— Послушай, — он взял мою ладонь, положив себе на бедро, — впереди нас ждет непростой период…
— Врач озвучил отпущенный ей срок? — перебила.
— Нет, — отвечает. А ведь знает — точно знает.
— Не скажешь, да? — вырываю свою руку.
— Ты сама видишь: в каком состоянии Галина Дмитриевна… Что мне добавить? — возмущается.
— Еще запрети ездить к ней… — обнимаю себя, отвернувшись к окну.
— Продолжишь в том же настрое и тоне — и, да, непременно так сделаю, — сквозь зубы произносит раздраженно.
— Что? Нет… — смотрю через плечо. — Надеюсь, это такая неудачная шутка?
Самир молчит, всем видом показывая: если потребуется — с легкостью лишит общения с мамой.
— Ты не поступишь со мной так… — не верю, он сказал это специально, потому что волнуется за нас с ребенком, ведь я всегда расстраиваюсь после посещения интерната.
Он притормаживает, сворачивает на обочину и глушит мотор.
— Иди сюда, — отстегивает сначала свой ремень безопасности, потом мой, отодвигает сидение назад, и раскрывает руки для объятий.
Отрицательно мотаю головой. Не хочу. Пусть развеет сомнения.
— Снег… — тянет на себя. — Не дуйся.
Сопротивляться бессмысленно. Усаживаюсь на его колени. Опускаю взгляд.
— Посмотри на меня, — ласково шепчет, обнимает мое лицо, покрывает порхающими поцелуями. — Больше всего боюсь, если с вами что-нибудь случится… Понимаешь?
Киваю. Расслабляюсь немного. Именно это хотела услышать.
— Только вместе мы справимся, — продолжает.
— Да…
…Весь оставшийся день не находила себе места, необъяснимая тревога поселилась внутри, не давая возможности выдохнуть. Хотя внешне старалась контролировать свои эмоции, чтобы никого не заражать беспричинной паникой…
Мария затеяла праздничный ужин в честь выписки. Только благодаря этому смогла отвлечься. Непринужденный разговор и приготовление еды сделали свое дело.
«Спокойствие, только спокойствие…» — постоянно напоминала себе.
33.2.Самир
Я пытаюсь собраться с мыслями и моральными силами…
Не понимаю, как быть дальше, как сказать об этом, как с такими новостями возвращаться домой? Ситуация безвыходная… Буквально полчаса назад позвонили из интерната и сообщили о скоропостижной кончине Галины Дмитриевны. Просил информировать именно меня обо всех изменениях ее состояния, и, ни в коем случае, не связываться с женой.
И теперь в растерянности. Что делать?
Снег имеет право знать о смерти матери, но какими будут последствия — боюсь даже представить… Очередной стресс и угроза выкидыша — обеспечены.
А если скрою сейчас, желая оттянуть время, самостоятельно займусь похоронами, то пройдет несколько дней и она захочет навестить мать. Результат будет тем же, только с небольшой отсрочкой. Вдобавок, виноватым стану, ведь не позволил проводить в последний путь… И нет никаких гарантий, что переживаний будет меньше.
Вариант — спешно уехать в Дубай, не рассматриваю вовсе. Во-первых, перелеты под запретом — это рискованно; во-вторых, у нее возникнут вопросы, а внятных объяснений не найду; в-третьих, она опять же попросила бы отвезти интернат; и, в-четвертых, Саид — из-за него не хочу там появляться… Покинуть Россию на девять месяцев я не могу, а оставить ее в Эмиратах до рождения ребенка — ни при каких условиях.
Увезти куда-то в другое место, к морю, например, чтобы поездом воспользоваться — неплохая идея, но это максимум месяц, ведь ей нужен постоянный врачебный контроль. И все равно не имеет смысла, позже Снег узнала бы о матери…
В итоге, с какой стороны ни взгляни — выбора нет. Я обязан поставить ее в известность. И помочь справиться с горечью утраты, надеясь на лучший исход.
«Хотя…» — есть одна мысль.
Ради здоровья нашего будущего малыша можно «включить» жесткую принципиальность во всем: игнорировать ее просьбы, показать положение, с единственной обязанностью — слушаться мужа, подчиняясь беспрекословно. И добиться одного своим решением: «убить» в ней чувства, превратив в безвольное существо с потухшим взглядом, а, в конце концов, она возненавидит меня…
На чем же остановиться из этого «привлекательного» многообразия? Новость больно ударит по жене… Но насколько сильным окажется удар?
«Не знаю… просто не знаю… разрываюсь на части… связан по рукам и ногам…» — потер уставшие веки и захотел посоветоваться с врачом, которая может хотя бы риски прикинуть, как специалист.
Тамара Игоревна ответила сразу, помня о своей особой пациентке. Мы условились держать связь и, в случае необходимости, она готова приехать домой или встретить в больнице.
— Только не говорите, что возникли проблемы? — обеспокоенно произносит женщина.
— Возникли… но другого характера… — обреченно вздыхаю, думая о своей девочке. Как преподнести прискорбную новость? — Нужно ваше компетентное мнение. Найдете немного времени?
— Проконсультировать по телефону или подъедете? — уточняет.
— По телефону, — разъезжать нет желания.
— Я слушаю вас. Как раз освободилась, — соглашается.
— В общем так…
Озвучиваю все сомнения и переживания. Рассчитываю на помощь.
— Печально… Примите соболезнования… — говорит она.
— И что скажите? — надо быстрее определяться. Меня ждут. Мама неоднократно интересовалась, когда приеду, присылая сообщения.
— Не стану ходить вокруг да около… Я считаю, это не пройдет бесследно: либо новые осложнения, либо… сами понимаете… — этот ответ не устраивает.
— Промолчать тоже не могу, — не простит Снег такого решения, если скрою, не простит… потеряю ее…
Ситуация зашла в тупик.
— Ваша жена впечатлительна, — продолжает врач. — Сначала новость о смерти матери, потом сами похороны… Представляете: сколько волнений на нее навалится сразу?
— Не то слово… — соглашаюсь, но как же быть?
— Знаете… — она выдержала паузу. — А давайте, я приеду к вам сейчас? Можно организовать постоянное медицинское наблюдение на дому, подберу опытную медсестру.
— Это было бы отлично! — до этого не догадался. — Тогда заберу вас… — посмотрел на часы. — Через полчаса. Вам удобно будет?
— Да, — она отключилась.
После разговора почувствовал себя уверенней, внутри затеплилась надежда. Быстро собрался и поехал в больницу. Конечно, присутствие Тамары Игоревны вызовет массу вопросов, зато так спокойнее — она знает, что делать.
По пути мы обсудили, как правильно действовать…
— Вы говорили, беременность сложная… Но ответьте честно, так и не услышал, четкого да или нет: если мы потеряем ребенка, у нас будет шанс стать родителями? — бегло взглянул на врача и вернулся к дороге.
— Сейчас не скажу, — удивилась она. — Верьте в лучшее. Грамотная терапия и своевременный скрининг — все, что нужно.
— И все-таки? — настаиваю.
— Я уже объясняла, чем чреват отрицательный резус-фактор для женщины… От того, насколько удачно пройдет первая беременность — зависит последующая способность иметь детей. Аборты и выкидыши в девяносто процентов случаев приводят к бесплодию… Не хочу пугать вас — всё индивидуально, могу лишь оперировать общими понятиями. Резус-фактор плода формируется до восьми недель, только потом можно рассуждать о резус-конфликте и делать выводы.
— Ясно, — не это мечтал услышать, конечно… Неопределенность угнетает. Опять: ни да, ни нет.
— Кстати, нужно придумать, для чего приехала вместе с вами? — сообразила Тамара Игоревна.
— Давайте скажем, что в клинике это обычная практика — навещать пациентов на дому. Просто забыли предупредить, позвонили, чтобы сообщить об этом, и я предложил подвезти.
— Хорошо. Мне ведь, правда, не все равно, искренне хочется вам помочь. А кто еще есть из родственников у вашей жены? — подняла больную, для Снега, тему.
— Отец, который отец лишь по факту, участия в ее жизни не принимал и сейчас глубоко наплевать на дочь, именно из-за него она попала в больницу, — поясняю, не скрывая правды. И сильнее сжимаю руль, когда речь заходит о нем. Сволочь.