пропитаны ядом, И негде главу преклонить! Что делать! Изверившись в счастье, От смеху мы сходим с ума, И, пьяные, с улицы смотрим, Как рушатся наши дома! Предатели в жизни и дружбе, Пустых расточители слов, Что делать! Мы путь расчищаем Для наших далеких сынов! Когда под забором в крапиве Несчастные кости сгниют, Какой-нибудь поздний историк Напишет внушительный труд… Вот только замучит, проклятый, Ни в чем не повинных ребят Годами рожденья и смерти И ворохом скверных цитат… Печальная доля – так сложно, Так трудно и празднично жить, И стать достояньем доцента, И критиков новых плодить… Зарыться бы в свежем бурьяне, Забыться бы сном навсегда! Молчите, проклятые книги! Я вас не писал никогда! 1908 На островах Вновь оснеженные колонны, Елагин мост и два огня. И голос женщины влюбленный. И хруст песка и храп коня. Две тени, слитых в поцелуе, Летят у полости саней. Но не таясь и не ревнуя, Я с этой новой – с пленной – с ней. Да, есть печальная услада В том, что любовь пройдет, как снег. О, разве, разве клясться надо В старинной верности навек? Нет, я не первую ласкаю И в строгой четкости моей Уже в покорность не играю И царств не требую у ней. Нет, с постоянством геометра Я числю каждый раз без слов Мосты, часовню, резкость ветра, Безлюдность низких островов. Я чту обряд: легко заправить Медвежью полость на лету, И, тонкий стан обняв, лукавить, И мчаться в снег и темноту, И помнить узкие ботинки, Влюбляясь в хладные меха… Ведь грудь моя на поединке Не встретит шпаги жениха… Ведь со свечой в тревоге давней Ее не ждет у двери мать… Ведь бедный муж за плотной ставней Ее не станет ревновать… Чем ночь прошедшая сияла, Чем настоящая зовет, Все только продолженье бала, Из света в сумрак переход… |
