Но их район мне, безусловно, нравился. Плотные, темные шторы на окнах, скрывающие происходящее от любопытных глаз, лавки с аккуратными цветниками перед ними, широкие просторные улицы, на одну из которых я выскочил из переулка, чтобы пересечь, уворачиваясь от телег и повозок, и тут же нырнуть в следующий – такой же узкий, с новыми лестницами, фонариками и прохладными тенями. Здесь не было алхимических огородов, а внутренние дворики кварталов представляли собой крошечные садики с невысокими хвойными деревьями, под которыми стелились ковры альтраса – то ли плюща, то ли вьюна, усеянного ультрамариновыми крошечными цветами, свидетелями весны и проводниками лета. Когда я был совсем маленьким, специально раскопал под снегом один стебелек – был уверен, что и зимой он цветет также, просто этого не видно нам. Цветов я в тот раз не нашел, но от одного ткача получил знатную порцию ругани. Тогда еще он понятия не имел, что перед ним будущий мастер.

Мой извилистый долгий путь вел, на самом деле, к конкретной цели. К которой попасть можно было куда проще и логичней: дойти с Марзоком до особняка, а после свернуть через широкую площадь, усаженную елями, к самому высокому зданию города. Но мне требовалось время, чтобы обдумать все, что я услышал, к тому же, эта дорога к библиотеке нравилась мне всегда куда больше той, более короткой и привычной.

Миновав еще пару переулков, несколько спусков и чуть больше подъемов, а еще деревянный мост через небольшую речушку, отделяющую район ткачей от центра города, я вышел к библиотеке со стороны огромных окон пятого зала. За стеклами, в самом зале или его башнях, сидели люди: сосредоточенные, задумчивые или мечтательные, записывали что-то или читали, бродили между витринами, где стояли теперь зелья, отливали красновато-золотыми бликами крыши макета нашего восточного порта, лежали символы трех главных районов Райледа, трех основных его искусств: алхимиков, магов пяти Нитей и ткачей. Мне жутко нравилось бывать там вечером, когда последние лучи солнца покидали его, и зал с башнями утопали в синем сумраке – тогда служащие сплетали Огонь, и усыпанное гирляндами кружевных фонариков помещение словно сливалось с высоким звездным небом за стеклянным куполом.

Пока я огибал здание, стремясь ко входу, все громче слышал бренчание байкана и смех. Здесь, на ступенях, с конца марта, когда улицы окончательно наполнялись весенним теплом, по ветреный, переменчивый ноябрь, на подступах к библиотеке всегда кто-то сидел, наигрывал простенькие мелодии, общался с заехавшими за порцией знаний членами других Домов, или читал, хоть я и не представляю, как можно сосредоточиться в подобном гвалте. Думаю, такая картина оставалась неизменной уже несколько поколений, и, возможно, когда-то на этих ступенях также сидела сама Аливи, нервно оглядываясь в сторону особняка и опасаясь увидеть там фигуру Рэго, своего отца и массе, который спешит уточнить, где прохлаждается его ученица. Я вспомнил свою первую встречу с библиотекой, вспомнил яркое осознание того, что именно несло за собой вей саат, усмехнулся и скользнул мимо толпы в прохладный, тихий зал Хэйледа. Правая арка, витая лестница в башню, запах книг, едва уловимый аромат благовоний Хэд от одежд сидящих на этажах людей, которые не обратили на меня ни капли внимания, все поглощенные изучением Воздуха или его религии, философии и истории. Легкое, почти незаметное поскрипывание половиц под ногами тех, кто направлялся к книжным шкафам, постукивание моих каблуков по металлическим ступеням, шорох страниц, приглушенный звук открывающихся медных коробочек со свитками, шипение фитилей в масляных лампах. Последняя площадка, я скользнул между стеллажами в неявный проход, оставленный для служащих и строителей, что приезжали временами подплетать узоры. Едва заметное углубление в невысокой деревянной панели на стене, за которое удобно ухватиться пальцами, – я потянул ее на себя, нырнул в открывшийся люк и плотно прикрыл за собой проход. Распрямился, огляделся с довольной улыбкой – здесь редко бывали люди, в основном раадены и дейледы, присматривающие за постройками, но они приезжали не чаще, чем раз в несколько лет. Служащие и вовсе не заходили – что им делать на куполе? Я прошел по узкой площадке над залом, не сдержался, взглянул вниз на макушки читателей, и поспешил дальше, к лестницам, ведущим к балкам и самой вершине. Когда я обнаружил это место впервые, был в сумасшедшем восторге. А после в том же восторге побывали по очереди Аликта и Анха, когда я им его показал. Еще один люк, металлический, с затертой до матовости от прикосновений ручкой. Я нырнул в него, закрыл за собой и улыбнулся.

Анха ждал меня на нашем месте: уселся по-сууледски, скрестив ноги под собой, на крошечной деревянной площадке, оперся спиной об основание одной из медных пластин купола и весь погрузился в созерцание города. Легкий ветерок слегка растрепал темные волосы, как всегда собранные на затылке, на бронзовой коже – отсветы яркого солнца, подчеркивающие высокие скулы. Глаза с тем же разрезом, что и у меня, но черные – слегка прищурены. Ноздри на широком, немного плоском носе едва заметно дернулись, когда он коротко усмехнулся, услышав мои шаги. Если бы не цвет его волос и форма носа, мы были бы ужасно похожи, на самом деле. По крайней мере, внешне, характерами мы отличались явно.

– Ты понял, о чем он? – Спросил я в первую очередь.

– Ты не представляешь, насколько отчетливо, – ехидно отозвался друг, не поворачивая ко мне головы.

– Рассказывай, – я по-хедденски, на колени, уселся рядом с ним.

Когда-то давно это казалось мне до ужаса неудобным, а ноги начинало сводить через несколько несчастных минут. Но это было в прошлом – я уже настолько привык к такому положению, что чаще всего в нем и сидел при случае.

– Катись в бездну, – весело предложил Анха.

Я смерил его мрачным взглядом и вздохнул.

– Что по поводу того, что ты примешь любое его решение, Дэйшу? – Насмешливо уточнил Анха, все также не глядя на меня. – Эти слова для тебя ничего не значат?

– Это же все относится ко мне, – я пожал плечами. – Я имею право знать.

– Неужели? – Анха покосился на меня и улыбнулся. – Тебе же уже сказали, что это решать не тебе.

– Хорошо, – я вздохнул, понимая, что ничего он него не добьюсь. – Тогда скажи мне, ты тоже думаешь, как они? Тоже считаешь, что я похож на кого-то, и это до ужаса тебе не нравится?

– Ты не он, Дэйшу. – Пожал плечами Анха. – Все видят сходство, но я очень отчетливо вижу различия. Я, в отличие от них, слишком хорошо тебя знаю.

– Рэйв меня насквозь видит, а он сомневается.

– Ненавидишь магов Разума и то, что чуют твои эмоции? – весело уточнил друг.

– Бездна, Анха, Рэйв мой учитель и мастер! – Раздраженно напомнил я. – Мне плевать, что он чует мои эмоции, меня злит, что он мне не доверяет!

– Вот поэтому я в тебе и не сомневаюсь, – насмешливо заметил он.

– Тогда расскажи. – Потребовал я.

– Уймись, – посоветовал Анха с язвительной улыбкой. – Ради Мейет.

– Почему ты вечно это добавляешь, когда начинаешь на меня злиться? – Я смерил его ироничным взглядом.

– Чтобы ты знал, что я злюсь, – он дернул плечом.

– Ладно. – Я потер пальцами лоб – привычка, давно перенятая у Марза. – Захотите – сами расскажете. Я не стану в это лезть, обещаю.

– Спасибо, – коротко улыбнулся Анха.

– Жаль, что тебя здесь завтра не будет, – я вздохнул. – Ты бы мне очень пригодился после всего, что произойдет. Когда Рэйв не уловит от меня ни капли эмоций на Назначении, уверен, он еще больше начнет сомневаться в решении Аливи и Марзока.

– С чего ты взял, что не уловит? – Анха покосился на меня.

– Меня лишили семьи почти десять лет назад, – я мрачно усмехнулся. – Я с пяти бездновых лет уже Преемник, Анха. Завтра это просто станет официально известно всем Великим Домам. Что я потеряю? Что должен почувствовать? Райлед и так единственное, что у меня есть.

– Ты любишь своих алхимиков, Дэйшу? – неожиданно спросил Анха. – Даже несмотря на то, что злишься на них, правда?