Я искоса взглянула на врача и увидела, как он отчаянно мотает головой, показывая, что отказываться нельзя.

– Нет, не отказываюсь, конечно, – проговорила я.

Ольга с явным облегчением вздохнула и повернулась к доктору:

– Понимаете у меня сейчас нет никого кроме неё, они все меня бросили. Все. И лишь требуют. Она одна слушает и слышит. Мне не справиться без неё. Она должна всё знать. Другим говорить не хочу и не буду.

– Понял. На кушеточку ложитесь. Я посмотрю Вас. А потом поговорим.

Алексей Степанович долго её смотрел, потом разрешил ей встать, одеться. А после этого попросил её подождать в коридоре, пока он поговорит со мной.

Ольга быстренько оделась и без возражений вышла из кабинета.

Алексей Степанович сел напротив меня и тихо проговорил:

– Ничего катастрофичного на УЗИ я пока не увидел. Всё в пределах нормы и сроков. Но судя по мазкам инфекция присутствует не очень хорошая, я редко в таком ошибаюсь. Сейчас выпишу рецепты, завтра утром перезвоню и сообщу пить лекарства или не пить. В параллель с этим девочке хорошо бы с психологом пообщаться. У неё меняется гормональный фон и могут быть непредсказуемые реакции. Я так понимаю ей изменял её молодой человек и у неё с ним сложности, и папа её тоже не в восторге от ситуации.

– Её папа нормально воспринял ситуацию, но он не в восторге от её поведения и реакций. Убивать её никто не собирался и не собирается, но она очень впечатлительная девочка, психологически именно девочка ещё, несмотря на возраст. Две фразы отца, сказанные не тем тоном, каким бы ей хотелось, и сразу вывод: ты меня не любишь, ты бросил меня в тяжелой ситуации. Поэтому её папа попросил вмешаться и помочь меня.

– Я так понимаю, родители Ольги в разводе?

– Да, Вы правильно понимаете.

– Олин папа Ваш муж?

– Нет. Он мой друг.

– Понял, – проговорил он таким тоном, что я поняла, что понял он абсолютно неверно, но пояснять было себе дороже. Пусть думает, что хочет.

Алексей Степанович задумчиво потёр висок, потом спросил:

– Аборт, я так понимаю, не рассматривается в принципе?

– При подобных инфекциях он рекомендован?

– Небольшой риск отклонений у плода есть. Лекарства повлиять могут, но если не лечить, осложнения будут гораздо более серьёзные. Вам повезло, что на ранних стадиях обратились. Сейчас, возможно, минимальными дозами обойдёмся. Она пропьёт курс и сразу ко мне, берём повторные анализы и контролируем. Процентов девяносто пять, что без последствий всё обойдётся. Но есть категория граждан, которые предпочитают не рисковать даже минимально, поскольку срок маленький. Поэтому спросил.

– Если Вы сейчас Олю про аборт спросите, думаю, она в мозгу нарисует картинку уже рождающегося урода, и от страха согласится. Она очень боится отклонений у ребёнка. Не могли бы Вы иначе с ней диалог построить? Чтобы не подталкивать её к принятию этого решения. В конце концов при самом благоприятном течении беременности отклонения возможны. Мне кажется, что наиболее логично следить за течением беременности, и вот если отклонения выявлены, то тогда и озвучивать разные варианты. Сейчас это напоминает мне гадание на кофейной гуще или совет наподобие: если боитесь в гололёд сломать ногу и заработать гангрену, отпилите её себе заранее. Потом женский организм, вернее его природа изначально разумна, если лекарства начнут негативно сказываться, он сам способен отторжение плода организовать, и вот при таком раскладе, я думаю, сохранять беременность уже смысла иметь не будет.

– Мне нравится Ваш подход, Алина Викторовна. Оле явно с Вами повезло.

– Не думаю. Я достаточна цинична и не сильно сентиментальна. Ей же не хватает сочувствия и ласки, а я их проявлять абсолютно не умею.

– Для меня, как медика, именно такое сопровождение пациентов кажется идеальным. И Оля это тоже явно ценит. Я впервые вижу такое отношение взрослой дочери к подруге отца. Ладно, не будем углубляться. Сейчас я её позову, расскажу про назначения и сделаю акцент на позитиве. К Вам просьба, каким-то образом её психологически постараться разгрузить. Её заявление о желании выйти в окно может быть и пустой угрозой, а может свидетельствовать о возникновении психологической проблемы, которую желательно в самом начале взять под контроль.

– Я Вас услышала, спасибо, Алексей Степанович.

После этого он позвал обратно Ольгу в кабинет, выписал назначения и обговорил наш следующий визит.

Мы поблагодарили доктора и удалились.

В машине Оля на ухо тихо спросила меня, что мне наедине сказал доктор, что-то плохое?

Я столь же тихо ответила, что просил не подпускать к окнам, поскольку воспринял её угрозу всерьёз.

– Алин, прости меня. Ты, кстати, правда согласна вместо мамы побыть? – она обняла меня и прижалась. – Мне очень надо, вот как твоему Игорьку надо, правда. Мне больше не с кем поделиться. Ты хоть и ругаешься, но ты по-хорошему ругаешься, я могу это воспринимать. А с мамой и бабушкой не могу. И с папой сложно, я боюсь его. А тебя не боюсь. У меня наоборот рядом с тобой уверенность появляется, что всё под контролем, и всё хорошо будет.

– Куда я денусь. Конечно согласна, девочка ты моя маленькая и бестолковая. И у тебя действительно всё будет хорошо, – я обняла её в ответ и повторила: – Всё обязательно хорошо будет, не волнуйся.

Всю дорогу она молча сидела, прижавшись ко мне, а уже, когда подъезжали к дому тихо проговорила:

– Я завидую твоему Игорьку.

– Чему завидовать, если я согласилась тебя также опекать?

– Понимаешь, он может требовать твоего внимания открыто, мамой называть…

– Чем тебе моё имя не угодило? Алина ничуть не хуже мамы.

– Ладно, буду Алиной называть. А ты обнимать меня будешь?

– Оль, – начала я и осеклась, увидев её взгляд.

Это был взгляд ребёнка, жаждущего любви и защиты. Всё равно откуда. Не долюбили дочку босса, не утолили её эту детскую жажду, поэтому и Генрих, и желание ото всех внимание получить и защиту. Похоже, мама вместо любви и ощущения безопасности лишь претензии к отцу озвучивала, а в семье отца к маме и к ней, потому что маму вначале поддержала. Её всем обеспечивали, но ощущения защищенности не было и любви тоже.

Поэтому не став ничего говорить дальше, я крепко-крепко сжала ее в объятиях и поцеловала в висок.

Оля обняла меня в ответ и опять расплакалась. Я понимала, что так уходит стресс, поэтому не утешала, а дала выплакаться.

Когда истерика прошла, она, ещё продолжая всхлипывать, тихо спросила:

– А я могу не к себе пойти, а к тебе?

– Если тебя не раздражает Игорь и Оксана, пошли, – ответила я.

Глава 25

***

Теперь Оля всё свободное время проводила у нас, даже когда я уезжала, она не уходила к себе. На стажировку ездить она прекратила и все дни проводила, играя с Игорем или рисуя. Сначала она его учила рисовать на мольберте, который у нас был. А потом втянулась и стала рисовать сама. Босс купил ей профессиональный мольберт, и она увлеклась акварелью. Вечером, когда я возвращалась, меня ждал осмотр творчества и её, и Игоря. Они хвастались вдвоём, и оба жаждали похвалы. Сыновья босса тоже чаще всего во всём этом принимали участие. И тоже были напрочь получить свою долю восторженные отзывов, они, правда, не рисовали, а модели строили, и каждый вечер показывали то новую появившуюся палубу на модели, то мачту или же реи, но на мой взгляд, это было даже круче рисунков. Часть нашего дома была переделана под большую творческую мастерскую, и все тусовались именно там, даже Джесси часто там лежала в углу, наблюдая за всеми, в ожидании, что вдруг и ей дадут какое-то задание, например подержать кисточку в зубах.

Короче, каждый вечер меня ждала большая компания, которая расходилась лишь тогда, когда я шла укладывать Игоря.

Лекарства Оля пропила, никакого заметного влияния на плод они не оказали, малыш развивался хорошо, и даже не мучил маму токсикозом.

В один из дней, когда беременность стала совсем явной, я оказалась свидетельницей достаточно забавной сценки, когда Игорь с присущей ему прямолинейностью заявил Оле, что с ней что-то не так, ей надо к доктору, потому что такого живота быть не должно. Я только приготовилась одернуть его, как Оля сама очень мягко и на доступном ему языке объяснила, что ждёт ребёночка, что именно так появляются дети, что у доктора она была, и всё под контролем. А потом предложила положить руку ей на живот и почувствовать как пинается малыш. Игорь с явной опаской положил ей руку на живот, а потом восторженно завопил: «Да! Он там шевелится! Он живой». Потом Олин живот попросили потрогать Илья и Коля, потому что им тоже захотелось, и Оля разрешила, а потом все вместе они начали придумывать будущее имя ребёнку. Причём пол пока по УЗИ был не определён, поэтому имена придумывались и мужские, и женские, но я не сомневалась, что это будет мальчишка.