Мы с Джейсоном завели зашифрованный чат, потому что я был крупной мишенью для хакеров. И хотя мои слова или действия вряд ли могли кому-то навредить, многие, кто думал так же, уже серьезно поплатились.

Я отправил Джейсону сообщение:

Он ответил почти мгновенно:

– Как думаешь, кто он? – крикнул Джейсон из соседней комнаты.

Я зашел в гостиную, где приятель развалился с ноутбуком на диване.

– Понятия не имею. Как и все остальные.

– Он чертов гений! Представь, что стало бы с белым парнем, сними он видео про общественное порицание не анонимно? Огреб бы по полной!

– Да он и так уже огребает по полной.

– Согласен, его идеи многие осуждают. Но я не об этом. Никто не швыряет ему под дверь гневные письма, не хейтит его в «Твиттере», потому что люди не знают, кто он такой! Возможно, он даже не белый! Ролики никак не раскрывают его личность.

– Он точно белый! – Я плюхнулся рядом на диван.

Треда настолько заботила секретность, что для каждого ролика он нанимал нового актера озвучки. Некоторых узнали по голосу, и выяснилось, что Тред и с ними общался анонимно. Он не сотрудничал с рекламодателями, не собирал донаты, так что с точки зрения закона его не существовало вовсе. Он понимал, как работает слава, и взял ее под контроль.

Тред прослыл еще и гениальным маркетологом, ведь тайна притягательна. Все гадали, не знаменитость ли он, богат ли. Подозревали знакомых.

Лично я хорошо его понимал. Как человек, обладающий влиянием в сети, я то и дело подвергался нападкам. Через пару месяцев после пожара на складе я выпустил ролик о том, как важно быть добрым. Мол, в интернете мы слишком жестоки друг к другу. Ну, может, немного переборщил с критикой… и в ответ понеслось.

Как выяснилось, многие грубят не от скуки, а потому что убеждены, что так и нужно доносить свои мысли. Будить в этих людях зверя – не самое приятное дело, ведь они искренне верят, что сделать мир лучше могут только говнюки. И кто знает – возможно, они правы.

– Пожалуй, соглашусь, – сказал я Джейсону, – Тред поднимает такие темы, которые не смог бы поднять, если бы раскрыл свою личность. Меня это восхищает – хотя и пугает немного.

– Кстати, у него появились подражатели.

– Серьезно?

– Да, есть канал под названием «Несогласное большинство». Тоже мультяшные ролики, никакой рекламы, анонимный автор. Он не копирует идеи Треда напрямую, просто использует похожие приемы, затрагивая другие темы. В последнее время у него вал подписчиков.

– Похоже, настал исторический момент, когда быть личностью – это лишние обязательства. Проще быть бестелесным потоком идей.

– И в нужный момент устраняться от дел, пока люди ведут споры от твоего имени.

– Или боты, которые притворяются людьми.

Чистая правда. Тред проспонсировал исследование, доказавшее, что огромная доля дискуссий под его и другими роликами ведется при участии искусственного интеллекта на специальных контент-фермах. Разве не любопытно, что в битве за умы и души участвуют бездушные машины?

Мои огромные металлические руки разгребают обломки здания. Я – исполин, я упиваюсь своей мощью. Мои пальцы легко вгрызаются в камень и сталь, словно я копошусь в детском бассейне с шариками. Меня не остановить. Затем я вижу, что балки и куски кирпича забрызганы кровью. Встречаюсь взглядом с Эйприл – и просыпаюсь.

Раньше после этого сна меня рвало. Теперь уже реже: я научилась держать себя в руках. Но я по-прежнему дрожу и обливаюсь потом.

Я сбросила, а затем прижала к себе одеяло, чтобы представить, будто что-то держу. Хотя бы на миг избавиться от опустошающего чувства бессилия. Снова заснуть я даже не пыталась.

Посты в «Соме» натолкнули меня на мысль.

Обычно у кабельного интернета падает скорость, когда к сети подключается больше пользователей, вот только на всю систему это влиять не должно. Проще говоря, интернет похож на огромное дерево со множеством ветвей. Иногда это в буквальном смысле ответвления кабеля, иногда – закодированные частоты, преобразованные в сигнал. Конкретную ветвь или частоту могут занимать сразу много пользователей, и даже если одна из них перегрузится, другие это не затронет.

Тем не менее на юге Нью-Джерси страдали все ветви сразу, непредсказуемо включаясь и выключаясь, как елочная гирлянда. Согласно моей теории, если происходящее связано с Карлом – а в это верили все до единого мистификаторы «Сома», – то должна найтись закономерность, которая позволит выяснить, куда уходят недостающие сетевые ресурсы.

Я надеялась, что, проследив за ремонтниками, наткнусь на какую-нибудь зацепку.

Первая же вылазка меня многому научила.

Сначала я собиралась доехать до офиса «Карсон комьюникейшенс» и уже оттуда последовать за фургонами кабельщиков, однако заметила один из них уже по дороге к офису. Я быстро развернулась, пропустила вперед пару машин и двинулась следом, стараясь не думать о том, как глупо себя веду.

Примерно через четверть часа фургон притормозил у самого огромного ангара из всех, что я видела в жизни. Надпись на нем гласила: “Каутаун”: единственный в своем роде». Рядом с громадным красным ангаром стояла громадная красная корова – настолько заметная, что я чуть не упустила из виду фургон. Вслед за ним я свернула на практически пустую стоянку и припарковалась неподалеку.

Затем я рассмотрела водителя. На нем были голубые джинсы, такая же рубашка и белая ковбойская шляпа. Над ремнем выпирал круглый живот. Лицо я увидела лишь мельком – мужчина вытащил из кузова несколько объемистых контейнеров, погрузил на тележку и увез в амбар. Выждав пару минут, я прошмыгнула следом.

Точнее, попыталась. В дверях меня остановил парень:

– Мы откроемся через полчаса.

– А что тут находится? – Я растерянно огляделась по сторонам.

– «Каутаун», – ответил охранник. – Блошиный рынок. Работает по вторникам и субботам.